О белорусских материальных и духовных ценностях, оказавшихся в Польше
В каждую из моих четырех научных командировок в Краков я шел к окруженному деревьями двухэтажному дому № 12 по улице Июльского Манифеста (теперь название, очевидно, изменилось), где над входом виднелась надпись на латинском языке: «Monumentis Patriae naveracio erceptis» («Отечественным реликвиям, спасенным в исторической буре»). Ниже: «Национальный музей, филиал имени Эмерика Гуттен Чапского». А над входом в соседний дом под номером 10 было выписано: «Собрания имени графов Гуттен Чапских».
Я знал, что в этих зданиях находятся огромные музейные сокровища, перевезенные в Краков летом 1894 года из деревни Станьково, теперь Дзержинского района на Минщине. Прежде всего хотелось просмотреть старобелорусские книжные издания, приобретенные коллекционером от Юльяна Бергеля из Слуцка (за этими раритетами я постоянно охотился). Но каждый раз мне вежливо отказывали: идет реорганизация, экспозиция пока не готова и так далее. Позже я понял, почему отношение к посетителям из Беларуси здесь было совершенно иным, чем в других краковских музеях и библиотеках.
Кто такие Гуттен Чапские?
Графский род Чапских (Гуттен Чапских) герба Лелива происходил из Пруссии. Имения его находились в Австрии, Германии, Польше, Украине. На белорусских землях Чапские появились примерно в 1526 году. Здесь им принадлежали Станьково, Прилуки и Негорелое в Минском, Нарушевцы в Новогрудском, Ляховичи в Слуцком уездах.
Чапские состояли в своячестве со многими знатными, даже королевскими родами. Недаром Мария Чапская, внучка Эмерика, владельца Станьково, назвала свою книгу воспоминаний «Европа в семье» (1970 г.). Не могли они не быть в близком родстве и с несвижскими Радзивиллами. Франтишек Станислав Костка Чапский в 1772 году женился на княжне Веронике Радзивилл, дочери одного из представителей магнатского рода по прозвищу Рыбонька, женщине смелой, участвовавшей с саблей в руках в боях под Слонимом. Ее приданым как раз и было Станьково вместе с Вязанью и другими окрестными деревнями. А Кароль Чапский, сын Франтишка Станислава Костки, служил камергером у последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского, потом избирался маршалком шляхты Минского уезда.
Чиновник, собиратель, ученый
Самым известным представителем элитного рода Гуттен Чапских являлся Эмерик, сын Кароля (потом, став царским чиновником, начал именовать себя Карловичем). Родился он в Станьково почти 180 лет назад, 5 (17) ноября 1828 года. Учился в Виленской гимназии, где у него зародился интерес к истории, коллекционированию. Белорусский писатель, этнограф и тоже собиратель Александр Ельский писал потом о нем в некрологе: «Являясь еще учеником в Вильно, он начал с энтузиазмом собирать монеты и копаться в старых отечественных книгах, чему весьма способствовали домашнее окружение... а также основательное знание многих языков». Биографы подчеркивали, что среди этих языков были «литовский и белорусский».
Окончив со степенью кандидата естествоведческих наук Московский университет и почти сразу став членом научного Русского археологического общества (1851 г.), Эмерик Чапский пошел служить в министерство внутренних дел, ездил с инспекциями по стране. В Харьковском университете его внимание привлек нумизматический кабинет, перевезенный туда из... Несвижа после бескровного взятия города в 1812 году российскими войсками: генерал Тормасов решил, что имеет право взять с Радзивиллов контрибуцию, и переправил ее в свои родные места. Нашего соотечественника, конечно же, охватил, как бы мы сегодня сказали, зуд «возвращения». «Я отыскал здесь, — писал он своей жене, — четыре великолепные монеты, за которые должен прислать (свои) дублеты из Петербурга».
