Какой же все–таки изощренный мозг придумал эту дьявольскую штуку, «оперативный эксперимент»! Да уж, эта вещь точно будет посильнее, чем «Фауст» Гете! Конечно, в секретных инструкциях и руководящих документах все выглядит очень солидно. Но в жизни — попроще: к намеченному на заклание ягненку (возможному взяткополучателю, наркодилеру и т.п.) оперативные работники «подводят» агента и тот напористо, от всей души искушает жертву. Беспроигрышный номер. К тому же очень хорошо влияющий на красоту статистики по раскрытию преступлений. Не счесть, сколько таким острым способом сделано крутых карьер и сколько поломано судеб не то чтобы совсем уж правых, но и не совсем виноватых. Недавно прогремевшие скандалы с участием особо изобретательных «экспериментаторов» заставили меня вспомнить об одной сложной и, прямо скажу, трагической судьбе.
Не буду называть фамилию, ограничусь его уголовной кличкой «Пинцет». Родился он под несчастливой звездой, хотя и в очень хорошей семье. Одна судимость, вторая, пятая, шестая. Возможно, приди небесному режиссеру в голову идея дернуть за другую ниточку, стал бы при таком характере он знаменитым капитаном дальнего плавания, но судьба распорядилась иначе и стал он рецидивистом Пинцетом.
Недавно я получил от него письмо. Все, как и раньше: УЖ–15, строгий режим, астрономический срок, круг замкнулся. Но не стал бы я ворошить эту историю, если бы не «оперативный эксперимент». Не хочу взывать к состраданию и прочим тонким материям, вполне осознаю, что после бурной жизни и полдюжины судимостей рецидивист Пинцет никогда не превратится в образцового каменщика, потому что невозможно опровергнуть убийственную поговорку о «горбатом» и «могиле». Но, несмотря на отвратительную характеристику, мне захотелось узнать правду: а за что, собственно, его на этот раз водворили в лагерь? Только потому, что он рецидивист, наркоман и его внешность плохо действует на участкового? Потому что «вор должен сидеть в тюрьме»? Так–то оно так, но даже самый распоследний вор должен иметь и право на законное расследование его неправедных дел... Что до наркомании, то это — болезнь, тяжелая болезнь, за это, по моему мнению, вообще негуманно лишать свободы, надо лечить.
Впрочем, понимаю, что мнения на этот счет могут быть разные.
...Улучив время, я встретился с некоторыми вызывающими у меня доверие людьми, посмотрел архивные материалы и приуныл. «Дело» на не самого, безусловно, лучшего гражданина оформлено исправно, но я проникся сомнениями: а так ли был безупречен «оперативный эксперимент»?
Говоря судебно–следственным языком, после очередного освобождения Пинцет вскоре «повторно встал на путь преступлений». Оригинальность сюжета в том, что Пинцет продавал страждущим не метадон (его он употреблял сам), а некий порошок, который здесь же, на кухне, из мела и известки готовила его сожительница. Покупатели, естественно, не могли и представить, чтобы авторитетный уголовный идальго подсовывал им мел; они глотали пресный порошок и по инерции впадали в кайф.
Даже хвалили.
Каждый второй наркоман является милицейским агентом, и совсем скоро местные сыщики пришли в возбуждение: удача сама спешила навстречу. И вообще: одно дело — какая–то мелкая рыбешка, совсем иное — заполучить в камеру Пинцета, красу и гордость блатного мира. За это могут и поощрить...
Несложный «эксперимент» удался! Вроде бы даже соблюли все предъявляемые требования. В архивных бумагах мелькают какая–то видеокассета, которая потом не проходила экспертизу, путаные показания покупателей–наркоманов, исчезновение главного свидетеля и много других разнообразных, но в большинстве своем белых ниток.
Воля ваша, господа, но я вынес для себя такое суждение: да, рецидивист Пинцет совершил преступление, которое в Уголовном кодексе именуется как «мошенничество», но «собранные по делу доказательства» о торговле наркотиками не убеждают. Малоосведомленный читатель в недоумении поднимет брови: «Какая разница?» — но сведущие люди знают, что сроки за эти преступления разнятся почти так же, как мел и метадон.
Я не собираюсь ничего опровергать и дебатировать по поводу доказательств, квалификации, чистоты «эксперимента» и прочих профессиональных тонкостей. Не хочу и обобщать. Но еще раз напомню, что последние скандалы, когда некоторые карьеристы в погонах подбрасывали задержанным наркотики, брутально склоняли больных, запуганных наркоманов к оговорам, подтверждают, что многие вроде бы разрекламированные и громкие «разоблачения» на самом деле вполне туманны.
И потому дело не только в конкретном Пинцете. Меня занимает другое:
— Если кто–то считает, что для улучшения статистической картины годятся любые способы и «оперативный эксперимент» — лучший друг карьеры, то на месте Пинцета может оказаться любой.
