– Я почти два года работаю в рамках государственного социального заказа консультантом при кабинете инфекциониста, – рассказывает Анна Анатольевна. – Наше государство нанимает специалистов, которые оказывают ВИЧ-инфицированным необходимую поддержку и помогают им сохранять приверженность к лечению. Для многих пациентов, вынужденных принять этот диагноз, наличие такой бесплатной дополнительной услуги очень важно. Почти так же важно, как наличие предоставляемых государством бесплатных лекарств.
Анна Ткачёва не случайный человек в рядах борцов со СПИДом.
– Мой бывший муж – он жив, не переживайте! – первый человек с ВИЧ-статусом у нас в Беларуси, который открыл свое лицо, – продолжает она свой рассказ. – Мы были первой открытой дискордантной парой, где один с плюсом, а второй с минусом. Поэтому я знаю жизнь по обе стороны баррикад. Я прожила в браке пять лет, и до сих пор я ВИЧ-отрицательная.
Анна Анатольевна по дополнительному образованию социальный педагог, обладатель профильного сертификата по инфекционным болезням. Девять лет она входила в страновой координационный комитет по взаимодействию с глобальным фондом для борьбы с ВИЧ-СПИДом, туберкулезом и малярией в Республике Беларусь, представляя сообщество физлиц, затронутых туберкулезом. С 2018 года входила в рабочую группу по анализу правовой среды по ВИЧ-инфекции, в том числе Кодекса о браке и семье.
– Я плотно занимаюсь этими проблемами уже 12 лет и хочу сказать, что в последние годы у нас очень многое изменилось в лучшую сторону. Люди с ВИЧ-инфекцией первой –второй стадии могут быть и приемными родителями, и усыновителями, и опекунами. То, к чему мы шли почти десять лет. Если взять право на труд, я считаю очень большой заслугой, что у нас в медицинских документах для допуска к труду не ставится, есть у человека статус или нет, и это снимает очень многие ограничения. Человек может поступать почти в любой вуз, кроме военизированных образовательных учреждений, и работать учителем, врачом, медсестрой, если только это не связано напрямую с хирургическими операциями. У нас законодательно охраняется врачебная тайна, за разглашение личных данных можно привлечь к суду.
Этот последний вопрос особенно важен и для самих больных, и для их семей, ведь в 1980–1990-х годах ВИЧ-инфицированные нередко подвергались стигматизации, а то и травле.
– Меня часто спрашивают, кто в образовательных учреждениях имеет право знать о ВИЧ-положительном статусе ребенка, – говорит Анна Анатольевна. – Отвечаю: только медицинский работник! Даже руководитель учреждения не имеет права знать, потому что ни через бытовые контакты, ни через ссадины, ни через укусы ВИЧ-инфекция не передается.
Благодаря успехам медицины, многие проблемы сейчас решаются.
– Если человек привержен к лечению, есть такой термин «неопределяемая вирусная нагрузка», когда концентрация вируса в крови настолько ничтожно мала, что люди могут вести даже незащищенную интимную жизнь и быть абсолютно безопасными для своего партнера, – рассказывает Анна Анатольевна.
Но это в том случае, если ситуация полностью под контролем. Если же ВИЧ-отрицательный человек подозревает, что мог стать жертвой случайности, злого умысла или ошибки, в первые 72 часа можно обратиться к инфекционисту, пропить курс лекарств и оставаться здоровым. Это называется постконтактной профилактикой.
Точно так же решают вопрос с зачатием и оберегают от заражения новорожденных детей. Если раньше до 40% младенцев заражались от больной матери во время беременности и родов, то сейчас этот процент ничтожен.
– Иногда ребенка наблюдают до трех лет, потому что есть мамы, которые, несмотря на запрет, пытаются покормить грудью, – поясняет Анна Анатольевна. – Если на этой стадии ВИЧ-инфекция у ребенка не выявлена, он снимается с учета и дальше живет нормальной жизнью.
Впрочем, это не означает, что ситуация с ВИЧ настолько благополучна. Но связано это не столько с медициной, сколько с нашим собственным поведением.
– Если сравнить Мозырь, где население 111 тысяч человек, и Калинковичи с населением почти в три раза меньше, то количество зараженных окажется практически одинаковым. Все дело в том, что Калинковичи – транзитный город, где очень много народу выезжает за пределы Беларуси работать. Когда люди месяцами оторваны от семьи, ситуации бывают разные.
Еще один удивительный факт – возраст инфицированных.
– Очень шагнул возрастной ценз. Из моего опыта, у нас в основном выявляются те, кому за 35, а то и за 40. Возрастная планка – те, кому за 70, а то и за 80. Самой взрослой моей клиентке, которой впервые выставили статус, 68 лет. Ни она, ни муж не знали, что муж давно болеет. Для нее это был стресс. Она боялась взять внуков на руки, и работала я с ней почти год, но сейчас там все благополучно.
Спрашиваю, отчего так получается.
– У нас занятия по профилактике ВИЧ-инфекции, согласно образовательным программам, начинаются с третьего класса. В школах есть единый день информирования, раз в месяц, поэтому молодежь в этом плане более продвинутая. А старшие рассуждают примерно так: «Ай, мы на трассе не стояли, на наркотиках не сидели, мы тут все образцово-показательные и своим партнерам доверяем!» Стереотип социального благополучия – каждый считает себя уникальным и свято убежден, что с ним и с его семьей ничего такого случиться не может. Отсюда и поздняя выявляемость, потому что у нас обследование на ВИЧ было всегда добровольным, если только не в рамках уголовных дел.
Кстати, Анна Анатольевна указывает на еще один законодательный прорыв:
– То, что у нас начали привлекать за заражение или постановку под угрозу, потому что когда-то люди стеснялись указывать на тех, кто их этой нехорошей проблемой наградил. Привлечение к ответственности помогло немножко снизить темпы эпидемии, потому что безнаказанность рождала вседозволенность.
Но, по словам Анны Анатольевны, тут есть важный момент. Если предполагаемая жертва заражения придет в кабинет инфекциониста и сделает отметку в медицинской карте своего ВИЧ-положительного партнера, что уведомлен (или чаще – уведомлена) о его ВИЧ-статусе, никого судить не будут. Так что можно спасти любимого человека… а можно и не спасать.
– Вообще же самый лучший способ профилактики – это верность, – говорит Анна Анатольевна Ткачёва, и в этом с ней нельзя не согласиться.
Фото из личного архива
