Журналист «СБ» принял участие в оперативном эксперименте«Мы — родители молодых людей, ставших жертвами оперативных экспериментов. Суть этих провокационных действий в том, что человека умышленно и методично толкают на совершение преступления, а затем это преступление с успехом раскрывается теми же сотрудниками милиции. Из этого можно сделать вывод, что оперативный эксперимент — узаконенная провокация...»
Это письмо, пришедшее в газету из Витебска, — одно из тех обращений, которые заставили главного редактора «СБ» поднять тему оперативных экспериментов на встрече с министром внутренних дел. Владимир Наумов отреагировал так:
— Я не буду пытаться на словах убедить читателей, что при оперативном эксперименте обеспечены серьезные гарантии законности. Давайте условимся так: ваш журналист примет участие в этом мероприятии и расскажет, как оно выглядит на самом деле. Взглянет, так сказать, изнутри — и сделает вывод, можно ли устроить оперативный эксперимент против невинного человека и есть ли другой способ поймать за руку настоящего наркоторговца.
Министр свое слово сдержал. Вскоре мне действительно позвонили из управления по наркоконтролю и противодействию торговле людьми:
— Приезжайте. Возможно, — голос моего собеседника звучал неуверенно, — сегодня удастся провести оперативный эксперимент...
Не пойман — не вор
Из Закона «Об оперативно-розыскной деятельности»:
«Оперативный эксперимент — искусственное создание обстановки, максимально приближенной к реальности, с целью вызвать определенное событие либо воспроизведение события или проведение определенных опытов в полностью управляемых условиях и под контролем органа, осуществляющего оперативно–розыскную деятельность, с вовлечением лица, в отношении которого имеются данные о противоправной деятельности, без уведомления его об участии в оперативном эксперименте в целях подтверждения совершения данным лицом противоправных действий, а также предупреждения, выявления, пресечения и раскрытия тяжкого преступления или преступления, могущего принести вред национальной безопасности».
Толкуя весьма тяжеловесное определение из закона, некоторые юристы выражаются понятнее: оперативный эксперимент — комплекс действий оперативного подразделения по созданию лицу, обоснованно заподозренному в подготовке или совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, условий, при которых это лицо имеет выбор преступного или непреступного поведения. Но если толкование термина можно сократить, то сам порядок проведения этого оперативного действия обставлен такой массой различных условий и требований, что ни о какой простоте говорить не приходится. Думаю, если бы настоящая работа оперативников отражалась в милицейских сериалах, то их бы никто не смотрел, поскольку 9 из 10 серий об одном уголовном деле были бы посвящены довольно скучным, но обязательным процедурным вопросам и одинаковым процессуальным ритуалам, отнюдь не гарантирующим успех запланированной операции... Именно последним обстоятельством, как оказалось, и была вызвана некоторая неуверенность моего телефонного собеседника. Но, добавил он, если все пройдет по плану, то корреспондент станет свидетелем наиболее характерного варианта оперативного эксперимента — того самого, вокруг которого в обществе возникают различные кривотолки...
— Понимаете, оперативный эксперимент, — берется за расшифровку тонкостей Виталий Павленко, начальник отдела по наркоконтролю Московского РУВД, — это лишь завершающая фаза разоблачения преступника, в отношении которого имеются неопровержимые сведения, что он систематически торгует наркотиками. Для того чтобы перейти к этой фазе, во времени и месте должно сойтись множество факторов. Сегодня случилось так, что вроде бы имеются все предпосылки для эксперимента, однако сам он может не состояться. Позже поймете, почему.
Виталий кладет передо мной лист бумаги:
— Вы пока ознакомьтесь с одной из таких «предпосылок», а я с другой побеседую, — и он направляется к своему столу, у которого сидит худощавый молодой человек.
Передо мной заявление матери Владимира С. о том, будто ее сын не раз получал от своего бывшего сослуживца Евгения Н. предложение купить наркотики. Позже узнаю, что именно этот рукописный документ заставил милицию пристальнее присмотреться к неафишируемой деятельности скромного грузчика Н. Скрупулезный сбор информации подтвердил, что минчанин Евгений Н. — наркодилер широкого профиля: выяснилось, что в одном случае он предложил сверстнику амфетамин, в другом — продал знакомому «экстази», а в третьем, четвертом и пятом — благополучно сбыл марихуану... Причем ни один из этих эпизодов не может стать поводом для обвинения в суде, ведь не пойман — не вор. Над утверждениями наркоманов, покупавших у него «траву» и таблетки, Евгений наверняка посмеется: дескать, асоциальные типы оговаривают добропорядочного гражданина...
Из беседы с полковником Олегом Пекарским, начальником управления по наркоконтролю и противодействию торговле людьми МВД:
«Острие оперативного эксперимента направлено исключительно против сбытчиков наркотиков, поэтому мы не осуществляем оперативно–розыскные мероприятия в отношении рядовых наркоманов. Во–первых, это запрещено, наркоман — всего лишь больной человек, но еще не преступник. Во–вторых, это бессмысленно — в этом случае весь комплекс оперативных мероприятий, в котором задействовано немало людей и средств, вряд ли даст желаемый эффект по перекрытию наркоканала. Работа начинается лишь в том случае, когда регулярные сведения о противоправной деятельности конкретного лица подтверждают, что мы действительно имеем дело с активным сбытчиком наркотиков».
«В нашем случае все железно»
Краем уха прислушиваюсь к разговору Павленко с худощавым парнем. Тот тихо мямлит:
— А это, как вы говорите... изобличение... может повлиять на мой приговор?
— Ваше участие отразится в материалах дела, — обещает Павленко. — На юридическом языке это называется «активное способствование раскрытию тяжкого преступления». В таких случаях мы составляем письменное ходатайство в суд, что вы помогли вывести на чистую воду серьезного преступника... Суд изучает представленные нами материалы и выносит решение.
— На сколько реально могут скостить? — тон молодого человека становится деловым.
— Я за судью решать не берусь, но по опыту подобных дел знаю — может быть назначено минимальное наказание, предусмотренное по вашей статье. Или не связанное с лишением свободы.
— Ладно, — кивает парень. И как бы про себя добавляет: — Вообще–то этот Женечка мне всегда не нравился. Жмот (в реальности было употреблено более крепкое словечко. — Р.Р.) он редкостный...
Павленко предлагает мне выйти с ним в коридор, где объясняет происходящее:
— Заявление, которое вы прочли, — только отправная точка для нашей работы. Бывает, потребуются месяцы, пока информация о тайном наркодилере достигнет критической массы — то есть картина его преступлений станет очевидной не только для нас, оперативников, но и для тех, от кого зависит разрешение на проведение операции по поимке наркоторговца. Впрочем, одного лишь разрешения недостаточно — нужен и человек, который согласится изобличить сбытчика... Человек, которому дилер без опаски продал бы наркотики. Как раз с таким человеком я сейчас разговаривал...
Выясняется, что парень был задержан предыдущим вечером за приобретение небольшой порции марихуаны. Как всегда бывает в таких случаях, ему предложили оказать содействие в изобличении поставщика — того самого Евгения Н. Задержанный удивительно охотно откликнулся на предложение облегчить свою вину. Хотя чего удивляться, все же есть разница: за колючей проволокой или на свободе отбывать наказание...
Следующие часы оказались заполнены бумажной рутиной, без которой и вся собранная информация, и согласие потенциального закупщика не имели бы смысла. Павленко и его сотрудники составляют план оперативного эксперимента. Этот документ вместе с пакетом всей информации о наркоторговце поступает руководителю предварительного расследования, который оценивает, достаточно ли собранных материалов для проведения операции в том виде, как ее спланировали оперативники. Затем составляется так называемое мотивированное постановление о проведении оперативного эксперимента, которое должен утвердить начальник криминальной милиции, а он, в свою очередь, тоже садится изучать собранные материалы. После его подписи весь пакет документов везут в прокуратуру, которая оценивает обоснованность действий милиции и полноту представленных сведений. Для оперативников это самые нервные часы: если прокурор сочтет, что информации о противоправной деятельности основного фигуранта недостаточно, то санкции на оперативный эксперимент не последует. Такие случаи бывают. Прокуратура столь придирчиво следит за соблюдением законности в органах внутренних дел, что иногда делает вывод: мол, сыщики недостаточно поработали, копайте глубже. Однако Павленко спокоен:
— В нашем случае все железно. Надеюсь, санкция будет.
Так и выходит. Правда, прокурор ограничивает проведение нашего эксперимента по времени. Павленко смотрит на будущего закупщика:
— Ну что, готов? Сейчас найдут понятых и приступим...
Время и место
Оперативники приводят с улицы пожилых мужчину и женщину, попутно убеждая их, что привлечение в качестве понятых не займет много времени. Мужчина спокоен, а вот его спутница возмущена: «Уже и не пройти рядом с милицией, сразу задерживают!» Молодой лейтенант оправдывается: «Никто вас не задерживал, мы же по–человечески попросили помочь. С десяток прохожих остановили, только у вас паспорта с собой оказались. Нельзя же без паспорта...» Женщина смягчается:
— Ладно, что тут подписывать?
Из беседы с Олегом Пекарским:
«Несколько лет назад, что греха таить, существовала практика привлечения в качестве понятых курсантов Академии МВД или знакомых людей: бывает, что в три часа ночи на пустынной улице не встретишь постороннего человека, да еще с документами при себе. Теперь, кровь из носу, понятые должны быть обязательно лицами незаинтересованными — ведь несоблюдение этого требования может свести на нет всю нашу работу».
При понятых происходит регистрация технических средств, с помощью которых будет записано содержание телефонного разговора между дилером и закупщиком. Павленко обращается ко мне:
— Запись делается не только для изобличения преступника, мы тоже хотим иметь гарантии, что участник эксперимента с нашей стороны избегал провокационных действий — не давил, не настаивал, не толкал подозреваемого к совершению преступления. Иначе суд просто не примет во внимание итоги эксперимента, и наркоторговец, будь он хоть трижды прожженным, окажется на свободе... Впрочем, это такая публика, что на нее и давить особо не надо — никогда не откажется от возможности сбыть «дозу»...
Убеждаюсь в этом через минуту, когда наступает весьма напряженный момент: непосредственный участник операции набирает телефонный номер наркодилера. Разговор хорошо слышен, но малопонятен:
— Привет. Это Леший. Есть че?
— А скока надо?
— Пару «кораблей».
— Хорошо. Через два часа. На старом месте.
Собственно, в этих фразах уже заключалась существенная часть оперативного эксперимента. Коротким вопросом о наличии наркотиков подозреваемый действительно был поставлен перед выбором — положить трубку или же избрать преступную линию поведения. Практически не раздумывая, Евгений Н. выбрал второе. Разумеется, речь не шла о том, будто наркотики доставят по Свислочи двумя пароходами, — на языке наркоманов «кораблем» называется спичечный коробок, обычная мера объема при торговле марихуаной.
Итак, у эксперимента наконец появился шанс завершиться успехом. Далее заполняется и подписывается — уже другой парой понятых — протокол вручения денежных средств: переписываются номера валютных купюр, которыми будет расплачиваться закупщик. Затем вся опергруппа собирается у компьютера, Павленко открывает карту Минска, несколькими кликами находит и увеличивает место предстоящей операции.
— Значит, вот этот перекресток. Если он будет на машине, нам проще — появиться сможет только отсюда, тут движение одностороннее... А потом перекроем вот эти два выезда.
Поражает знание оперативниками всех особенностей городских улиц и двориков. Офицеры переходят к более сложному варианту — как действовать, если преступник явится пешком.
— На вас двоих, — распоряжается Павленко, — правая сторона улицы. Учтите, там обычно масса машин припаркована. Ты, Миша, со двора подстрахуешь — насколько знаю, вот в этой «сталинке» проходной подъезд. Мы с журналистом будем вот здесь... Дима, на тебе понятые, крутись как хочешь, но найди их в срок.
Пока группа еще раз уточняет детали предстоящей операции, я раздумываю, что вся столь тщательно подготовленная комбинация может сорваться из–за малейшей случайности: допустим, наркоторговец в последний момент найдет более выгодного клиента либо заподозрит неладное... Теперь ясно, почему эксперимент может не состояться даже при всех предпосылках.
«Вы их не видите?
А они есть!»
Павленко говорит вполголоса, будто объект предстоящего задержания может за 100 метров услышать нас, сидящих в неприметном «жигуленке»:
— Смотри, ушлый какой, за полчаса прибыл, — он кивает на фигуру с наброшенным на голову капюшоном спортивной куртки. Человек вышел из темноты в круг света от уличного фонаря и опять растворился в тени домов. — Проверяется.
Я уже знаю, что где–то в этой тьме с небрежным видом городских бездельников гуляют оперативники из группы наблюдения. Еще одна группа — документирования — ждет своего часа в достаточно освещенном подъезде.
— Есть и третья, самая важная на данный момент группа — задержания, — вводит в курс происходящего Павленко. — Если первые две состоят из наших оперативных сотрудников, то третья — из бойцов ОМОНа, хорошо знающих, как избежать всевозможных неожиданностей...
Как ни пытаюсь распознать переодетых омоновцев в фигурах случайных прохожих и водителях припаркованных машин, ничего не выходит.
— Вот и отлично! — доволен руководитель операции. — Как в том анекдоте: вы их не видите, а они есть. Значит, и наш «клиент» их не видит...
«Клиент» тем временем выходит из сумрака в конце улицы и... торопливо направляется в нашу сторону. А ведь всего минуту назад закупщик отправился за «товаром»... В голове невольно всплывает сцена из «Место встречи изменить нельзя» — та самая, где при похожих обстоятельствах бандиты Васю Векшина на бульваре убили... Вздрагиваю от резкого звука — это у Павленко пиликает мобильник. Вообще–то проще пользоваться радиосвязью, но в городе есть места, где эфир слишком забит помехами... Виталий, ничего не говоря, буквально секунду слушает трубку и комментирует:
— Все, сделка состоялась. Теперь главное, чтобы ребята его не прошляпили...
— А чего опасаться? — дилетантски удивляюсь я. — Окружить да арестовать...
Из беседы с Константином Ляшкевичем, начальником управления по наркоконтролю и противодействию торговле людьми ГУВД Минска:
«Как вы думаете, почему, например, в Москве отказались от силовых «облав» на наркоторговцев? Ведь судя по телевизионной картинке, так внушительно это выглядело: спецназ в масках врывается в какой–нибудь клуб, всем лежать, руки за голову... А дело в том, что при всей зрелищности это маски–шоу не имело эффекта: когда публика поднималась на ноги, весь пол был усеян пакетиками с наркотой. Дилеры просто избавлялись от своего товара, и доказать их причастность к сбыту становилось невозможно. Поэтому там вернулись к оперативным методам, когда важнее не устроить тарарам для телерепортеров, а действительно задержать торговца с поличным. У нас от этих методов и не уходили...»
Виталий опять поднимает руку с телефоном, произносит единственное слово: «Можно». Задерживать, что ли? Едва успеваю подумать об этом, как следует сцена, десятки раз виденная в криминальной телехронике: едва человек в капюшоне поравнялся со старым, будто бы заколоченным на века парадным подъездом, как оттуда и из припаркованного напротив микроавтобуса метнулись четыре фигуры. Задержанный даже не успел вынуть руки из карманов, лишь резким движением скинул с головы капюшон. Рванулся, вскрикнул от неожиданности, мгновенно оглядел окруживших его людей — и сник. К сожалению, из машины не было слышно, что именно втолковывали ему крепкие парни в штатском... Во всяком случае, он уже не пытался вынуть руки из карманов ветровки, когда его доставили в ближайший подъезд.
Активная фаза оперативного эксперимента, длившаяся с момента нашего прибытия к месту встречи всего 34 минуты, завершена. В дело вступает группа документирования, от грамотных действий которой зависит не меньше, чем от омоновцев, блестяще справившихся со своей задачей.
Доллары за «просто так»
— Вы приглашены в качестве понятых при личном досмотре гражданина, задержанного по подозрению в преступлении, предусмотренном частью второй статьи... — двое парней, только что приведенных с улицы, внимательно слушают дежурный текст о своих правах и обязанностях. — Вы имеете право оценивать все действия сотрудников милиции, делать свои замечания и требовать их занесения в протокол.
Однако личный досмотр не состоялся. Вместо этого человеку в ветровке объявляют, что он задержан в соответствии со статьей 108 УПК по подозрению в сбыте наркотиков, просят представиться и... предлагают «добровольно выдать деньги и иные ценности, полученные преступным путем». Евгений Н. насупленно молчит. Мне кажется, даже понятым уже слышно, как напряженно он шевелит извилинами — явно просчитывает ситуацию. Наконец приходит к выводу, что обстоятельства не в его пользу.
— Ну э–это, — тянет он, — у меня это... в кармане доллары...
— От кого получены?
— Ну от этого... я только «погоняло» (кличку. — Р.Р.) его знаю... Лешего.
— За что?
В этот момент Евгений пытается неуклюже откреститься от факта продажи. Действительно ушлый — отлично знает, что сбыт карается куда жестче, чем просто хранение...
— Ну я ему дал марихуану, просто так, он сам попросил... А он мне — вот эти доллары. Просто так.
— Понятно... То есть доллары в обмен на марихуану... Просто так. Понятые, вам ясны объяснения задержанного? Евгений Петрович, покажите вашу куртку, пожалуйста.
Рассматривая ветровку, Павленко как бы между делом предлагает задержанному сигарету. Тот презрительно отмахивается: «Не курю, спортсмен!» Позже Павленко объясняет мне, что именно это он и хотел выяснить: выходит, если крошки на подкладке кармана — не рассыпанный табак, то — другое «вещество растительного происхождения»...
— Вообще, — добавляет он, — на одежде и руках дилера всегда остаются микрочастицы наркотика. Любое соприкосновение оставляет следы...
Куртку после ее осмотра понятыми приобщают к вещдокам. И валюта, и крошки псевдотабака поступят для исследования экспертам. И вот тут я действительно удивился: и доллары, и ветровку упаковывают надежнее, чем была спрятана смерть Кощея. Понятым (и мне за компанию) предлагают убедиться, что пакеты для вещественных доказательств — целые и пустые. Затем в них заворачиваются вещдоки, плотно скручиваются, перематываются скотчем, сверху — суровой нитью, потом — еще раз скотчем и наконец опечатываются специальной биркой с росписями понятых. «Чтобы избежать подмены содержимого пакетов либо обвинений в такой подмене», — заметив мое недоумение, усмехается один из оперативников.
Не стану утомлять читателя изложением того, как понятые записывали свои объяснения происходившего, скажу лишь, что в это же время неподалеку, в подсобке магазина, шла аналогичная работа. Там вторая часть «группы документирования», отыскав других понятых, составляла протокол добровольной выдачи нашим закупщиком двух спичечных коробков с неясным пока содержимым, приобретенных под контролем сотрудников милиции. Та же рутина — объяснения, зачитывание выдержек из Уголовного и Уголовно–процессуального кодексов, многослойная упаковка для вещдоков с зелено–бурым порошком...
На эти действия, включая издержки на поиск понятых (все–таки редко какой гражданин таскает с собой паспорт!), ушло более часа. В конце процедуры черт дернул меня поздравить Павленко с удачной операцией...
— Да вы что? — удивленно глянул он. — Рано поздравлять. Не считать же успехом изъятие из оборота двух коробков с «травой»...
Из беседы с Олегом Пекарским:
«Заблуждаются те, кто думает, будто МВД до сих пор гонится за высокими показателями в смысле задержаний и переданных в суд уголовных дел... На бумаге, бодрой статистикой положение не исправишь. Может, для многих станет откровением, но самый частый вопрос, который задает нашей службе министр, касается не числа изобличенных наркоторговцев, а... цены конкретного грамма героина или марихуаны. Я думаю, такой подход действительно позволяет более объективно и комплексно оценить ситуацию с наркоманией: ведь низкая стоимость наркотика говорит о его большом количестве внутри страны и высоком уровне предложения от наркодилеров. И наоборот, повышение цены лучше других показателей свидетельствует о наших успехах... Ведь сверхзадача управления — сделать наркотики недоступными для большинства граждан».
Последний обед
Еще не рассвело, как последовал звонок от Павленко. Пока я спал, оперативники продолжали ковать горячее железо вчерашнего задержания. К слову, почти каждый оперативный эксперимент сулит им несколько бессонных ночей. Хотя сам Евгений Н. выглядел на удивление свежо: перед тем как отправиться отсыпаться в камеру, он согласился выдать свои запасы марихуаны.
— Я подумал, — объясняет он мне мотивы раскаяния, — все равно будет обыск, все равно ведь отыщут... Так лучше я сам покажу, хоть какая–то скидка на суде будет. Заодно и дома побываю.
Обычная квартира на окраине Минска, в комнате Евгения — несколько медалей на ковре и кубки на полках. Что, действительно спортсмен? Оказывается — да, даже входил в молодежную сборную... Сам, что любопытно, действительно не пьет, не курит и «траву» своего производства не потребляет... Заботится о здоровье, с легкостью гробя чужие жизни... Откуда–то из–под потолка в кладовке Евгений извлекает две увесистые банки с измельченной «травой». На первый взгляд — в них сотни разовых «доз». Опять добровольная выдача и сопутствующие ей протоколы, понятые, объяснения, долгая упаковка вещдоков... Оперативники из своих источников уже знали, что более тяжелых наркотиков торговец в этот раз не имеет, поэтому устраивать детальный обыск с перетряхиванием платяных шкафов нет смысла — родственники, живущие в одной квартире с Евгением, не виноваты, что в семье не без урода. Впрочем, с точки зрения закона нет разницы, зельем какой силы торгует дилер: ответственность за продажу «легких» и «тяжелых» наркотиков пока не дифференцирована. Евгений отлично это понимает:
— Да нет, мне по ходу «вилы», дадут на всю катушку, — отвечает он на вопрос, рассчитывает ли на серьезное снисхождение суда за добровольную выдачу давешних долларов и вот этой марихуаны. Ему разрешают поесть — теперь не скоро доведется отведать домашней стряпни... Подкрепившись, Евгений веселеет:
— Ну что, дома побывал, теперь бы и за город съездить, воздухом подышать...
Оказывается, он не шутит. Сейчас мы действительно отправимся на плантацию дикорастущей конопли — наркоторговец согласился выдать свою сырьевую базу.
По дороге Евгений почти с гордостью рассказывает об изобретенной им технологии добычи марихуаны. Главное, говорит он, успеть набить рюкзак коноплей за 15 минут! Почему так?
— Чтобы уехать в Минск на той же маршрутке. Я выскакиваю у «делянки», маршрутка идет чуть дальше, там разворачивается и едет обратно в город. Времени мало, но я успевал под завязку нагрузиться...
Дома Евгений сушил «траву» в обычной микроволновке, растирал между листами газеты и пускал среди знакомых слушок о том, что появилась новая партия «товара».
Место отнюдь не для пикника — груды непонятного хлама, заросли уже пожухлой крапивы и топинамбура, среди которых нахально зеленеет высокая — почти в человеческий рост — конопля.
— Ну вот она, — хозяйским жестом представляет свою плантацию Евгений. — Гляньте, как разрослась!
До позднего вечера уничтожаем нелегальную плантацию. Упаковывая семь огромных мешков с несостоявшимся наркотиком, узнаю, что утром оперативники вернутся сюда: надо уничтожить «делянку» до единого кустика.
Портрет героина
— Вы стали свидетелем операции, — расхаживает по своему кабинету в минском ГУВД Константин Ляшкевич, — которая принесла следующие плоды: изобличен активный изготовитель и сбытчик наркотиков, изъята из оборота достаточно крупная партия марихуаны, уничтожена сырьевая база для ее производства. К слову, марихуану напрасно считают чуть ли не безобидным «куревом», на деле это первый шаг к тяжелым наркотикам, — он останавливается и смотрит на меня. — Скажите, разве проведение оперативного эксперимента не стоило этих результатов?
Вопрос риторический, поэтому я молча разглядываю кабинет главного минского борца с наркоманией. Кабинет необычный: вместо дипломов и почетных грамот на стенах развешаны — в рамочках да под стеклом — «портреты» изъятых партий различных наркотиков. Ляшкевич представляет «героев» этой необычной галереи:
— 850 граммов амфетамина — изъяты в ходе оперативного эксперимента. 105 таблеток МДМА — тоже оперативный эксперимент. Героин, метадон — это все итоги подобных операций... Причем, заметьте, оперативный эксперимент — это не настолько часто применяемый инструмент, как думают неосведомленные граждане. Его проведение целесообразно лишь в отношении действительно крупных торговцев, о которых собрано достаточно информации, подтвержденной из разных источников...
Из сводной справки по подразделениям наркоконтроля г. Минска:
«В текущем году подразделениями НиПТЛ Минска проведено 22 оперативных эксперимента с целью выявления каналов поставок в Минск наркотических средств и психотропных веществ, что составляет 7,7 процента от общего числа совершенных наркосбытов. Всего по линии наркоконтроля совершено 805 преступлений, из них 287 сбытов наркотиков и психотропных веществ».
— Как вы могли убедиться, — продолжает Ляшкевич, — условия проведения оперативного эксперимента у нас достаточно жесткие. Прокуратурой и МВД принята совместная инструкция насчет этого мероприятия, исключающая элементы провокации со стороны наших сотрудников. Надо сказать, что мы со своей стороны ввели еще большие ограничения многоступенчатой системой допусков и разрешений, установили дополнительные меры технического контроля. Так что гарантии законности при проведении оперативного эксперимента в Беларуси высоки как нигде. Кстати, полиция некоторых западных стран, например, использует целую армию спецагентов в штатском, которые по–настоящему провоцируют обычных граждан, отнюдь не наркоторговцев, к совершению преступлений — подходят и прямо предлагают приобрести у них героин или же изображают наркоманов, мучающихся от недостатка «дозы»... И обществом этот метод в целом приветствуется — там полагают, что добропорядочный гражданин при любых условиях не станет приобретать или продавать наркотики... А у нас даже абсолютно правомерные действия милиции, проходящие под контролем прокуратуры и затем скрупулезно оценивающиеся судом, вызывают поток возмущенных жалоб...
Из беседы с Олегом Пекарским:
«Что касается жалоб на незаконность проведения оперативных экспериментов в Витебске... Родственники людей, осужденных по этим делам, дошли до самых высоких инстанций, что вызвало целый ряд проверок как по линии МВД, так и Генеральной прокуратуры. Ни в одном случае нарушений закона не установлено. Мне представляется, дело в том, что жалобщики введены в заблуждение собственными детьми, осужденными за наркоторговлю. Какой человек признается матери, что давно и активно зарабатывает наркосбытом? Какая мать поверит, что ее любимый сын — матерый наркодилер? Но вы сами были свидетелем, как запускается механизм оперативного эксперимента... Будь человек невинной овечкой, пускай даже рядовым потребителем наркотиков — на него не была бы собрана детальная информация о противоправной деятельности по делу оперативного учета. Не было бы этого дела — ни один прокурор не дал бы санкции на проведение эксперимента. Нет санкции — ни один суд не признал бы законность действий милиции и не вынес бы обвинительный приговор... Поэтому я могу лишь посоветовать родителям жить жизнью своих детей, чтобы не доводить ситуацию до непоправимой».
Фото Александра РУЖЕЧКА, Виталия ГИЛЯ, «СБ».
Кстати
Когда материал готовился к печати, стало известно, что Парламент принял поправки в Уголовный кодекс, серьезно ужесточающие ответственность за распространение особо опасных наркотических средств. Теперь за сбыт или хранение с целью сбыта таких наркотиков (независимо от их количества) можно лишиться свободы на срок от восьми до тринадцати лет.
Редакция благодарит руководство Министерства внутренних дел за оказанное содействие в подготовке этого материала.