Карьера нашего соотечественника стремительно шла вверх. На некоторое время он поверил в либеральные обещания нового царя Александра II. Поэтому в 1863 году, в разгар восстания на его родине, дал согласие стать губернатором в Новгороде Великом, затем — вице–губернатором в Петербурге, где получил несколько наград. Самой высокой ступенькой на служебной лестнице стало директорство в лесном департаменте министерства государственных имуществ. Но там усилилось разочарование в царской политике. Формально Чапский просил отпустить его в отставку «по семейным делам». На самом же деле, как вспоминал потом его внук Эмерик Чапский–младший, живший в Италии, настоящей причиной послужила ссора с царем, разразившаяся после того, как монарх начал раздавать своим доверенным придворным леса для вырубки и вывоза за границу.
Вернувшись в 1879 году в Станьково, Эмерик Чапский–старший не унывал. Увлеченно пополнял во время путешествий по стране и Западной Европе свои коллекции, особенно нумизматические, для которых построил специальную сокровищницу («скарбчик», сохранился до наших дней). Несколько комнат во дворце заняла богатейшая библиотека, дубовые шкафы для которой сделал местный столяр Пикулик. В большом сейфе хранились драгоценности. Началась большая работа по описанию музейных собраний, составлению и изданию каталогов монет — сначала России, а потом Речи Посполитой. Научные труды Чапского отметило большой серебряной медалью Русское археологическое общество. Успешно выполнялись им общественные обязанности мирового посредника Минского уезда.
Почему Краков?
И вдруг, совершенно неожиданно для большинства родственников и знакомых, Эмерик Чапский решил перевезти музейные собрания в Краков, древнюю столицу Польши, находившуюся тогда в Галиции, на территории Австро–Венгерской монархии, — там, мол, они будут более востребованны посетителями, учеными. На самом же деле этому шагу предшествовали долгие и продуманные приготовления. Заблаговременно граф разделил свое имение, значительно увеличенное за счет прикупленных земель, между сыновьями. Затем было участие в большой выставке «Древнее и новое искусство применительно к промышленности», организованной в Варшаве в конце 1889 года (думаю, тут не обошлось без содействия вице–президента выставки Михала Радзивилла). Экспонаты, привезенные из Станьково, впечатляли. Выставлялись 409 польских монет и медалей от короля Сигизмунда Старого до Станислава Августа Понятовского, 69 орденов и других знаков отличия, доспехи XVI — XVII веков, украшенные драгоценными металлами и камнями, древние седла, два серебряных бокала с изображениями короля Яна III Собесского и Михала Корибута Вишневецкого. Выставленные редкости вызвали резонанс в прессе, задавшейся вопросом: что же еще хранится в стенах станьковской сокровищницы? Ее хозяин был отмечен дипломом.
Однако экспонаты своего музея Чапский все же решил передать не в Варшаву, а в Краков, находившийся тогда за пределами Российской империи. Делалось все несколько втайне. Был запущен слух, что Чапские переезжают жить в Краков «для спасения здоровья». В центре города, на тогдашней улице Вольской купили и переоборудовали двухэтажное здание, построенное в 1884 году в стиле неоклассицизма, где станьковские коллекции находятся и сегодня. В 1894 году их перевезли через Вильно и Варшаву в Краков. Препон бывшему царскому сановнику не чинили — в конце концов, то была его собственность.
А почему выбран именно Краков, а не Львов, не Вильно, не другой город? Очевидно, потому, что во второй половине ХIХ века он стал своеобразным научно–культурным центром не только польских территорий, но и всех земель бывшей Речи Посполитой. Ведь там, в более либеральных условиях, чем в Варшаве и Вильно, действовал знаменитый Ягеллонский университет, только что организовалась своя Академия наук, издавались исторические и этнографические журналы, где печатались авторы из Беларуси. Недаром именно там вышли первые книги Франтишка Богушевича «Дудка беларуская» и «Тралялёначка». В Кракове как раз начала формироваться сеть музеев (значительную роль здесь сыграл уроженец Могилевщины Адам Киркор), сюда из Парижа переселился и стал открытым для публики музей Чарторыйских с множеством экспонатов с Могилевщины, где были имения этого рода. Сюда привезли в подарок раритеты из своих собраний Франтишек Богушевич и Александр Ельский (хорошо бы установить, что именно). Все это, вместе взятое, создало Кракову интеллектуально–патриотическую ауру, которая не могла не воздействовать на станьковского собирателя.
Свидетельствует Мария Коцуева
Что же перевезли с Минщины в Галицию? Частично ответ дает краковская газета Czas («Время») в номере за 8 января 1895 года, где о коллекциях Чапского говорится следующее: «Сокровища будущего музея находятся в нашем городе, они прибыли из Вильно в 134 (!) ящиках в шести (!) вагонах. В них находились нумизматика, медальоны, раковины, старый фарфор, древнее оружие, старая гданьская мебель, ценная библиотека, включающая многочисленные экземпляры вывезенной (из Варшавы. — А.М.) в Петербург библиотеки Залуских, наконец, геологическая и минералогическая коллекции, которые могут считаться самыми большими в Европе... Начиная с субботы, работники фирмы г. Боянского переносят все это во временный склад, пока не передадут на пользу общества в музей имени графа Эмерика Чапского».
Более профессионально и подробно собрания краковского музея Чапских описываются в книге Марии Коцуевой «Отечественным реликвиям, спасенным в исторической буре. Музей Эмерика Гуттен Чапского (Станьково — Краков)» (1978 г.), которую стоило бы перевести на белорусский язык. Каждому из отделов музея в этой иллюстрированной монографии посвящен специальный раздел.
Особое внимание Мария Коцуева уделила нумизматической коллекции. Исследовательница называет ее уникальной в славянском мире, самым большим частным собранием в Польше монет, орденов и других знаков отличия. Особенно редкими здесь считались первая польская золотая монета — дукат Владислава Локетка и динар Болеслава Храброго, датированный приблизительно 1000 годом (последний сохранился в единственном экземпляре).
В Краков из станьковских собраний отправили гравюры, рисунки и акварели, связанные со славянской тематикой. Если судить по «Списку гравюр, на которых изображены портреты польских знаменитых личностей в собрании Эмерика графа Гуттен Чапского в Кракове», изданному вдовой Эльжбетой после смерти собирателя, первых из них числилось 2.383 единицы хранения. Наиболее ценными здесь были вид Гродно, исполненный в 1568 году Матисом Цюндтом, портрет Петра Ивановича Потемкина работы Абрахама Блотелинга, оттиск на белом бархате портрета Петра Первого, сцена осады Смоленска. Одних изображений короля Яна I Собесского насчитывалось 76. Естественно, было множество портретов Радзивиллов, Сапегов, других магнатов, 70 изображений Тадеуша Костюшко, 10 — Адама Мицкевича и, на удивление, ни одного портрета жены собирателя Эльжбеты из Мейендорфов Чапской.
Особую ценность представляли рукописи и редкие книги из собрания Чапских. Более чем из трехсот рукописных раритетов 31 был на пергаменте. Среди книг выделялось около 700 изданий XVI века, а также коллекции, закупленные в Вильно (из собрания публичной библиотеки), Минске (у губернского секретаря Кобылинского) и Слуцке (у пастора Бергеля), экземпляры с автографами и владельческими записями. К примеру, одна из последних гласила: «Сия книга досталась мне под Ляховичами, в окопе русского Хованского, гетмана великого царя московского...» И подпись: «Теодор Ежи Керсновский, подстолий Новогрудского воеводства». Интересно, что многие тома были переплетены местными мастерами (М.Хаскиным из Минска и другими). Книжную коллекцию дополняли карты и экслибрисы.
Наконец, из Станьково в Краков переместились музейные экспонаты. Одних мужских тканых поясов насчитывалось 16. Среди них выделялись четыре слуцких с золотыми и серебряными нитями с отметками «В Град Слуцк» и «Дело Маджарский». Отдельно демонстрировались старинные доспехи — кольчуги, шлемы и другие милитарии, а также изделия из золота и серебра, уречское стекло, керамика, масонские знаки.
