Когда-то говорили, что наша страна самая читающая, самая духовно богатая. Потом, перейдя к дикому капитализму, превратилась в самую считающую. Армен Джигарханян, человек, по праву заслуживший зрительскую любовь, почтение и театр, которым он руководит, все эти тезисы опровергает в интервью интернет-порталу argumenti.ru.
— Армен Борисович, со дня выхода фильма «Облом» — первого, в котором вы снимались, — прошло целых пятьдесят лет. В каких единицах измеряется ваш актерский опыт?
— Начну издалека… Я уже не раз признавался, что врачей не люблю. Но у меня был замечательный друг. Выдающийся кардиолог. И как-то я решил с ним посоветоваться: мол, бросил курить — продлил ли я себе жизнь? Он отвечает: «Да». — «На сколько?» — спрашиваю. «Месяца на два». У него была четкая теория, что у каждого человека сосудистая и кровеносная системы запрограммированы на определенное количество ударов сердца. Поэтому от внешних факторов мало чего зависит. И умные люди утверждают, что человека лечит не врач, а собственный организм. Тут важно не помешать.
Теперь вернусь к главному — вашему вопросу о творчестве. Режиссеров, как и врачей, я тоже не люблю. Для многих режиссура становится собственным самовыражением через других. Если оперировать образами, то актер — это сердце, снабжающее жизненно важные органы кинофильма своей кровью. К счастью, мне везло, и мой творческий опыт исчисляется не только количеством, но и качеством продукта.
— А почему в юности вы пошли работать помощником оператора в кино?
— Меня не приняли в ГИТИС, я вернулся домой. И родственники решили, что меня нужно куда-то пристроить. Куда? Конечно, поближе к искусству. Позвонили на студию. И нашлась эта вакансия. Год я там работал. Наверное, пошло на пользу.
— Вы играли испанцев, итальянцев, бразильцев… Чтобы вжиться в образ, вам, наверное, нужно читать специальную литературу, готовиться к роли?
— Выскажу крамольную мысль. На мой взгляд, человек, занимающийся творчеством, вообще должен быть малообразован. Потому что он не должен утрачивать способности удивляться. Я видел режиссеров, умно дискутирующих о предмете искусства, которые при этом ничего в своей профессии путного не сделали. Для меня пьеса — это повод. Джигарханян в предлагаемых обстоятельствах. И если чисто человеческие проблемы персонажа каким-то образом смыкаются с моими, то роль удается. Сами понимаете, если ты всерьез представляешь себя Отелло, считай, что ты психически нездоров.
Расскажу одну байку. Один очень хороший актер играл Тибальда. В середине пьесы «Ромео и Джульетта» его герой погибал, и актер шел домой. Этот артист много лет играл спектакль. И тут к нему приезжают гости, он ведет их в театр. И сам остается и досматривает спектакль до конца. На следующий день приходит совершенно убитый и говорит: «Слушайте, оказывается, Ромео и Джульетта погибают».
— В театре вы — художественный руководитель. С чего начинается театр для вас?
— Театр начинается с какой-то бациллы, которой ты заражен и которую приносишь в эти стены. И в результате вокруг тебя собираются больные тем же недугом, то есть единомышленники. А потом приходят другие люди, чтобы посмотреть. Зрители. Думаю, вряд ли кого-то взволновала бы история мавра Отелло, который задушил белую женщину, если бы не один момент, мотивирующий этот поступок. Ревность. Чувство, знакомое практически каждому. Значит, театральная постановка — это повод, чтобы разобраться в себе.
Второй очень простой пример. Когда в Ереване начались проблемы с газом и электричеством, в этот момент произошел всплеск интереса к театру. Почему? Труппа артистов оперного поехала в Америку на гастроли, где живет один миллион армян. И армянская диаспора подарила театру генератор, который привезли в Ереван и установили в оперном театре. Помещение нагрелось, там зажглись люстры. Стало светло, тепло, заиграла музыка. И в оперном театре, наверное, впервые за всю его историю, начались аншлаги. Искусство без поддержания физиологических потребностей не может существовать. И с этого тоже начинается театр. В искусстве есть еще одна с точки зрения физиологии необъяснимая вещь. Пример такой. Жила одна очень талантливая девочка. Бог наградил ее даром, и, будучи совсем маленькой, она стала сочинять совершенно гениальные стихи. Просыпаясь по утрам, она говорила маме: «Скорее запиши слова, а то они меня душат». Признания многих гениальных людей о муках творчества в чем-то схожи. Вот из всех этих составляющих для меня и складывается то, о чем вы спрашиваете.
— Считается, что память — как мышцы. Чем больше ее тренируешь, тем больше запоминаешь. Вам пришлось выучить, наверное, несколько томов текстов. Есть какие-то специальные приемы?
— Однажды седобородому старцу задали вопрос: когда вы ложитесь спать, вы бороду кладете под одеяло или на одеяло? И тот всю ночь не мог заснуть, потому что пробовал и так и эдак. То, что еще вчера было для него естественным, превратилось в мучение. Милая моя, вы еще спросите, какое у меня полушарие отвечает за творчество, а какое за математические подсчеты. И я точно сойду с ума. Конечно, у каждого актера свои профессиональные секреты. И единой формулы нет. Актер — человек, совершающий акт. Обычно текст так и запоминается. По действиям, по поступкам персонажа пьесы, сценария. Но если я стану об этом думать и анализировать, то ни одной строчки не выучу.
— Вы в жизни человек азартный. Когда приезжаете в Америку, Лас-Вегас посещаете?
— В Лас-Вегасе сто раз был. И один раз даже выиграл сто долларов. И тут же сказал: все, я ухожу. Мне говорят: «Постой, старик. У тебя фарт». — «Нет, — говорю, — давайте сто долларов». И ушел. Так что я не азартный. В карты вообще не играю. Теперь следующим вопросом будет: а почему вы, Армен Борисович, были сто раз в Лас-Вегасе? Предвосхищая его, скажу: в США работает моя супруга. И я люблю Америку. На лето, на два месяца, в свой отпуск приезжаю к ней отдохнуть.
— Получается, что вы подолгу один…
— Мне не нужна прислуга в Москве. В театре есть замечательная столовая, и там я обедаю.
— Вы человек темпераментный, взрывоопасный. Это положительная черта или отрицательная?
— Положительная — для творчества, важная — для руководителя коллектива. Я должен возбудить большое количество людей. Увлечь артистов, которых я взялся вести. Убедить зрителей, коль я стал играть роль… Для моего здоровья — черта отрицательная. Потому что в результате этого в крови поднимается сахар.
— Что вам снится?
— Очень много раз видел во сне, что текст забыл. Хотя такого со мной не случалось.
— На мой взгляд, труд такого актера, как вы, должен оплачиваться достойно.
— Но только в соответствии с тем миром, в котором я живу. Ведь некоторые люди выбирают между бутербродом и кофточкой для ребенка — что купить? Если ты состоятелен, есть у кого-то проблема — помоги, поделись. Я хожу к богатым людям и прошу помочь театру. Не знаю, как там с нефтью и газом, но театры бедствуют. И поэтому говорю, что мы — нищая страна.
Ответьте мне на вопрос: Россия — талантливая страна? Талантливая. Тогда объясните, почему мы ничего не можем делать хорошо? Машины не можем делать, тракторы. Почему?
— Ну что-то же мы умеем!
— Что? Я ведь говорю об этом не для того, чтобы всех нас очернить. А потому что переживаю и по театру знаю, как все происходит. Говорю руководству: «Мне лично этот театр не нужен. Мне не так много осталось. Но в Москве будет хороший профессиональный театр. Я иду к этим кухаркам, про которых говорил Ленин и которые теперь руководят нами, и пытаюсь их убедить. Помогите!» А мне в ответ: «Да что ты, брось, старик! Какие проблемы?! Вот я вчера смотрел КВН. И так смеялся».
— Каким следуете заповедям?
— Все заповеди мне внушила жизнь. Я не жду указов. Ни тех, что связаны с телом, ни тех, что связаны с душой. В Библии есть десять заповедей. Одиннадцатую предложил Эйнштейн: «Не бойся!» Молодец!
