Выстрел в спину истории

Акция «СБ»: напиши письмо Герою!

Нельзя остаться равнодушным!.. В Эстонии судят ветерана войны, Героя Советского Союза Арнольда Мери. Его обвиняют в том, что он «руководил и контролировал проведение депортации на острове Хийумаа».


Арнольд Мери виновным себя не считает и доказывает обратное: его задание заключалось в том, чтобы проверить списки подлежащих депортации эстонцев и попытаться не допустить злоупотреблений со стороны местных властей.


Судебный процесс начался 20 мая этого года в городе Кярдла на острове Хийумаа.


Одна деталь делает исповедь этого человека особенно трагичной: 89–летний Арнольд Мери болен раком. Это подчеркивается не к тому, что, мол, старого больного человека надо бы пощадить и не мучить судебными заседаниями, хотя и этот гуманный шаг был бы вполне уместен... Речь о другом — Мери хотел бы успеть сказать на процессе всю правду: «Чувствую я себя неплохо, но у меня рак легких, и он тянуть до бесконечности не будет...» — говорит он. Как вы понимаете, в такие минуты не лгут...


А рассказать ему есть что. Публикуя самые важные эпизоды из истории жизни Арнольда Мери, газета предлагает вам, уважаемые читатели, поддержать этого мужественного человека. Напишите письмо герою! Мы перешлем ваши послания Арнольду Мери и опубликуем их в газете.


Мы уважаем подвиг людей, которые принесли нам Победу, разделяем с ними гордость за общее героическое прошлое, тем более что белорусы заплатили самую высокую цену за независимость, добытую в том числе и в борьбе с фашизмом...


Биография Арнольда Константиновича Мери как будто создана для романа. Но это жизнь — трагическая, настоящая... Эстонец, воспитанный белогвардейцами, он стал убежденным коммунистом, за первый же бой с фашистами получил Звезду Героя, был оклеветан, обвинен в антисоветчине, лишен орденов, реабилитирован. И вот теперь его судят на родине за «преступления» против эстонского народа, который он защищал от фашизма... Об этом — в интервью А.Мери одному из российских изданий.


«Кярдла-шоу»: дело о коллективизации


— У суда нет никаких доказательств вашей вины. В чем тогда смысл этого процесса? Устроить спектакль? Суд во Дворце культуры в Кярдла проходит со всей подобающей театральностью.


— Шибко большой театральности не было. Хотя сегодня мне рассказали, что в прессе суд называют «Кярдла–шоу». Вот так своеобразно журналисты обыграли название городка, где проходит процесс. Доказательная база слабая, но она им и не нужна, потому что, как говорится, сила есть — ума не надо. Коль власть в их руках, на черта им заботиться о доказательной базе?


— Значит, это все нужно для шоу?


— Нет. Это не так. Это все серьезно. Преследуются определенные цели. Просто плюнуть и оправдать — этого не будет.


— Расскажите, за что вас, собственно, судят?


— Дело связано с коллективизацией. После установления советской власти насильственной коллективизации в Эстонии не проводилось. Первые колхозы возникли лишь после освобождения в 1944 году — исключительно по желанию крестьян. Такие чудаки находились. В первые послевоенные годы таким образом в Эстонии возникло около 20 колхозов. Чтобы не ускорять процесс, о колхозах даже запрещали писать в газетах. Я все это прекрасно знаю, потому что с 1945 года был первым секретарем ЦК комсомола Эстонии, шефствовал над колхозами, ездил туда, помогал.


Все изменилось в 1947 или 1948 году. Это было время, когда в Союзе совершенно серьезно ожидали ядерного нападения со стороны США. Поэтому возникла идея выслать кулаков. Руководство компартии Эстонии настаивало на том, чтобы не вывозить их за пределы республики, а направить на развитие сланцевой промышленности. Москва такой план категорически отвергла. Было решено депортировать кулаков в Сибирь. Вывозили целыми семьями. Каждая семья имела право взять с собой полторы тонны хозяйственного инвентаря, продуктов.


