Протяжный гудок подходящего к станции поезда не заставил поднять ухо даже лохматого пса без особых примет, в чуткой полудреме лежавшего в вытоптанном дворике неприметного деревянного дома. Слишком часто размеренная поступь разнокалиберных составов вторгалась в жизнь этой улочки, чтобы не стать ее неотъемлемой частью. Июньская пыль любовно обнимала каждую выемку знакомой, как лицо собственного ребенка, дороги. Окраина маленького городка уже постепенно отошла ко сну. И только любопытный лунный луч отправился в свой неспешный обход. Его седая, покрытая морщинами кратеров мать спала, не слишком жалуя миллиарды раз виденную картину своим равнодушным светом. Ей было скучно оттого, что она видела и знала все, что только мог представить себе этот ничтожный человек, топчущий тело ее сестры-Земли. Поэтому так часто прикрывалась шторами облаков, когда слышала чей-то крик, молящий о помощи в ночи, ибо знала – помочь она не в силах, а быть свидетелем очередного преступления – увольте… Но вот ее маленький сын жаждал изучать, смотреть, раскрывать тайны каждого, на кого падет его мертвенно-белая рука из-за необдуманно открытой занавески. Хм, обычная улица обычного городка, очередного из сотен, тысяч, облепивших пока еще не сдувшийся шарик планеты. Мужчины, женщины, дети, собаки, кошки – состав этой маленькой армии всегда неизменен. Но не все они принадлежат этому миру, и не каждый, кого видит лунный луч, смотрит на солнечный свет.
Это лицо на плоской подушке позволяет себе улыбку нечасто, разве вот что в такие минуты, когда слышит особенный, только для нее различимый детский смех. Утром она встанет, наденет свой обычный темный костюм и окунется в мир реального смеха, плача и обид, когда будет заглядывать в группы своего детского сада, сидеть на занятиях и украдкой наблюдать за карапузами, ловко лазающими по лесенкам участков. Судьба не Фемида, ее насмешливые глаза раскрыты широко. Любовь, как и родителей, не выбирают, в каком уголочке мира ни пошарь. Вот и эта когда-то юная девчушка собиралась замуж, да не вышло. Мать-луна спала в своих тучах, когда какой-то очередной человечек выбрал не ту дорогу и не вернулся к своей невесте. Ну а девушка, уже ждавшая ребенка, поглядывала в сторону колодца. Но держась руками за выщербленную каменную кладку, она невольно прикрыла глаза, которые слепил навязчивый лунный луч. Опомнилась, отшатнулась, но кто-то там, наверху, заметил и украдкой поставил галочку. Вышла замуж за другого. Хороший, тихий, смирный… Сколько раз лунные лучи пытались высушить слезы на глазах этой женщины, когда новоиспеченный муж возвращался к вечеру, едва держась на ногах. И в бессильной злобе набрасывался сначала на виноватую жену, а потом и на чужого ребенка. Сколько часов она провела за тем самым колодцем, обнимая дрожащего сынишку, пытаясь справиться с утробным воем, который рвался из груди к обитому звездами небесному потолку неба. В одну из таких ночей она решила, что пьяному чудовищу не место в ее жизни. Луна в ту ночь светила особенно ярко, словно пытаясь отговорить, помешать, но отчаяние горит ярче. В обычной тишине ночной деревни стрекотали цикады, и даже звук скользнувшей в колодец тяжести не отвлек их от своего извечного занятия. Никогда, ни на секунду она не пожалела о том, что сделала. Хотя и не забывала. Сколько раз она вздрагивала, когда слышала зловещий плеск от любого соприкосновения с водой, а в колыхании тины видела лишь волну его волос. И как ее трясло, когда сынишка недоуменно спрашивал, почему мама боится заглянуть даже в неглубокую лужу. Как объяснить мальчишке, что синева глаз того, убитого, отсвечивает от любой водной поверхности? Десять лет спустя она вернулась сюда, буквально на пару дней, чтобы вернуть кое-какие давние долги знакомым. И, как оказалось, отдать свой главный, о котором небо не забыло. Бездушное жерло взяло с нее двойную оплату. Шустрый мальчишка, фантазер, сын всегда мечтал достать для матери звезду. И увидел ее, необычайно яркую, сияющую и манящую, в ледяной воде того самого колодца. И сейчас лунный луч видит его счастливую улыбку и ладони, наполненные неземным светом. Кто знает, может, и строгая заведующая детсадом видит то же самое во сне?
Лунный луч, танцуя, освещает разноцветные головки в спаленке с небольшой кроватью в соседнем домике. Кукол здесь больше, чем в магазине, но в кроватке спит вовсе не девочка с кудряшками. Гордый профиль, брезгливые крылья носа, тонкие руки поверх одеяла. Особенные руки, ухоженные и профессиональные, почти без единой морщинки. Руки врача, помогающие появиться на свет новым счастливчикам, мирно посапывающим сейчас в своих кроватках. А скольким не повезло? Сколько крохотных ручонок, с крохотными пальчиками пытались инстинктивно закрыться от страшного металла, рвущего их на кусочки. И вовсе не в стерильных условиях больницы, а прямо здесь, в соседней комнате, где расположен подвальчик. Луч провел пальцами по глазам кукол, сидящих, словно в насмешку, почти во всех комнатах этого мертвого дома, как будто пытаясь разбудить загубленные маленькие души, но ни одна ресница не пошевелилась ему в ответ. А ведь среди этих детских головок должна быть одна, с тем же носиком и теми же глазами, как у спящего доктора. Фамильные черты всех женщин этого семейства, чья история уже оборвалась в этом же подвале. Но ведь она хотела всего лишь отвести тень позора от их гордого имени. Избавить несмышленую девчонку от обузы, которая сломала бы ее жизнь. Но мама ошиблась, и зараженная кровь смыла позор дочери быстро и надежно. Навеки. А суровая докторесса взяла себя в руки и продолжила идти своей неверной дорогой.
