Я в великие пойду, пусть меня научат!

Можно ли чему–то научить в искусстве? И кто воспитатели талантов — альтруисты? Эксплуататоры? Вариантов много...
Можно ли чему–то научить в искусстве? И кто воспитатели талантов — альтруисты? Эксплуататоры? Вариантов много. «Педагогическая дискуссия» разгорелась не случайно, ибо за одним столом собрались Светлана Стаценко, художественный руководитель Национального центра музыкального искусства имени В.Г.Мулявина (она же — мама Ксении Ситник и наставник Андрея Кунца, покоривших «Евровидение»), Анна Кислицына, литературный критик, давший не один мастер–класс юным талантам, и я, обозреватель–писатель Людмила Рублевская, по совместительству — руководитель молодежного клуба «Лiтаратурнае прадмесце». Попивая свежевыжатый сок, кофе и чай (даже в этом наши вкусы разошлись), мы, как и надлежит творческим дамам, мило обменивались колкостями.

Людмила Рублевская: Когда талант воспитывается вместе с другими — в литературном объединении, художественной или эстрадной студии, есть опасность, что он станет копировать других. И, даже вырастая, не достигнет, чего мог бы. У Светланы все поют, как Ксюша, у Анны все поэты — постмодернисты...

Светлана Стаценко: Я бы не сказала, что дети моего центра очень похожи. У каждого свой репертуар, своя тембральная окраска.

Анна Кислицына: Мы учимся не таланту, а стилю, манере, языку искусства. Дать талант, если его не дала природа, невозможно. Но учитель должен объяснить ученику, что талант — это на 90 процентов трудолюбие.

Светлана Стаценко: А мы, помимо того, чтобы поставить ученику вокал, должны организовать качественную фонограмму, аранжировку, бэк–вокал... Приходится искать спонсоров. Вы идете в редакции, я тоже иду по инстанциям... И мне говорят: это детские песни, это неформат. Нужно, чтобы это нравилось бизнесмену, который включил радио в машине.

Людмила Рублевская: Мне кажется, в вашем случае задача — не только организовать бэк–вокал, но и научить выживать в зверином мире шоу–бизнеса.

Светлана Стаценко: Да, выживать в этом мире сложно. В литературе, мне кажется, полегче.

Людмила Рублевская: Там денег меньше крутится, но нравы, пожалуй, суровее. Потому что уже круг.

Анна Кислицына: Если учесть, что у нас по пальцам одной руки можно пересчитать литературные журналы, то ситуация выглядит плачевной. Некоторым кажется, что их не печатают оттого, что они пишут на русском языке или на белорусском... А на самом деле — ну сколько авторов может напечатать один журнал? А у нас каждый год в нашем литературном конкурсе — двадцать талантливых финалистов. Рекомендую не ждать, что кто–то даст им место под солнцем, а создавать его самим. Искать спонсора для нового журнала, первой книги.

Людмила Рублевская: Вы что, воспитываете прагматиков? Которые думают о том, как бы побольше взять, а не больше отдать?

Светлана Стаценко: А как иначе выжить?

Анна Кислицына: Прагматики — они и есть самые талантливые.

Людмила Рублевская: Вот как? А я всегда считала иначе.

Анна Кислицына: Если у тебя есть силы подняться над ситуацией и издать себе книгу — возможно, у тебя есть призвание...

Людмила Рублевская: Призвание к чему? К творчеству или к завоеванию места под солнцем?

Анна Кислицына: Талант не должен быть обузой для родных и близких, для общества. Он должен обеспечивать себя сам.

Людмила Рублевская: Молодой человек, который занят тем, чтобы пробивать свою книжку и ступать по головам, мне неинтересен.

Светлана Стаценко: А где выход? Значит, он должен найти человека, который будет идти и пробивать его книжку. Иначе что? Она будет лежать в письменном столе?

Анна Кислицына: Талант и амбиции — это всегда рядом.

Людмила Рублевская: А я не хочу у кого–то воспитывать амбиции. Я считаю: вообще безнравственно, особенно в детском возрасте, прививать вкус к славе. Это значит воспитывать несчастного человека, которому всегда будет всего мало — книжек, премий, знаков уважения.

