Известный композитор рассказывает о новых песнях, Алле Пугачевой и своем решении выступать до 90 лет
маэстро Раймонд Паулс отметил в этом году свое 75-летие и удостоился именной звезды на «Площади звезд» у знаменитого концертного зала «Дзинтари» в Юрмале. В рамках недавнего фестиваля «Новая волна» композитор провел юбилейный вечер. Прозвучал цикл песен, написанных на стихи Евгения Евтушенко.
— Вы о чем-то договаривались с Евтушенко перед тем, как приступили к работе?
— Ни о чем мы не договаривались. Я случайно наткнулся в своих архивах на несколько песен — «Дай Бог» и еще парочку, написанных на стихи Евтушенко еще в 1980-х. Тогда они прошли малозаметно, я переключился на сочинение совершенно другой музыки. А сейчас вернулся к тем композициям, почитал стихи Евтушенко, увлекся и подумал, что из такого материала можно сделать что-то свое. Тем более что уровень поэзии на сегодняшней эстраде слишком низкий.
В итоге набралась дюжина песен. Евтушенко я показал уже готовый цикл. Он явно не ожидал такого поворота и в каком-то смысле обрел третью молодость. Сейчас эти песни уже звучат в спектакле одного петербургского театра. А на «Новой волне», мне показалось, они немножко отличались от репертуара, который мы здесь в основном слышим.
— Когда заканчивается «Новая волна», вы легко перестраиваетесь на свой привычный график жизни?
— Моментально. Я опять становлюсь хозяином самому себе и делаю что хочу. В последнее время играю довольно много, плюс имею немало заказов от театров. В общем, люблю сидеть за инструментом, это для меня лучше всего.
— В Россию выезжаете с концертами?
— Иногда, довольно редко. Я не люблю эти поездки.
— Вы по-прежнему комфортно ощущаете себя на Белом озере, где находится ваш загородный дом?
— Да. Это мое место. Я сам его создал — своими руками и финансами. Там моя родина. Я не стремлюсь ни во Францию, ни в Америку. Не потому, что эти страны меня не интересуют. Профессионально мне там нечего делать.
— Вы видели, как сейчас выглядит место, где находился ваш сгоревший юрмальский дом?
— Даже не смотрел. Мне это неинтересно. Он сгорел довольно странно, и вспоминать о том случае не хочется. Я не был полноценным хозяином — дом достался мне в советское время как официальная дача. Я Юрмалу вообще не люблю. Здесь уже другой стиль жизни, наверное, для тех, кто помоложе. Мой круг друзей стремится к озерам и там создает какое-то хозяйство.
— А то, что в Юрмалу сейчас активно привлекают покупателей недвижимости из России, вам нравится?
— Почему нет? Это нормально. Нам, латышам, трудно экономически вытянуть страну. Никаких природных богатств у нас нет. Лес и море.
— У вас по-прежнему нет собственного бизнеса?
— У меня нет предпринимательского таланта.
— А использовать ваше имя на коммерческой основе вам не предлагают?
— Иногда такое происходит, мое имя используют в рекламных целях, но сам я никаких дел не веду. Хотя мог бы, честно говоря, на одной своей музыке заработать, если бы умело торговался за гонорары. Но, по большому счету, я всегда дарил свои произведения налево-направо. Имел довольно скромные авторские — и все.
— Сейчас ваши шлягеры активно исполняются в России. Авторские отчисления могут увеличиться?
— Что-то я из России получаю, но проверить, насколько эти суммы соответствуют истине, практически невозможно. Мне по сей день из Японии приходят авторские за «Миллион алых роз». Но все это мелочи. Нужно было раньше нанимать агентов, менеджеров, работать с юристами, которые вели бы мои дела. Мне вчера, например, показали записи музыканта, который где-то в Штатах нашел мои старые песни и сделал на них классные кантри-аранжировки. Слова там, конечно, другие. Но все равно приятно, хотя денег мне опять-таки не приносит.
— Есть сейчас музыкант, с которым бы вам очень хотелось сыграть вместе?
— Я всегда мечтал играть с профессиональными американскими барабанщиками и контрабасистами. Мой идол — Оскар Питерсон и его контрабасист Нильс Хеннинг Эрстед-Педерсен, который, впрочем, был датчанином. Таких инструменталистов у нас не встретишь.
— А в два рояля с Чиком Кориа сыграли бы?
— Я сейчас не в той форме, чтобы выступать с таким асом. Это другой уровень понимания музыки. Недавно, например, послушал великолепный диск джазового оркестра Линкольн-центра и тоже понял: это запредельно.
— Жалеете, что не удалось реализовать в центре Риги проект вашего «Вернисажа», по сути, музыкального театра Раймонда Паулса?
— Конечно, жаль. Но люди, которые тогда выступали как мои партнеры, использовали мою фамилию, решая свои задачи. Когда же потребовалось вкладывать средства в развитие театра, они решили просто продать привлекательное здание в центре Риги, где он должен был располагаться.
— Вернуться к этому замыслу не хотите?
— Я утратил интерес к такой деятельности. Обращаться к бизнесменам не хочу. Благо я достиг собственными силами определенной независимости, и это меня вполне устраивает.
— Это относится и к вашей политической позиции? Вы сторонник действующей в Латвии власти или находитесь в оппозиции?
— По-разному бывает. Но в целом я критически воспринимаю нынешнее положение вещей. У нас масса проблем, которые не решаются из-за каких-то глупых политических соображений.
— В России есть целый ряд деятелей культуры, пытающихся претендовать на роль духовных отцов нации. Вы не стремитесь занять подобное положение в Латвии?
— У меня таких амбиций нет. Я иногда публично высказываюсь по каким-то важным общественным вопросам, но все-таки лучше всего чувствую себя на сцене, за роялем. В этой стихии я король. Сам для себя. Больше переживаю, когда слушаю неудачно поющих исполнителей. С высоты своей практики и интуиции хочу посоветовать не торопиться на сцену. Ее нужно чувствовать.
— На завершившейся «Новой волне» вы с Аллой Пугачевой почти не общались, ссылаясь на то, что она «постоянно с Галкиным». Но если бы обстоятельства позволили, о чем бы вы поговорили с бывшей «своей» певицей?
— Мы просто хорошие приятели. Никаких проблем или нерешенных вопросов между нами нет. Каждый живет отдельной жизнью, и то, что мы когда-то совместно делали, — давно в прошлом. Ее сегодняшние решения и поступки я не комментирую и не вмешиваюсь в них. Не имею права.
— Вы, по примеру Аллы Борисовны, не определили себе тот срок, когда расстанетесь со сценой?
— Вообще-то, надо так сделать. Вовремя уйти для артиста очень важно. Не стоит дожидаться, когда тебя начнут забрасывать помидорами. Но уйти, конечно, трудно. Хотя мне как инструменталисту держаться проще, чем вокалистам. Я обойдусь без пластических операций и прочих искусственных приемов. Есть немало знаменитых западных музыкантов, выступавших и до 80, и до 90 лет. Я беру пример с них. Хотя порой смотрю на себя по телевизору, особенно во время трансляций «Новой волны», и подумываю: не пора ли смываться?
— Паулса сегодня можно пригласить сыграть на частной вечеринке?
— Иногда играю. Например, в Ригу недавно приезжала бизнес-делегация из России, и, конечно, они просили, чтобы я перед ними выступил. Я согласился, причем за очень скромные деньги. По московским понятиям вообще даром. Но я сыграл, поскольку среди них были люди, планирующие открыть бизнес в Латвии, и я понимал, что это для нас полезно.
