Я — большой поклонник белорусского языка, белорусской культуры, родился и прожил большую часть жизни в Минске. Знаю не понаслышке о проблемах белорусского языка. Тревожусь, все, что могу, делаю для его пользы. Но сейчас хочу порассуждать о втором моем родном языке — русском.Сто лет назад будущее не мыслилось без знания русского языка. Все ждали победы всемирной революции, и не было сомнений, что скоро вся планета будет говорить по–русски.
Много воды утекло с тех пор. Уже выросло поколение, для которого основное средство общения и познавательный ресурс — интернет. В эру инфотехнологий обострилась война языков. И тут выяснилось, что Россия, старающаяся догнать заграницу в науке и технике, отстает и в развитии языка.
Первыми заворчали компьютерщики, обвиняя язык в неспособности совладать с техникой. Исконные слова достали неумением выразить понятия: «файл», «дисплей», «домен», «хостинг»... Заимствователи пересыпают русскую речь иностранной порой без всякой нужды. Получается этакий интернетный «воляпюк». А ведь было и наоборот. Когда–то в английскую лексику вошли «совет», «спутник», «перестройка»... Теперь же разве что «крыша» и «откат».
Молодежь стремится говорить кратко. А в русском, чтобы соединить два слова, нужны согласование по роду, числу, падежу, глагольное управление. «Не» или «ни»? Вместе или раздельно? Нужна ли запятая перед «как» и многое другое... Можно просто с ума сойти! У переводчиков на русский своя головная боль: весь труд уходит на синтаксис и морфологию, а на семантику уже нет сил. Физики считают, что русский — язык души, а не мысли. Лирики возразят, хотя со многими положениями им придется согласиться.
Удручающие результаты школьных диктантов заставляют думать о срочных мерах по ликбезу. Необходимы реформы. Cлишком большая путаница, и многое нужно упростить.
Примета эпохи интернетного общения — смайлики, выражающие улыбку, грусть, радость, ставшие частью письменной речи.
Но есть и абсурдные нововведения. Нашлись авторы, которые вообще пренебрегают правилами. Как мошенники «одели» короля в «невидимое платье», так «поэты» России «обувают» своих поклонников. Напрасно пытаться вникнуть в стихотворный бред, да еще без знаков препинания. Критики не в состоянии оценить «творения» и боятся в этом признаться, дабы не прослыть глупцами. Новые «гении» расхаживают нагишом, а «пипл хавает» и восхищается «шедеврами». Или вот прислушаемся к речи современного москвича либо минчанина. Кругом «где–то» и «как бы». Часто завершает фразу с вопросительной интонацией в утвердительном предложении сорняк «да?». Ну и как это перевести на другой язык?
Коль человек мыслит словами, тогда вопрос: на каком языке?
Английский — язык компьютерной техники. Его заслуги перед наукой неоспоримы. Многие даже считают, что у других языков мало шансов на выживание. Потребность в едином идет из глубины веков. Можно вспомнить Вавилонскую башню и эсперанто. С развитием науки время помчалось быстрее. Как изменится лингвистическая карта мира? На каком языке будут разговаривать наши внуки? Ведь еще Эйнштейн предупреждал, что может наступить день, когда технологии превзойдут живое человеческое общение и мир получит поколение идиотов.
Издавна Британская империя распространяла свою культуру на завоеванные страны, и колонии впитали язык колонизаторов наряду с родительским. После войны американские успехи стали продолжением британских и вылились в триумфальное шествие английского по планете. Сегодня язык Шекспира и Байрона считают родным 400 миллионов человек. Более миллиарда пользуются им в качестве второго способа выразить свои мысли.
В век глобализации это и есть soft power — мягкая сила и сверхтвердое влияние. Благодаря Новому Свету — генератору экономики, науки и техники — английский ринулся вперед и стал пропуском в большой мир. В самих США установилась идеология «плавильного котла»: любой, овладев языком, может стать американцем. И English продолжает наступление.
Но жизнь учит, что никто ни от чего не застрахован. Вероятны крутые перемены и неожиданности. Уж если не по–английски, то Европа скоро может заговорить по–арабски.
Надо признать, распространение второго языка уменьшает потребность в первом, а здесь уже просматривается угроза национальным культурам. Великий М.В.Ломоносов находил в русском языке «великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского». Английскому же на все эти красоты наплевать. Он прет по франкоязычной части Канады, как тот бугай в майке с надписью: Fuck you, I am from Chicago!
Проницательные наблюдения технарей отрицать трудно. Однако слухи о скорой смерти русского преждевременны. Это можно заметить в Америке и других странах.
Русский в Нью–Йорке тот, кто говорит по–русски. На Брайтоне, где этнических русских 5 — 10%, всех русскоязычных из бывшего СССР тоже зовут русскими. Да и сам район американцы называют русским.
И это в то время, когда дети, рожденные здесь, уже в основной массе на родном языке не умеют читать, хотя разговаривают дома с родителями на смеси английского с нижегородским. За пределами Нью–Йорка язык бывшей родины забывают быстрее. Здесь ничего не поделаешь: нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом.
Почему такую роль играл в дореволюционной России французский? Потому что слава Франции гремела по всему миру. Поэтому сейчас дело в том, какую роль будет играть Россия.
Русский язык по–прежнему входит в число самых распространенных. По–русски говорили около 350 миллионов человек. После распада Советского Союза это число уменьшилось на 50 миллионов, но сейчас наблюдается процесс возвращения.
К странам с высоким уровнем владения русским языком относятся Беларусь (77%), Украина (65%) и Казахстан (63%). Русскость — свободный выбор человека любой национальности. Русский мир шире своего этнического. Он включает в себя всех, кто говорит по–русски.
Привлекательность языка и культуры определяется авторитетом государства. Только свободная конкуренция (а не навязывание и русификация) выведет на планетарный уровень русскую красу, и она станет наднациональна: как классическая русская музыка, изобразительное искусство и литература. А способность русского стать ведущим зависит от перехода российской экономики от ресурсопотребления к экспорту товаров, достижений науки и техники.
В самой России перспективы языка неблагоприятны прежде всего из–за демографического неблагополучия русского этноса. Плюс имидж России в мире: финансовый блеск и нищета философии.
В сегодняшнем образе России ключевые слова — «казнокрады» и «жулики», умудряющиеся украсть миллионы и даже не присесть на нары. Медвежью услугу имиджу оказывают и телехулиганы, самоуверенные болтуны, дебильными антиамериканскими бреднями отбивающие охоту слышать русскую речь.
Но сегодня не так легко скормить пропагандистскую мякину. От такой «изящной словесности» за версту несет фальшью, с убогими текстами и притянутыми за уши кинофрагментами. Потихоньку это приобретает права гражданства. Криминал, войдя в быт, проникает в лексикон, приживается в выступлениях политиков. На манер уголовников заговорили кино, телевидение и радио.
Из Москвы должен звучать камертон вкуса, чтобы живущие за границей русскоговорящие земляне могли настраиваться по нему, считая его образцом современной речи.
Китайский язык. Как быть с ним? Ведь «пользователей» этой речи больше всех. Если конкуренцию составит только Китай, то вскоре придется записываться на курсы иероглифов.
Мир раскусил «кто есть ху». Успех Китая — дешевый рабочий труд. Быстро растущая экономика обходит американскую. Но Китай перестает быть источником дешевой рабочей силы и за счет новых технологий проникает на рынки сложных товаров. Теперь делает ставку и на продвижение своей культуры, создавая институты Конфуция.
Еще недавно США были экономическим центром, а Китай был беден как церковная мышь. За последние годы Америка потеряла тысячи предприятий и миллионы рабочих мест, которые переместились в Поднебесную. Распространение же иероглифов будет расти с усилением их роли. В положении русского может оказаться и английский!
Языки живучи: например, белорусский еще теплится в дальних деревнях и кругах интеллигенции. Но надо смотреть правде в глаза: oпасность исчезновения любого языка вполне реальна. Может ли умереть русский? Может, если не препятствовать поголовной исламизации и китаизации.
Извечный вопрос: что делать? Отстаивать язык как неотъемлемую часть культуры. Не надо тешить себя иллюзиями, что языки будут сотрудничать. Как валютная война происходит между долларом, русским «червонцем» и белорусским рублем, так и здесь идет жесткая борьба за выживание: англоязычный лев душит русского медведя, а косолапый так и хочет задрать белорусского зайца.
В результате русский язык проигрывает английскому, а белорусский — русскому. Почему? Невежество. Можно владеть пятью языками, а можно не знать ни одного, даже родного. В результате неправильной языковой политики не только «мова» может выйти из обихода и стать фольклорной экзотикой.
Однако не надо печалиться: много еще воды утечет, прежде чем исчезнет, например, могуче–великий. Удача может изменить любой речи, как расчетливой девице, вышедшей замуж за старика в надежде получить богатое наследство. Крепкий дедок, знай себе мурлычит:
Мы посмотрим, моя люба,
Кто первее врежет дуба!
Леонид ЗУБОРЕВ, вице–президент Белорусского землячества США.
Советская Белоруссия №215 (24352). Пятница, 15 ноября 2013 года.
