Фото Александра Кулевского«Я молод юностью чужой…»
— Игорь Викторович, для вас приз Президента стал сюрпризом?— Безусловно. Я даже растерялся в какой-то момент: может, ошиблись? И рад, что вспомнили про анимацию. Считаю, что этот приз не столько признание моих заслуг, сколько признание заслуг всей нашей анимации. За последние годы студия анимационного кино «Беларусьфильма» получила огромное количество призов на международных фестивалях и достойно представляла анимацию и нашу страну на международном уровне. Белорусские фильмы котируются, их хорошо знают. Нам звонят со всего мира и всегда спрашивают: что вы сделали нового? Посмотрите, вот у меня на столе только недавние награды за мультфильм «Прелюдия и фуга»: приз «Анимаевки», приз «Лістападзіка»… Сейчас лента пойдет по кинофестивалям, так что уверен — появятся и другие награды. В свое время с нами работали европейские дистрибьютеры. Например, мой дистрибьютер из Франции просто на корню закупал все мои фильмы.
— Вы как-то сказали, что анимация начинается там, где заканчиваются возможности игрового кино. А есть та область, где заканчиваются возможности анимации?
— Я пока такой не обнаружил. В анимации действительно можно сделать все, что в голову придет. Главное, чтобы пришло. Сейчас я преподаю в Институте современных знаний, и моя задача постараться не только дать студентам профессию, но и разбудить их фантазию. Пушкин говорил: «Я молод юностью чужой». И я сейчас молод юностью своих студентов.
— Вы никогда не ругаете молодое поколение, говорите, что имеем дело с теми, кого воспитали…
— Правильно. Для того чтобы уничтожить человечество, совершенно не обязательны атомные бомбы, просто уберите образование — и все погибнет. Будут врачи, которые начнут отрезать не то, что нужно, начнут рушиться дома и мосты. Нельзя недооценивать роль и значение образования. Я обожаю профессионализм, терпеть не могу дилетантов.
Звонок от Шагала
— В какой компании надо было оказаться в советское время, чтобы в разгар застолья хозяину дома позвонил Марк Шагал? Это были ваши типичные «праздники» или даже «будни»?— Это были будни, которые становились праздниками. Среда музыкантов. Год 1973—1974-й, Москва. Мне позвонила моя замечательная подруга Лиза Леонская и сказала: «Игорь, сегодня вечером в филармонии первое исполнение скрипичного концерта Берга. Срочно прилетай!»
Я срочно прилетел. Это было запросто: заплатил 15 рублей — и ты в Москве, а вечером уже на концерте. После концерта и небольшого фуршета мы попали к очень известному тогда частному коллекционеру Георгию Костаки. В компании была и белоруска Надя Леже, супруга художника Фернана Леже. Мы оказались в квартире Костаки. Она меня очень впечатлила… Я впервые попал в дом не только с консьержкой, но и постом милиции. Лифт поднялся прямо в квартиру. Весь девятый этаж был отдан под коллекцию. Картины Шагала и Малевича висели вперемежку с фотографиями Костаки с Шагалом, Малевичем, Кандинским… В это время раздался звонок. Тогда должна была организовываться выставка Марка Шагала в Москве, во всяком случае к этому готовились. Шагал очень боялся приезжать в СССР. Надя говорила ему: «Марк, чего ты боишься? Все тут нормально! Никаких нет проблем! Приезжай!» Тем не менее выставка тогда не состоялась, а прошла чуть позже, и Шагал все-таки приехал.
— Вы знали в то время о его творчестве?
— Знал? Я на этом вырос! Знал всех художников Витебской школы! Все работы в нашем кругу изучались и обсуждались. В то время общение было главным способом получения информации. Не знать, кто такой Шопенгауэр или Кафка, не говоря уже о русских классиках, было стыдно. Мало кто понимал в этом, но все знали. Во всяком случае из 15 тысяч изданных экземпляров Кафки два находились в моей библиотеке. Я пытался читать «Процесс», ничего не понял. Однако в подсознании все это откладывалось, как и стихи. Кстати, Александра Сергеевича Пушкина я по-настоящему открыл для себя только после пятидесяти. Произошло это случайно, когда я прочитал у него такой образ: не «луна в тумане», а «отуманенная луна». Чувствуете разницу? Боже мой! Какое чудо! Как это прошло мимо меня? Тогда я стал читать Пушкина заново и понял, что практически его не знал и не понимал.
— Если уж вы вспомнили Витебскую школу художников, на ваш взгляд, «Черный квадрат» Малевича внес больше позитива или раздрая в искусство ХХ века?
— Я отношусь к нему неоднозначно. Искусство — чувственный мир. Поэтому музыка считается одним из самых высоких искусств, так как ее невозможно ни объяснить, ни пересказать. Искусство, которое требует объяснения, уже ближе к философии. Дома такую картину я бы не повесил.
Что касается супрематистов в целом, для развития живописи они были необходимы, чтобы изобразительное искусство не стояло на месте. Но супрематизм — лишь один из путей, это не истина в конечной инстанции. Мы все в этой жизни двигаемся на ощупь, и человечеству в целом время от времени вообще полезно задумываться: той ли дорогой оно идет?..
Между Хитруком и Норштейном
— На Высших режиссерских курсах при Госкино СССР вы учились у Федора Хитрука и Юрия Норштейна. Признавались, что только в вашей дебютной работе «Про Егора, про ворону…» видно влияние Хитрука, а потом вы его преодолели. Художественное влияние таких крупных мастеров приносит больше пользы или вреда?
Теплая компания классиков: Юрий Норштейн, Игорь Волчек, Эдуард Назаров.Наверное, каждый художник рано или поздно находит себя, свой почерк, свою главную идею и главную мысль. Я, например, всю жизнь нахожусь в поиске, и когда мне говорят: «У вас такие разные фильмы!» — могу только согласиться. Да, они все разные, потому что и я жизнь люблю в ассортименте. (Смеется.)
Когда после окончания курсов на банкете я спросил у своих мастеров, почему они меня приняли, мне ответили: «Вы единственный, кто имел высшее музыкальное образование. Мы ждем от вас музыкальных фильмов». А конкурс, кстати, тогда был огромный: 74 человека на место, если бы я это знал, у меня просто духу не хватило бы поступать. К ним ехали готовые художники со всего Советского Союза.
Что такое «музыкальные фильмы», мастера мне не объяснили, и я пытался искать сам в этом направлении, чтобы их не разочаровывать. Стал давать фильмам музыкальные названия: «Каприччио», «Кончерто гроссо», «Скерцо», «Пастораль» и т.д. А потом выяснилось, что это был не совсем формальный подход и где-то на уровне подсознания такая форма соединялась с содержанием. Особенно я это почувствовал на «Скерцо».
— Игорь Викторович, анимация сегодня для детей или для взрослых?
— Недооценивать роль этого вида искусства в воспитании молодого поколения — значит не понимать его суть. Я воспитывался на фильмах «Заколдованный мальчик», «Золотая антилопа», «Снежная королева», на диснеевской сказке «Белоснежка и семь гномов». Но современная анимация — это не только фильмы для детей и тем более не только развлекалочки. Я прекрасно отношусь к сериалу «Маша и Медведь», но это анимационные «чипсы». Вы будете кормить своего ребенка чипсами постоянно? Конечно, нет. Анимация, как искусство, это духовная пища. И эта пища бывает полезной и вредной. Фильм Эдуарда Назарова «Жил-был пес» — «золотая середина» в искусстве. Не коробит эстетов и нравится широкой аудитории. Фразу «Щас спою!» знают все. При этом есть и «Сказка сказок» Юрия Норштейна — лучший мультфильм всех времен и народов. Но попробуйте показать его широкой аудитории — все ли поймут?
— А «Ежик в тумане» Норштейна для кого?
— Он замечателен тем, что обозначает вопросы. После просмотра «Ежика в тумане» зритель заинтересуется: что такое метафора, что такое аллегория, художественный образ? Но работать исключительно в угоду массовому потребителю — это путь обратно в пещеру.
…Когда я учился в минской консерватории, для того чтобы эффектно «подать» ученика, ему давали произведение современного композитора, которое не на слуху, и со всеми имеющимися техническими изысками ученик очень эффектно проходил. Но как только надо было узнать, что ты за музыкант, тут же просили сыграть классику — Баха, Моцарта, Гайдна, Бетховена, Рахманинова, Чайковского… Играть классику гораздо сложнее. Можно напрочь запутать всех своими изысками, и все будут ломать голову — что ты имел в виду? Мало кто находит в себе мужество признаться, что ничего не понял в произведении. Но когда экранизируешь Толстого, Чехова, Пушкина, не обманешь никого. У каждого есть свое понимание, насколько ваша интерпретация органична и точна. Я однажды слышал, как пианист Владимир Горовиц играет Шопена. Это было что-то невообразимое! Такие новые интонации и нюансы, особенно в том, что связано с левой рукой. Я только диву давался, как раньше этого не замечал!
— Без элемента новаторства в искусстве не будет движения вперед…
— Правильно. Идти вперед нужно, но важно и видеть тот момент, когда остается еще немного — и окажешься в болоте. Может, не стоит туда идти?
Режиссер Игорь Волчек всегда готов прислушаться к знакам судьбы.Явление кино народу
— Вы говорили в одном интервью, что фильм «Маша и Медведь» окупился за шесть лет. А ваш сериал «Несцерка» теоретически может окупиться?— «Несцерка» делался очень долго сам по себе, десять лет почти, может, даже больше. Через какое-то время я посмотрел этот фильм и обнаружил удивительную вещь: этот сериал ничуть не хуже всего того, что показывается сегодня, а у отдельных серий даже «голифе поширше» будет… Очень много было разговоров: «У нас няма беларускамоўных стужак, куды яны падзяваліся?..» Я зрабіў вам такі фільм. Хто гэта бачыць, хто гэта паказвае?
У нас, к сожалению, сегодня отсутствует такая вещь, как постпродакшн, не говоря уже про менеджмент. Есть Дом кино, а кино как явления, каким оно было в период нашего ренессанса, когда я пришел на студию, нет.
— Вы дважды избирались председателем Белорусского союза кинематографистов…
— Дважды избирался в чрезвычайных обстоятельствах. В первый раз у союза был долг в 120 тысяч у.е. Через два года мы этот долг погасили. Что-то съела инфляция, что-то мы выиграли по судам, что-то нам просто простили, где-то мы договорились мирным путем, где-то получили деньги за аренду… Задача для выполнения практически невозможная, потому что Союз кинематографистов — общественная организация, не имеющая права заниматься хозяйственной деятельностью. Второй раз меня избрали, когда союз оказался на улице… В результате нашего правления тогда появился Дом кино, который сегодня, увы, не работает как Дом кино, а на счету появилось 90 тысяч у.е. Я отдал абсолютно благополучный союз.
— Может быть, творческие союзы себя изжили?
— Раньше членство в них являлось очень престижным: как член союза ты мог пользоваться специальными медучреждениями, нам давали квартиры, предоставляли дома творчества, происходило общение, создавалась среда. Сегодня творческие союзы нужны в первую очередь именно для этого — для среды и общения, чего, к сожалению, нет.
Это понимание я прививаю нашим молодым кинематографистам. Наша анимационная студия живет по старым правилам. Для нас важны дух, единство душ. Нашу основную жизнь мы проживаем на киностудии. Что сегодня характерно для молодого поколения? У его представителей, к сожалению, нет вопросов. Постараться возбудить в них интерес — главная задача. Да, в интернете вы можете найти ответ на любой вопрос, но нужно еще его сформулировать.
— Сегодняшнее испытание свободой страшнее испытания цензурой?
— Не знаю, страшнее ли, но сложнее точно. И к тому же, что мы понимаем под цензурой? Есть цензура идеологическая, цензура совести, художественная цензура, цензура внутренняя… Что-то вы себе позволяте сделать, а что-то уже нет. Я не сноб, но не выношу ненормативную лексику в художественных произведениях.
— А в жизни?
— Есть люди, которым это органично идет, как Давиду Черкасскому, автору «Доктора Айболита» и «Острова сокровищ». И Давиду Яновичу было абсолютно безразлично, кто перед ним в этот момент находится — академик или работяга.
— Много лет вы ведете дневники. Что это — попытка зафиксировать время или сеанс самоанализа?
— Они все пригождаются мне потом в работе, даже через много лет. Какие-то вещи записываются и зарисовываются совсем неосознанно. Ты не придаешь им значения, а потом начинаешь вдруг спустя какое-то время листать — и вырастает образ, картинка.
— Вы называете себя человеком позднего созревания. Можете сказать, в чем его плюс?
— А кто вам сказал, что это вообще плюс? Это просто особенность психологии и организма. Дозрел — и хорошо. Не буду висеть антоновкой всю зиму.
— Игорь Викторович, пользуясь случаем, от всего нашего коллектива и наших читателей поздравляю вас и ваших коллег с Днем белорусского кино! Новых вам творческих открытий, побед, наград. И долгие лета!
— Спасибо!
БЛИЦОПРОС
— Любимый афоризм?
— «Учение без размышления бесполезно, размышление без учения — опасно». Конфуций.
— Животное, с которым вы себя ассоциируете?
— Никогда про это не думал. По гороскопу я — Собака.
— Любимый писатель?
— Огромное количество. Любимых писателей или художников нельзя разграничить. Есть масса малоизвестных. У каждого есть ценные произведения, которые меня трогают, о каждом могу говорить в отдельности и подробно.
— Верите ли вы в гороскопы?
— Чаще встречаются шарлатаны, эксплуатирующие эту тему. Не очень ими интересуюсь.
— А в приметы верите?
— С годами я стал суеверным человеком, кто бы ни перебегал мне дорогу — черная кошка или человек, — все равно крещусь.
pepel@sb.by
