Смерть — как весна: неизбежность ее прихода осознаешь, к нему даже, может быть, морально готовишься, но, как и весна, она всегда застает врасплох. Просыпаешься утром, наливаешь чашку кофе, сонная садишься к компьютеру, заходишь на «Одноклассников», а там тебе — короткое, хлесткое и невероятное сообщение от друга: «Л. умер». Как? Почему? Разве люди в нашем возрасте уже уходят?
На самом деле люди уходят в любом возрасте. Но в наши «еще нет и сорока» это всегда нежданно–негаданно, несправедливо и непонятно.
Л. — мой однокурсник, он, как и я, читал Платона и Аристотеля, задавал преподавателю истории религии (который за год до этого вел курс атеизма) вопрос о том, что такое шведская семья. А тот, ничтоже сумняшеся, отвечал: «Ну, шведская семья — это ведь, я так понимаю, семья протестантов» — и развивал эту светлую мысль. Смех в аудитории, Л. — вон. Сейчас вспоминается только это — радостное молодое сумасбродство. Как арендовали на выходные корпус в пионерском лагере, чтобы отметить медиум, через месяц повторили на бис — очень понравилось. Как ходили в поход уже не помню на какое озеро и вместо обещанных Л. четырех километров протопали 12, а потом еще играли в футбол. Было смешно и здорово, и у нас было много потрясающих планов на жизнь. Как однажды он сказал: «Вот сижу дома, читаю Ницше, смотрю на улицу и думаю, что вот все эти люди даже не догадываются о его существовании. И это совсем не мешает им жить».
Свою будущую жену он покорил тем, что после вечеринки вымыл всю посуду. Мы–то знали, что это был совершенно несвойственный ему жест, но она обалдела. У них дочь.
Смерть молодеет. Мне еще нет сорока, а чтобы подсчитать мои личные потери, пальцев на одной руке уже мало. Близкую — очень! — подругу убили прямо в квартире, а потом имитировали самоубийство. Ее дочери тогда было три года, она до сих пор наблюдается у психотерапевта, а у меня до сих пор болит сердце — она была такая... Двое друзей–мужчин разбились на машинах — в одну неделю, в разных городах. С тех пор я всегда пристегиваюсь даже в тихоходах и на короткие расстояния. Моего одноклассника в прошлом году в Гомеле не спасли врачи: сначала вкололи препарат, а потом не смогли определить, что организм дал на него шоковую реакцию, — пока массировали сердце, он умер от отека Квинке на руках у жены. Он был отличным парнем и хорошим семьянином.
Смерть — как весна. Она неизбежна, но это не радует. К ней готовишься, но никогда не бываешь готов. Нам пора, как в западных фильмах, учиться составлять завещания — с того самого момента, как появляется хоть что–то, что мы можем завещать. У нас как–то не принято говорить об этом, вы замечали? Мы не обсуждаем вопросов, связанных с похоронами — своими или близких, и не оставляем четких распоряжений по этому поводу. По–моему, это неправильно. Вот, например, мы с мамой это давно уже обсудили. Где, с кем, как — это ведь важно, потому что навсегда. И это совсем не значит, что кто–то кого–то торопит. Для нас примером стала моя бабушка. Мы все посмеивались над ней и ее «узелком» (на самом деле это была большая картонная коробка, которая хранилась в дальнем углу шкафа) и просили не торопиться. Она и не спешила никуда — слава Богу, бабушке было 85, когда она ушла. Но когда это все–таки случилось (а смерть неизбежна, вы помните?), мы извлекли ее коробку и поняли, что уходить нужно именно так: очень организованно. Она успела рассказать нам о том, какой нужно поставить памятник (никаких фотографий, простой крест), и приготовила все, что нужно для дальней дороги. Я беру с нее пример. Я тоже организованная, но все кажется, что еще не время собирать свой «узелок». Пусть жизнь и не «только начинается», но впереди еще, кажется, так много и так интересно...
Л., зачем ты так? Он, к сожалению, много пил — и слишком резво приближал неизбежность.
Боимся ли мы смерти? Конечно, как и всего неизвестного. Вы уже решили для себя — это конец или будет продолжение? Мне кажется, если этого не знаешь, то не готов уходить. Проблема в том, что к смерти, как и к весне, мы не готовы никогда. Мы предпочитаем делать вид, что бессмертны. И живем так, как будто бессмертны, — растрачивая друзей и близких, оставляя все самое важное на потом. А если «потом» не будет? Боимся неизбежного? Философ Эпикур очень–очень давно вывел простую, но очень действенную формулу, как избавиться от страха смерти. «Когда мы есть, — говорил он, — смерти нет. А когда есть смерть, нет нас». Очень эффективная формула. Боимся или нет — это все равно будет.