Анна Кислицына: Если творческие люди не будут сражаться за первенство, за максимальное количество читателей–слушателей, какой смысл тогда в творчестве? Если тебя не читают миллионы, а читают три человека и ты этим доволен, зачем вообще в чем–то участвовать?

Людмила Рублевская: Если бы все так думали, история искусства, лишенная непризнанных при жизни гениев, скукожилась бы до неузнаваемой малости. Творили же для чего–то Рэмбо, Ван Гог, Сигизмунд Кржижановский, Сильвия Платт, Эмили Дикинсон. В конце концов, поэты, писавшие на белорусском языке, когда не только не было на нем изданий, но и существование самого языка не признавалось. Если брать за критерий популярность, то гениями нашего времени будут Дэн Браун, Оксана Робски и Бритни Спирс.

Анна Кислицына: Ты считаешь, что искусства для отдыха быть не должно?

Людмила Рублевская: Я говорю, что оно не должно заменять все. Есть круг, который делает высокое искусство. И вот его нужно охранять, воспитывать для него преемников. Иначе он если не исчезнет, то сузится так, что перестанет на что–то влиять.

Анна Кислицына: А мне кажется, этот круг не влияет ни на что. Лучше прочитать в попсовой литературе одну ценную мысль, чем мучиться над книгой, автор которой рефлексирует исключительно над собой. Даже определение появилось для такой литературы — «интеллектуальная мастурбация»...

Светлана Стаценко: Если у меня в квартире тепло, если я знаю, что могу сесть в машину и быстренько приехать в кафе «Ньюс» пообщаться с вами, мне лучше сочиняется. А если у меня болит зуб, а денег пойти к частному врачу и поставить нормальную пломбу нет — я ничего не придумаю.

Анна Кислицына: Более того, философия и литература в античности оформились тогда, когда у философов и поэтов появились рабы.

Людмила Рублевская: Про раба Эзопа и рядового пехотинца Сократа вспоминать не будем, да? Согласна, таланту нужны и материальный комфорт, и миллионы покоренных умов... А если это совсем юный талант? Вот ваша дочь, Светлана, Ксения Ситник, ребенком пережила столь крупный успех, что, возможно, в ее жизни большего — и даже такого же — не случится. Некоторые в связи с этим вспоминают самую известную историю о вундеркинде — поэтессе Нике Турбиной, которую Евгений Евтушенко возил по международным фестивалям. Книги, премии... А когда она повзрослела, то перестала быть интересной публике, — и сломалась, погибла. Вы подстраховались от подобных последствий?

Светлана Стаценко: Я не занимаюсь «раскруткой» Ксении. Я просто поддерживаю ее в том, чем ей нравится заниматься. Кроме вокала, ее увлекает хореография. Дома — стопки альбомов для рисования, изрисованных моделями костюмов. Ксении нравится режиссура. Придумывает сериалы — вроде популярного сегодня «Не родись красивой». То есть, как только Ксюша скажет: «Не хочу петь», — никто ее заставлять не будет.

Людмила Рублевская: Но отрава–то славой уже состоялась...

Анна Кислицына: Но и утомленность славой, наверное, есть?

Светлана Стаценко: Конечно. Ксюша немного устала. Когда ей было 6 лет, просила: «Ой, можно я спою две песенки вместо одной?» Сейчас, если ее просят исполнить три песни, она говорит: «Мама, можно я спою две?» И Ксения реально понимает, что если ее мама возьмет абсолютно любого ребенка — она сделает из него звезду.

Людмила Рублевская: Вот это любопытно. Вы действительно можете взять любого ребенка и сделать из него звезду?

Светлана Стаценко: Да, если он из семи нот хотя бы в две попадает. Просто на каждого ребенка нужно потратить свое количество времени. Я уже доказывала это, и неоднократно.

Людмила Рублевская: А где же тогда талант? Получается — это талант учителя, а не ребенка?

