Впереди новости

Спецкорреспондента СТВ Александра Галанского стали узнавать в лицо задолго до того, как он начал вести вечерние новости на своем телеканале...
В отличие от телеведущего, репортер часто остается за кадром. В обилии ежедневных новостных сюжетов имена и лица их авторов зачастую теряются, но те, кто способен создать сенсацию в эфире, незамеченными никогда не остаются. Спецкорреспондента СТВ Александра Галанского стали узнавать в лицо задолго до того, как он начал вести вечерние новости на своем телеканале. Теперь признание зрителей подтверждено и высокой наградой — на днях Александру и еще семерым сотрудникам «Столичного телевидения» вручили специальные премии Президента за телемарафон в День ребенка, средства от которого, кстати, были перечислены одному из минских детских домов.

— Значит, Александр, это ваше главное достижение на сегодня?

— Пожалуй, да — таких наград в моей жизни еще не было. А еще я могу сказать, что никто из нас этой награды не ожидал. В смысле, когда мы готовили свой телемарафон, ориентировались отнюдь не на официальное признание. Просто каждый занимался тем, к чему у него лежала душа.

— Интересно, после вашей акции кого–нибудь усыновили?

— Видите ли, политика детских домов такова, что, когда приезжает телевидение, воспитатели стараются показать детей, которым сложнее найти приемных родителей. Хорошенького ребенка без отклонений возьмут в любом случае, а таких, с болезнями, у нас все еще очень боятся. Хотя несколько отважных все–таки нашлось...

— Интересно, а вы могли бы усыновить ребенка?

— В будущем — возможно. Просто пока я не в том «формате», но если предположить, что я уже обзавелся семьей и достаточно мудр, чтобы помочь ребенку сформироваться, такой вариант развития своей судьбы не исключаю. Распространенное предубеждение против брошенных детей или инвалидов, о которых я делал фильм для проекта «Репортер СТВ», совершенно неоправданно. Скажем, я до сих пор искренне общаюсь с Тоней Фатеевой, одной из героинь моего фильма. Удивительно, но люди, отличающиеся от нас, так называемых здоровых и нормальных, не замечают этих отличий. После фильма меня часто спрашивали: «А почему вы не говорили о «безбарьерной среде», о проблемах инвалидов?» А потому, что нам не нужно было говорить о проблемах. У нас были счастливые люди, глядя на которых можно даже позавидовать. Скажем, пара глухих молодоженов, по поводу которых кое–кто из нашей съемочной группы заметил: «Хотел бы я быть глухим, чтобы у меня было такое вот счастье». Мы иногда сами создаем себе проблемы, нагнетаем вокруг себя какие–то недоразумения...

— В то время как ваши ровесники предпочитают рассуждать в эфире о модных музыкальных новинках, вы исследуете такие непростые темы...

— Одно время я был ведущим программы «Фильм, фильм, фильм», так что «легкий жанр» для меня уже пройденный этап. Ну и сам я достаточно серьезный парень, люблю, чтобы от моего труда польза была.

— Наверное, в школе вы были отличником?..

— Нет, был хорошистом. Но серьезным был всегда. За очки меня даже считали «ботаником»...

— В таком случае, кто разыскивал в Интернете «первых свидетелей прихода секса в СССР» — неужели ваш двойник?

— Это действительно был я — искал героев для фильма «Интимная лирика». На мой взгляд, проект получился если не революционный, то заметный — 26 минут в прайм–тайм мы говорили о сексе без недомолвок и эвфемизмов. Причем все герои были настоящими, хотя труднее всего оказалось привлечь к съемкам не людей нетрадиционной ориентации, а обычную семейную пару. Несмотря на засилье сексиндустрии вокруг нас, традиционные семьи не отваживаются обсуждать свои интимные проблемы даже друг с другом.

— А вы, значит, обо всем можете говорить откровенно?

— Личное табу — никогда не скажу ничего, что могло бы повредить хорошему человеку. И еще, надеюсь, никогда не стану обманывать людей.

— Можете рассказать, какое самое трудное решение вам приходилось принимать?

— Каждый день — новое трудное решение! Особенно когда приходится работать с человеком, который тебя предал. А такое случается на телевидении сплошь и рядом — темы уводят, героев уводят... Потом у нас даже в контракте прописан ненормированный рабочий день, и порой он настолько ненормирован, что сложно распознать, где работа, и где собственно жизнь. А когда люди работают на грани нервного срыва... В принципе, телевидение — мирное дело, но, занимаясь им профессионально, некоторые так спотыкаются о чужие подножки и разбивают себе не только коленки...

— А часто ли вам приходится оказываться в экстремальных ситуациях?

— Смотря что считать экстримом. Для кого–то экстремален прямой эфир, для кого–то — прыжок с парашютом. Для меня новости не такой уж экстрим, а с парашютом я не прыгал — боюсь высоты. Видите ли, на работе весь экстрим смазывается, стирается. Даже когда мне приходилось стоять в морге и выбирать лучший ракурс для съемок... На работе я могу сделать все. Даже высоты не боюсь. Помню, как мы записывали «стенд–ап» на крыше многоэтажки и оператор загнал меня на самый край, потому что там облака и дома складывались в красивую картинку. По своей воле я бы на крышу никогда не полез...

— Интересно, за что вы получили свой первый гонорар?

— Сегодня коллеги как раз вспоминали мою первую «пробу пера»! Несколько лет назад мои однокурсники спасли парня и девушку, пытавшихся покончить с собой, — бросились за ними с моста у площади Победы, вытащили, откачали... А я, тогда еще тоже студент журфака, написал об их подвиге в газету «Вечерний Минск»...

— А какие ощущения вам хотелось бы испытать еще раз?

— Еще и еще раз — кайф от своей работы.

— А я думала, скажете «влюбленность»...

— Нет, кайф от работы может быть круче влюбленности...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter