О Николае Амельковиче я слышала очень много. Как его только не называли: слуцкий Мичурин, народный селекционер, дед–садовод и даже второй Сикора. И чем больше Николай Дмитриевич противился встрече (мол, нечего показать, мало опытов, вот года через три), тем сильнее становилось желание познакомиться с селекционером из народа. Не выдержав веских аргументов, Амелькович произнес заветную фразу: «Добро пожаловать». На вопрос, что привезти из столицы, загадочно ответил: улыбку.Знаменитый садовод–самородок Иван Сикора опытную работу с плодовыми культурами начал еще в 30–е годы ХХ столетия в своем приусадебном саду в д. Малые Алашки Шарковщинского района Витебской области. Многие именитые ученые считали за честь побывать у него, хотя агрономического образования у Ивана Павловича не было. Несмотря на это, садовода активно звали работать на опытные станции за границу, особенно в Польшу. Но Иван Павлович остался верен своим Алашкам. В апреле 1941 года на базе сада Сикоры был открыт Северный опорный пункт Белорусской плодоовощной станции. А в 50–е годы создан Шарковщинский опорный пункт садоводства БелНИИПОК (ныне Института плодоводства НАН Беларуси). Используя методы и практические советы Мичурина, Иван Павлович хотел получить позднезимние сорта яблони с повышенной зимостойкостью. Только после смерти Сикоры сорт, над которым он упорно работал, был назван в его честь, выделен в элиту и включен в государственные реестры Беларуси и России.
Откуда течет Сивельга?
Деревня встретила меня цветастыми палисадниками, редкими лужицами и каким–то особенным запахом осени, настоянным на аромате яблок, копаной земли и хризантем. По улице неспешно разгуливали куры, а сидящие на скамейках старушки горевали, что некуда девать яблоки: так много их в этом году. Когда я спросила об Амельковиче, они тут же указали в сторону «шлакового» дома.
Дом, увитый клематисом и виноградом, казался зеленой шкатулочкой, на которой фиолетовыми пятнами выделялись виноградные кисти и цветы. У калитки — грецкие орехи, вдоль тропинки — опята, а у летней веранды — физалис.
Первое, что увидела, войдя во двор, — добрые голубые глаза и улыбку. Я немного припоздала (идти надо было почти 8 км), а Николай Дмитриевич все ждал, стоя под грушей. И тут же после приветствия спросил: откуда течет Сивельга? Мне ничего не оставалось, как в растерянности пожать плечами.
Секреты селекции
С мыслями о яблонях он встает и с думами о них засыпает. У родителей Николая Дмитриевича на подворье не было ни деревца, а сегодня во владении Амельковича — 45 соток. Но и этой площади, оказывается, мало: негде развернуться. За понравившимся сортом может поехать куда угодно: в Киев, в Мичуринск. Я уж не говорю о Беларуси. Здесь он знает всех садоводов — и профессионалов, и любителей.
Своим учителем считает Мичурина. Его книга «Секреты селекции» (1962 года издания) зачитана до дыр. Но, как признается Николай Дмитриевич, толковее и лучше пособия, чем эта небольшая (48 страниц) брошюрка, не встречал.
А начинался сад Амельковича с одной–единственной выросшей из семян лет 50 назад яблоньки, плоды которой по желтому цвету и легкой кислинке напоминают антоновку. Не устает Николай Дмитриевич восхищаться этим безымянным сортом: урожай каждый год, яблоки никогда не бывают «паршивыми», да к тому же еще очень вкусные и лежкие. К этому дереву у Амельковича особое отношение, ведь оно — своеобразный донор для всего сада. Именно его побеги селекционер старательно скрещивает со всеми привозными новинками.
Руками не трогать!
Более двух часов мы гуляли по саду. От яблоньки к груше, кизилу, абрикосам, облепихе, крыжовнику, черешне и опять к яблоням. Это действительно была экскурсия. Даже о том, что экспонаты (то есть яблоки), как в музее, нельзя трогать руками, Николай Дмитриевич предупредил сразу: они этого не любят!
Амелькович не может даже приблизительно сказать, ни сколько яблонь в его саду, ни сколько сортов. Почти каждое дерево привито. Одни яблони уже плодоносят, и ветки, усыпанные разноцветными плодами (каждая — своего цвета) гнутся под тяжестью урожая. Другие стоят, как новогодние елки, украшенные бирками, пометками и ленточками. Все это — знаки прививок. Николай Дмитриевич ведет наблюдения за новыми сортами, изучает их зимостойкость, устойчивость к болезням и вредителям, урожайность, вкус. Какие–то результаты записывает в журнал, но большей частью держит в голове. И если изучаемый сорт по каким–то параметрам не подходит, Амелькович его безжалостно выбраковывает.
Пересаживать или обрубать?
Бытует мнение, что чем чаще пересаживаешь яблони, тем лучше они растут и плодоносят. Это потому, что на месте обрубленных корешков отрастают новые, молодые и сильные. Слышал об этом и Николай Дмитриевич. Чтобы самому удостовериться в правильности данного утверждения, Амелькович проводил свои опыты: специально обрезал корни толщиной 0,7 — 1,0 см и затем следил, как идет прирост молодых всасывающих корешков. По его наблюдениям, на месте одного обрубленного вырастает от 8 до 12 новых. Такой прием улучшения «подпитки» садовод считает очень ценным. Но где набраться сил каждый год рыть огромные ямы для пересадки? Хотя, вспоминает, собрав соседей, пересаживал и большие яблони: хотелось сохранить и оздоровить ценные сорта. Николай Дмитриевич нашел свое решение: вместо пересадки — обрубание. Вокруг дерева проводит круг диаметром 2/3 кроны, делит его на шесть частей и на глубине 60 — 70 см обрубает корешки. Но не по всему кругу, а через сектор. Через пару лет точно такую же процедуру проводит у оставшихся трех частей.
Занимательные опыты
Много лет назад в трудах Мичурина Амелькович встретил высказывание о том, что груша, привитая на иргу, аронию или рябину, чувствует себя так же, как на карликовом подвое: хорошо приживается и быстро начинает плодоносить. С грушей Николай Дмитриевич экспериментировал много. Прививал даже на яблоню. Но, к сожалению, плодов не получил, хотя все подвои и прижились.
Удачным оказался эксперимент по соединению груши и рябины. Через 2 года на большинстве привитых черенков появился урожай. «Рябиновые» груши ничем не отличались от обычных, даже были чуточку больше. Но через некоторое время все прививки погибли: несовместимыми оказались подвой и привой. Не смогли договориться, разводит руками садовод, как два злых человека, не желающих уступать друг другу при встрече. Так же бывает и в природе: несовместимость клеток привоя и подвоя толкает их к «драке» и ведет к гибели. К тому же хрупкая рябинка не выдерживает тяжести груш и просто ломается. Ситуацию можно исправить, если к одной груше подвести 2 — 3 рябины. Образовавшаяся многоножка будет устойчивой. Этот опыт — в планах селекционера.
А пока Николай Дмитриевич проводит эксперимент по трехступенчатой прививке: боярышник — айва — груша. Айва уже прижилась хорошо. Теперь надо найти совместимый с ней сорт груши.
Амелькович занимается садом более 50 лет. Кажется, уже все изучено. Но вы бы видели, как загораются глаза Николая Дмитриевича, когда говорит о новых разработках. Разве дашь ему 68 лет?
Жаль только, рассуждает вслух селекционер, некому передать опыт и сад. Так сложилось, что своей семьи нет. Нет ни родных, ни чужих, кто хотел бы получить из рук селекционера поистине бесценный подарок: не просто огромный сад, а своего рода сад–питомник, сад–лабораторию. Есть кому работать, как шутит садовод, да некому командовать.
Стоя на остановке, мы говорили о Сивельге, которая начинается на участке Амельковича. Кто знает, может быть, именно из его сада в скором времени выйдет и новый сорт, названный в честь небольшой речушки.
Фото автора.