Светлана Стаценко: Задатки есть у всех, и если их рано развивать, результат будет. В студии в Мозыре у меня было десять учеников... И все были равны. И Ксения, и Андрей Кунец... Кстати, вот вам кто из них больше нравится?

Людмила Рублевская: Трудно сказать...

Светлана Стаценко: И я рада этому. У них действительно одинаковая манера. Я не могу преподать им другую, не могу научить их петь, как Уитни Хьюстон или Тина Тернер, потому что сама не умею так петь. Они так же машут руками, как я, так же поднимают брови... Просто потому, что все время это видят, — я же не заставляю их это делать. Но при этом они очень разные.

Людмила Рублевская: Анна, а в кругу начинающих постмодернистов тоже одинаково «поднимают брови»? Мне приходится встречаться с поэтами, у которых есть стихи «а–ля Бум–Бам–Лит» и есть другие, в их манере, оригинальные.

Анна Кислицына: Как–то два молодых автора стали жаловаться друг на друга, что один у другого украл образ — рыбьи глаза, глядящие из консервной банки... На самом же деле просто оба живут в одном мире, читают одни и те же книги, видят одни и те же жестянки.

Людмила Рублевская: Может быть, проблема в том, что мало таких мест, куда можно приходить учиться? И в литературе, и на эстраде?

Анна Кислицына: Огонь в глазах наставника зачастую играет большую роль, чем уровень знаний. Таких людей мало. Сейчас все сами за себя, куда там взваливать ответственность за чужие души. Но в индуизме считается, что наставник, который свои знания не передал достойному ученику, превращается при реинкарнации в быка. Наказание за кражу или убийство — меньше.

Людмила Рублевская: А как вам определение, что учитель должен умереть в ученике?

Светлана Стаценко: Меня часто спрашивают о моей карьере певицы. Что ж, я пою достаточно неплохо. Выступала за границей. А когда вернулась сюда лет десять назад, было тяжело. За 50 долларов нужно было отпеть по полной программе. И вот пою я на каком–то фуршете в Мозыре. «Для тебя в жару дождем прольюсь... Звездой зажгусь...» А люди уже «дозу» приняли, перестали даже изображать интерес. Сидит мужчина передо мной и кусает отбивную... Я пою — а он мясо зубами тягает. Я закончила песню и сказала себе: все, Светлана, хватит. Надо себя уважать. И я выбрала для себя путь: буду учить детей. И никогда в жизни не позволю, чтобы они пели там, где мясо на вилках.

Людмила Рублевская: В таком случае не есть ли наставничество в искусстве сублимацией для учителя? Не реализовался сам — реализуется в учениках?

Светлана Стаценко: Что ж, может быть, и так.

Людмила Рублевская: Мы с вами говорим об особом круге детей, творческих. А ведь дети в массе своей не то что стихи писать — они не читают. Удивляются, что к ним приехал живой писатель, потому что убеждены, что все белорусские писатели или умерли, или совсем старые. А ведь одаренному ребенку нужно выживать в этой среде...

Светлана Стаценко: В своем коллективе я слежу, чтобы не было зависти. А в минской школе к Ксении отношение ровесников сложное. С одной стороны, она приехала из Мозыря, провинциалка. С другой — она звезда. Хорошо одевается, ведет программы на ТВ. К тому же у нее привычка, скажем, поправлять у других неправильное произношение слов. Конечно, и завидуют, и ненавидят. Но я больше чем уверена — Ксения, если что, сможет дать сдачи.

Анна Кислицына: Все равно нельзя устраивать гетто для талантов. Мир жесток, и все должны с детства научиться в нем выживать. В литературе педагогов быть не может. Правда, теперь появилась мода. Говорят: «Михась Стрельцов был моим наставником... Василь Быков...» Потом выясняется, что они и не встречались. Вот от эстрадных певцов, в отличие от пианистов, я не слышала, чтобы они говорили о своих наставниках.

Светлана Стаценко: То есть вывод: у нас просто нет эстрадной школы.

Людмила Рублевская: Что ж, вряд ли что–то изменится после нашего разговора, но, может быть, хотя бы спонсоры у центра Мулявина появятся?

Таланты появятся, разумеется, и без нас.

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter