Друзей моих прекрасные черты
— Книга — это, может быть, громко сказано. Скорее это мои воспоминания. Они связаны прежде всего с людьми, которые шли по жизни рядом, которыми восхищались мы и которые восхищались Борисом Ивановичем. В этом взаимном восхищении присутствовало настоящее чувство дружбы, и порой это родство было более сильным, чем родство по крови. Мне хочется вспомнить как можно больше друзей нашей семьи начиная с 60-х годов прошлого века и до последних дней Бориса Ивановича.
Для меня он являлся человеком невероятно талантливым. Мы познакомились на втором курсе: я училась в консерватории, он — в театральном институте. Я увидела эти горящие глаза, почувствовала сильную, как сейчас говорят, энергетику и была просто потрясена. Таких людей до Бориса я не встречала. Мы познакомились 7 марта, а 9 мая расписались, чем привели в шок мою семью, и только постепенно стали узнавать друг друга. Он был старше меня на семь лет, а психологически и житейски еще гораздо старше. Этому способствовали тяготы жизни после войны, его отец погиб в 1945-м. И конечно, та дорога, которую он выбрал, — сложная и длинная дорога в режиссуру.
Говорить о том, что наша жизнь была розовой, прекрасной, сотканной из любви и уважения, мне не хочется. В каждой семье возникают сложные ситуации, и наша — не исключение. Борис Иванович порой вел себя невыносимо, но и я не сахар. Темпераментом Бог не обделил.
Театр Янки Купалы стал для меня родным домом. Я узнала театр, который жил как настоящая большая семья, изнутри. Тогда началась наша дружба с купаловцами — Зинаидой Броварской, Геннадием Гарбуком, Валентином Белохвостиком, Геннадием Овсянниковым. Позже друзьями нашего дома стали критик Тамара Абакумовская, музыкант Стелла Гимпелевич, драматург Андрей Макаенок, который почти всю жизнь был нашим соседом. Как-то так получалось, что переезжали мы — и переезжал Андрей Егорович. Он был коммунистом, но с каким-то христианским мировоззрением, не терпел лжи, лицемерия, приспособленчества.
С режиссером Георгием Товстоноговым у Бориса сначала состоялась встреча в студенчестве. Он подошел к нему на служебном входе: «Как же я могу стать режиссером, если не вижу ваших спектаклей?» Товстоногов так опешил, что посадил его в БДТ на свое место. Потом мы отдыхали вместе в Паланге. На завтрак Товстоногов всегда брал черный кофе и творог. С помощью Товстоногова Борис Иванович побывал в Англии у режиссера Питера Брука, а затем и на родине Шекспира. Эти впечатления незабываемы.
Я всегда старалась первой прочесть все литературные журналы, попадавшие в наш дом, в том числе «Иностранную литературу», потому что если они попадали к Борису, то уже не возвращались, он зачитывал их до дыр. Муж с восторгом относился к творчеству Романа Виктюка, но самым главным его кумиром был Всеволод Мейерхольд. Кстати, будучи студентом второго курса, он поехал на практику к режиссеру Борису Равенских, который работал с Мейерхольдом. А однокурсник Бориса Валерий Раевский попал на Таганку к Юрию Любимову, тогда она просто гремела! Представляете, каким напором обладали эти ребята? Позже, отдыхая на Рижском взморье, я посмотрела спектакль Бориса Равенских «Царь Федор Иоаннович», который шел на сцене Малого театра около 40 лет и приехал на гастроли. Я поразилась тому, что по прошествии такого времени он оставался живым и волнующим. В разные годы в нем играли Иннокентий Смоктуновский, Юрий Соломин.
Я сама всегда была театральным человеком. До 18 лет жила в Воронеже, посещала местный театр имени А. Кольцова — он с такой же богатой историей, как и театр имени Ф. Волкова в Ярославле. С юности театр для меня был особым местом, где происходит праздник.
— Луценко был актерским режиссером?
— Безусловно. И здесь для меня есть загадка. Почему народные артисты СССР Александра Климова и Ростислав Янковский всегда с удовольствием работали в его спектаклях, а кто-то другой хлопал дверью и уходил с репетиции, отказываясь от главных ролей?
— А есть у вас любимый спектакль?
— «Христос и Антихрист» по Дмитрию Мережковскому.
— Борис черпал идеи и вдохновение из неожиданных источников. Часто требовал: «Поговори со мной!» А я терялась — уже многое было сказано. Иногда ходил на вокзал и кормил бомжей. Ему доставляло удовольствие, что он делает что-то хорошее. Это нужно было ему самому.Никогда пренебрежительно не относился к людям, понимал, что любой человек может попасть в трудную ситуацию.
Репетиция — любовь моя
— Я очень признательна директору театра имени М. Горького Эдуарду Герасимовичу и художественному руководителю Сергею Ковальчику за то, что они до последнего момента всячески привлекали Бориса Ивановича к работе, давали почувствовать ему, что он нужен театру. Ему дали возможность поработать вместе со своей ученицей Марией Матох над спектаклем «ОбломOFF». Однажды он позвонил ей: «Машенька, можно я не приду на репетицию? Я плохо себя чувствую». У меня сжалось сердце, это была катастрофа. За всю жизнь у него никогда не было такого состояния, чтобы пропустить репетицию.В спектакле «Крейцерова соната», поставленном Марией Матох по одноименной повести Льва Толстого, сегодня звучит голос Луценко — он посвящен ему. Никак не могу заставить себя пойти посмотреть его. Хотя прошло уже больше двух лет после ухода Бориса, он все еще рядом со мной. Радуюсь интересным спектаклям — «Братья Карамазовы» в постановке Ольги Клебанович и «Граф Монте-Кристо» худрука Сергея Ковальчика. Думаю, и Борис Иванович радовался бы за сегодняшнюю судьбу театра.
— Вы ведь тоже человек творческий, музыкант. Пришлось отказаться ради мужа от собственной карьеры?
— Конечно. И это чистейшая правда. Когда мы поженились, я оканчивала второй курс консерватории и думала, что стану дирижером симфонического оркестра. Но, увидев Бориса, поняла, что мой талант рядом не стоял. Правда, недолгое время я играла в оркестре Иосифа Жиновича — была блестящей баянисткой.
— Людмила Петровна, когда ваша книга увидит свет?
— То, что я пишу, может быть изменено тысячу раз. Я перечитываю и дополняю, использую какие-то рецензии и статьи с позволения их авторов, так что сама не знаю, когда закончу. Никакой конкретной даты нет. Мне важно передать в своих воспоминаниях свое отношение к Борису Ивановичу как к настоящему светочу культуры. Я верю, что он будет жить в спектаклях своих талантливых учеников, в истории белорусского театра, и нить эта в искусстве не оборвется, как не оборвется жизнь на земле.
pepel@sb.by