А эти руки, кажется, уже невозможно сделать бледнее. Они сплелись в единое целое, но мужская пара словно стремится вырваться из цепей худых, схваченных судорогой женских. Он сидит, низко склоняясь над ней, сон не позволил им бороться друг с другом или с самими собой. Всегда необходима передышка. А ведь когда-то тот самый лучик освещал своего старого знакомого, мальчишку, сидящего на этом же подоконнике, теперь заставленном баночками и ампулами. Закрывшись в комнате, он смотрел на луну, мечтая о том, чтобы в его доме царил такой же покой, как там, на белом яблоке. Помнил его глаза, когда ранним зимним вечером мальчишку забирали в интернат, подальше от матери, как он цеплялся за материнскую юбку, а она стояла, намертво вцепившись пальцами в недопитую бутылку. Лучик пытался разделить напополам его одиночество, рисуя полосы на казенном колючем одеяле. Помогал мальчику найти путь домой, когда тот умудрялся убегать, чтобы просто постоять у родного дома, хоть одним глазком посмотреть на маму. А вдруг она просто не знает, где его держат? И лишь поэтому не забирает. Луч горько усмехнулся, вспомнив тот вечер, когда мальчишка наловил ведро раков. С какой гордостью он принес свой улов домой, хотя прекрасно знал, что милиционеры и воспитатели снова ждут его у дома с озабоченно-усталыми лицами. Видимо, неслучайно один из раков так вцепился в полупьяную женщину. Как вцепился, так больше и не отпускал. И вот сейчас он разъедает ее внутренности, и тот же лопоухий мальчишка, пусть и старше на полтора десятка лет, держит ее за руки. Свою мать, которая больше не пьет и не гонит из дому. Простил ли он ее? Наверное. Иначе бы не увеличил последнюю дозу морфия, которая перенесла наконец-то посветлевшую душу совсем в иные миры. Знал ли он, что рискует всем, что имел. Ну да лучу уже нет до этого никакого дела.
Любопытный луч заглянул и в гости к старому знакомому, еще одному самому обычному человеку, который всю жизнь только и делал, что копил. Собирал бумажку за бумажкой, обменивая их на другие, зеленые. Запирая ставни, пересчитывал, метался по дому, пытаясь найти самое укромное местечко. Постепенно он остался один на один со своим богатством и проклятиями. Выставил из дома единственную дочь, посмевшую обвинить его в том, что не дал денег на лекарства покойной жене. А вдруг бы не помогло? Тогда что? Не зря опасался скряга. Луч скользил по веткам, не в силах видеть, как двое бродяг убивают несчастного ради того, чтобы поживиться несколькими бумажками из потертого кошелька. Никто еще не унес с собой, не прихватил ни копеечки. Как ни металась тень бедного скряги, в последний путь он отправился за казенный счет и в полном одиночестве.
Видел ли лучик людей, которые его удивляли? Немало. И вот этот, трижды обманувший смерть, как же он самонадеян! Луч с немалым удовольствием наблюдал за этим крепким еще стариком, прошедшим через войну совсем мальчишкой, сумевшим увернуться от когтей, которые нацеливались на его спину с бескомпромиссным намерением прикончить. В тот первый раз отец приболел, никак не мог разогнуться, а с дровами была совсем беда. Пришлось ему, как единственному, кроме батьки, мужику в семье, брать тяжелый для неуклюжих мальчишеских рук топор и двигать в лес. А там земляники немерено! Ну как тут упустить такую возможность, все-таки последняя, вот-вот отойдет. Пока собрал ягод, пока о дровишках вспомнил, к родной деревне вышел затемно. Еще издали заметил алые всполохи в черничном небе, и сердце ухнуло куда-то вниз. В деревне было уже тихо. С жалобным треском догорали остатки силосного сарая, внутри которого навеки остались его родные вместе с другими односельчанами. Фашисты не пощадили ни безногого деда Миная, ни рожденную в этот проклятый день малышку. Потом был поезд, с которого он соскочил буквально на пару минут, пока тот не набрал ход, чтобы по-мальчишески лихо сорвать пару диких яблок на перекус. Пока догонял, неизвестно откуда взялся в небе ненавистный паук-крестовик, и от того самого вагона остались одни щепки. В третий раз он обманул смерть перед самой Победой, когда закадычный приятель, который всегда шагал сзади, вдруг рванулся вперед, обогнал и… Все. Немецкая мина свое дело знала. Обожгло везунчика крепко, но он снова ушел от смрадного дыхания войны. Надолго. Но не навсегда. Луч почти ласково погладил черенок лопаты, торчащей в пока еще не разработанной земле участка, за который наконец решил взяться старичок. Столько лет назад ему выделили надел, а все руки не доходили. Ждала его эта земелька. И ждал старый знакомый, покрытый рыжим временем, такой же старенький, но все еще мощный фашистский снаряд, в трех шагах от лопаты. Завтра, ранним утром, старичок встанет и возьмется за дело. Не уйдет он в четвертый раз, потому что всему свое время. Не увидит, как полыхают в огне, охватившем опустевший соседский дом, зеленые бумажки ушедшего скряги, потому что есть вещи более ценные. Найдут свое примирение мать и сын, перестанут плакать загубленные маленькие души в подвале врача и заведующая детским садом услышит совсем другой смех. Ну а пока – всем спать…
