Грандиозные планы
— Так и есть, — подтверждает народный артист при встрече. — Впереди у меня грандиозные планы, дай бог что–то выполнить. Замахнулись с одним молодым композитором на очень серьезную работу. Взялся было перечитывать Гофмана, и тут Артем Фролов прислал мне свои ноты. Все сразу и сложилось. Гофман, Чайковский, «Щелкунчик». Почему бы не сделать свою версию этой истории? У нас не классическая балетная труппа, традиционного прочтения от ансамбля не ждут. И мы можем позволить себе вспомнить на сцене сказку Гофмана, которая отличается от либретто известного балета, сделать новые аранжировки. В конце XIX века ведь очень плохо знали истинные народные танцы. Испанский, арабский, китайский, итальянский — те, которые Чайковский придумал для сладостей в чудесном городе Конфитюренбурге, мы можем показать так, как их танцевали в действительности. Сделать целый дивертисмент народных танцев, сохранив мелодику Чайковского. К слову, два музыкальных номера уже готовы. А весь спектакль целиком покажем в будущем году к Рождеству.
Танцы на табуретках...
— Тем не менее завтра в музыкальном театре вы представляете другой спектакль, очень личный, если судить по названию.
— Показать в одном концерте все танцы, которые накопились, понятное дело, невозможно. И я решил выбрать то, что занимало меня 30, 20 лет назад, совсем недавно. Программа «Что я люблю, во что я верю...» — ни в коем случае не итог, а результат моих размышлений за разные годы, те танцы, в которые они выливались. Исторические и духовные, лирические и шуточные. Вот, скажем, один из первых номеров, которые я поставил в ансамбле, — «Кадрыля на зэдлiках». У Юлии Чурко, которая в 1980–е заведовала кафедрой хореографии в университете культуры, была своя творческая лаборатория. Из одной экспедиции она привезла крошечное видео, секунд на 15, в котором мужчины и женщины, сидя на табуретках, пытаются вроде как танцевать. У меня тут же возникла сценка: красивая высокая девушка — и малорослый партнер, которому табурет позволяет почувствовать себя «на высоте». Потом решили перевернуть эту историю в обратную сторону — статные парни и миниатюрные девушки опять же на табуретах.
— Знаете, о чем я сейчас подумала? Когда ваши артисты проносятся в танце, выполняют слаженные движения, возникает ощущение, будто все они одного роста.
— Невысокие танцоры, как правило, техничнее. Им просто, как говорится, приходится больше пахать.
...и на углях
— Далеко не все ваши танцы — адаптация к сцене фольклорного хореографического наследия. «Лютичи», «Кривичи», которые откроют завтрашний концерт, — вот это откуда? Генетическая память?
— Возможно, все это не настолько достоверно, как было тысячу лет назад (танцевальный фольклор вообще штука очень уязвимая), но, реконструируя тех же «Кривичей», в каждое движение я вложил определенный смысл. Руки девушек — будто языки пламени того костра, вокруг которого собирались наши предки в давние времена, движения парней продуманны и неторопливы, как у болгарских нестинаров...
— Погодите, традиции танцевать на углях в нашей культуре не было.
— Вы в этом уверены? Существует множество гипотез о происхождении славян, я прочел на эту тему немало книг, авторы которых сходятся в одном: тысячу лет назад различий между славянскими народами наблюдалось гораздо меньше.
— Историки с вами часто спорят?
— Бывает. Пусть спорят. Я — историк искусства.
Вне цензуры
— Бесспорно, вы еще и дипломированный искусствовед. И это с вашей подачи в 1970–е в Минске появилось первое варьете.
— В Эстонии проходили Дни белорусской культуры. Нашу делегацию (в те годы я работал балетмейстером в филармонии) поселили в таллинской гостинице «Виру» с шоу–кабаре, которое в Таллине уже никто не воспринимал диковиной. «Почему же у нас такого нет?» — поинтересовался кто–то из нашего начальства, и, вернувшись в Минск, мы отправились в хореографическое училище набирать девчонок. В ресторане «Каменный цветок» тогда работал оркестр филармонии под руководством Алика Володчинского, там и решили делать программу. Все было красиво и скромно, на выступления наши артистки прибывали строго в сопровождении мам.
— Позже вы приложили руку к возникновению «Сузор’я», первой белорусской рок–группы...
— В кафе с таким названием (оно и сейчас есть на карте Минска) работали очень интересные ребята, которых я предложил пригласить на конкурс в Ялту.
Сценических костюмов у них не было, и мы облачили их во фраки музыкантов симфонического оркестра. Это было очень нестандартно: фраки — и рок–музыка. Наше «Сузор’е» на всех произвело впечатление, но это был конец 1970–х, и звания лауреатов группа не получила. Тогда и на концерты «Машины времени» требовалось особое разрешение. Впрочем, нынешняя цензура денег гораздо хуже.
Сцена и интернет
— В последние годы (чего вы не скрываете) ваша настольная книга — Библия. При этом вы ведете блог, страницы в соцсетях — далеко не всякий человек ваших лет испытывает потребность столь частого выхода в интернет.
— Бороться за своих артистов я готов везде, где только могу. В те годы, когда я начинал, профессия танцора была очень престижной. Сейчас любая компания, дергающаяся за спиной у эстрадного исполнителя, называет себя балетом, а заработать где–нибудь на круизном лайнере профессионал может гораздо больше, чем в заслуженном коллективе. В свои выходные мои ребята могут даже дом построить — вынуждены были освоить другие специальности. Но и сегодня по–прежнему далеко не все решают деньги. Что подтвердят те артисты, которые сохраняют верность ансамблю десятки лет. Да и молодежь наша в большинстве своем не станет спорить.
cultura@sb.by