— Кто отвечал за высылку?


— Списки составляли органы госбезопасности и МВД Эстонии. Никого из участников тех событий уже нет в живых. Но я имею все основания утверждать: вонючего элемента в органах хватало. Абсолютная секретность, неподконтрольность — при наличии таких предпосылок червоточина обязательно заводится. У меня начались столкновения с госбезопасностью практически сразу после того, как я оказался во главе ЦК комсомола. Было много случаев, когда представители органов вели себя вызывающе скверно.


Поэтому, когда было принято решение о высылке, для предотвращения безобразий во все районы республики направили уполномоченных ЦК и Совета Министров — для контроля за органами госбезопасности. Мы должны были затребовать все списки высылаемых и все документы, на основе которых людей отправляют в Сибирь. Вот с этой задачей я и поехал: не высылать, а проверять обоснованность.


Но, когда я приехал на остров Хийумаа, ни списков, ни документов мне не дали. За 10 дней мы с первым секретарем укома (уездный комитет. — «Известия») Йоханесом Ундусом отправили три шифрограммы в Таллин: документы не выдают, свои функции мы выполнять не можем. Ответа не получили. В третьей шифрограмме мы заявили: снимаем с себя ответственность за всю эту катавасию.


— Эти шифрограммы сохранились?


— Конечно, нет. (Мери смеется своим обаятельным раскатистым грудным смехом.) В том–то и дело, что нет никаких доказательств, кроме моих свидетельств. Те, кто что–то знал, померли давным–давно.


— Как проходила высылка?


— Мы с Ундусом объезжали людей, смотрели, есть ли у них время для сборов, есть ли транспорт. Из Кярдла депортируемых должны были вывозить через залив на материк. Оказалось, что судно не может войти в порт из–за глубокой осадки. Так что вы думаете?! Людей хотели везти на судно, стоявшее в полукилометре от берега, со всем скарбом на гребных лодках. Мы сказали, что костьми ляжем, но не допустим этого: люди потонут. Дали шифрограмму командующему Балтфлотом: пришлите другое судно. Через пару часов прислали. А теперь меня обвиняют в том, что я привлек оккупационные войска к осуществлению геноцида.


— Вы лично знали людей, которых высылали органы?


— Нет, откуда?


Ненаписанное письмо Сталину


— А когда вас из партии исключили?


— В декабре 1951 года. А через некоторое время начались ночные обыски. Приходили в три–четыре утра и переворачивали вверх дном весь дом. Листали книги, смотрели, что подчеркнуто. Я догадывался: истоки всего этого — в моем разногласии с органами. Там сидят конкретные люди, которые жаждут моей крови. Единственный выход — смыться. Я собрал все свою семью — жену, ребят, родителей — и отправился в Горно–Алтайск.


Мне предлагали написать письмо Сталину. Его могла лично передать вдова Жданова, которая дружила с вождем. Но я подумал и решил: воевать с НКВД при помощи Сталина — кратчайший путь в могилу. Я ответил, что устав партии не предусматривает личного вмешательства, поэтому Сталину писать не стану. А вот апеллировать к съездам буду.


Справедливость восстановили лишь в 1956 году. Президиум Верховного Совета вернул звание Героя Советского Союза и все отобранные ордена.


Была ли оккупация?


— Вы — свидетель вхождения Эстонии в состав СССР. Что это все–таки было?


— Все заявления об оккупации — тенденциозное упрощенчество. Это не значит, что не было никаких признаков оккупации. Они были. Но дело не в этом. Я видел все своими глазами. В 1939 году думающей части населения Эстонии было понятно: надвигается мировая война, нас она не обойдет. И весь вопрос в том, на чьей стороне будет воевать Эстония. Фашиствующих было немного. Подавляющее большинство эстонцев представить себе не могли, что будут сражаться на стороне Германии. К немцам было однозначное отношение: это 600–летние поработители.


В 1939 году меня призвали в эстонскую армию. К лету 1940 года атмосфера накалилась. С одной стороны, был договор с СССР, с другой — начали приезжать проверяльщики в немецкой военной форме. Мы в тот момент были в военных лагерях. Вдруг отменили увольнения, ужесточили режим. 21 июня по лагерю пополз слух, что на башне Длинный Герман вместо эстонского триколора поднято красное знамя.


Началась суета. Я должен был узнать, что происходит. Взял велосипед на плечо, спустился через болота в город. В общем, ушел в самоволку. И весь день переворота провел в Таллине.


На весь город я насчитал 4 — 5 танков, которые стояли на больших перекрестках. Людей были тысячи, с лозунгами: «За прочный союз с Советами», «Против заигрывания с фашистами» и так далее.


Это было летом, а осенью эстонская буржуазная армия была преобразована в 22–й корпус Красной Армии. И я вернулся дослуживать.


— И сразу в бой?


— А как же?! Стрельба началась в полутора километрах от нашего корпуса. Я подумал, что это русские приняли наших ребят за немцев, — форма–то была у нас эстонская. Но, подкравшись поближе, отчетливо услышал немецкую речь. Кинулся было предупреждать штаб, но тут же понял: если не принять бой, штаб уничтожат за считанные минуты. Немцев нужно было задержать хоть на полчаса... А под соснами солдатики наши мечутся в панике. Я говорю им: единственное спасение — задержать наступление немцев. Уложил их на поляне.


Сколько было немцев, не знаю. После двух–трех атак на нас обрушили минометный огонь. Одним из первых же разрывов я был ранен в руку. Продолжал отстреливаться. Через час — второе ранение: два осколка в правую ногу. Потом еще один снаряд: пробило грудь. Но боли я не чувствовал. Приготовил наган, чтобы штыком не добили немцы. Ну а тут на подмогу подоспел строевой батальон. Потерял сознание. Получается, что немцев мы все–таки сумели сдержать.


— А как вы получили Звезду Героя?


— В Старой Руссе ко мне заявились работники трибунала и прокуратуры. Сообщили, что я принят в партию и мне должны вручить правительственную награду. Думал, ну, наверное, «Красную звездочку» или медаль «За отвагу» заслужил. Но при награждении имеет значение не сам подвиг, а его результат. В этом было все дело. Под Псковом шли бои огромного значения. Немцы пытались расширить коридор, пробитый на подступах к Ленинграду. От этих сражений зависела судьба города. Сопротивление Красной Армии оказалось более организованным, чем предполагал Гитлер.


В общем, не прошло и года с тех пор, как я стал советским гражданином, а меня представили к награде...


Остаюсь в строю!


Читая это интервью Арнольда Мери в «Известиях», меня особенно поразили его слова, которые он сказал напоследок: «То, что я даю сейчас это интервью, означает одно: я остаюсь в строю». И далее пояснил, что это редкое счастье, когда человеку в 89 лет удается оставаться в строю. Я бы добавила: это еще и редкое мужество, когда человек с раком легких, ставший подсудимым из–за надуманных обвинений, воспринимает себя как часть очень серьезных процессов. И принимает вызов, понимая, что его «судьи» выполняют определенную задачу. Свое мнение по этому поводу ветеран высказал без обиняков, жестко и конкретно: «Эстония находится в авангарде тех сил, которым поручено доказать: вся история Советского Союза — это преступление».


Герой выносит свой вердикт, и пусть это не правовое заключение, но именно оно расставляет точки над «i». «В республике было несколько процессов по делам о так называемой депортации, которая трактуется здесь как геноцид, — подводит итог всему сказанному Арнольд Мери. — И мой суд как раз должен продемонстрировать руководящую роль компартии в геноциде эстонского народа. Это один из фронтов борьбы между однополярным и многополярным миром. А Эстония — в ряду прихлебателей, которые ратуют за однополярный мир. Вот и работает она, доказывая преступную сущность коммунизма. А я под руку подвернулся».


Последняя фраза звучит особенно щемяще. Мне почему–то показалось, что произнесена она с комком в горле... Держитесь, Герой, мы с вами!

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter