Хотя официальной информации не было, слухи о том, что на ЧАЭС произошло что-то неладное, поползли уже в первые дни после случившегося. Более подробную информацию сотрудники органов внутренних дел узнали от своих гомельских коллег. Сомневаться не приходилось: для охраны общественного порядка в тех районах потребуется дополнительная помощь.
В конце мая, когда уже стала понятна реальная картина произошедшего, конкретизировалась обстановка и площадь зараженной территории, поступило распоряжение формировать сводные отряды милиции. Отбор сотрудников был тщательный. Руководители на местах подбирали кандидатов из людей морально устойчивых и выдержанных. Потом — доскональное медобследование: малейшая царапина — и ты уже не годен для службы в “спецусловиях”. Бог судья тем, кто хотел и находил возможности избежать сей участи — вместо них в “зону” уезжали другие. И эти другие вскоре на деле доказали, чего стоят.
Первыми в районы, пострадавшие от аварии, выбыли сотрудники Витебской, Могилевской и Минской областей, а также столичной милиции. Местом их дислокации стали Брагинский, Наровлянский и Хойникский районы.
Основной задачей отрядов являлась охрана общественного порядка в зоне отселения. Параллельно с оказанием помощи в продолжавшейся эвакуации населения создавались блок-посты, осуществлялся контрольно-пропускной режим, охранялись личные подворья и колхозное добро. А делать это было крайне непросто. Столбик термометра в те дни упорно держался на отметке +320С. Простой автомашин с животными в такую жару мог привести к гибели последних.
Первая эвакуация проходила как стихийное бедствие. Людей увозили в чем они были. Многие потом приезжали, пытались забрать свои пожитки, уговаривали пропустить. Был момент, когда власти пошли на уступки, разрешили. Дескать, пускай посмотрят свое подворье, встретятся с бывшими соседями и самое главное — заберут оставленные документы. Стражи порядка считали такой шаг ошибочным и были категорически против. Ведь, возвращаясь с зараженной территории, каждый отселенец пытался провезти какие-то вещи, предметы, “фонившие” радиацией.
Своими воспоминаниями о тех днях мы попросили поделиться командира первого сводного отряда минской милиции, тогда — заместителя начальника отдела охраны общественного порядка ГУВД Мингорисполкома, а ныне — ветерана органов внутренних дел Ивана Плоткина.
— Что запомнилось? Запомнилось чувство грусти и неопределенности, — говорит Иван Иванович. — Въезжаешь в деревню протяженностью 2—3 километра, под Минском я таких и не встречал, а кругом — ни души. Изредка где-то может пробежать кот. Аж мурашки по коже бегут.
Но тогда времени на раздумья не оставалось. Вместе с хлопотами по обустройству оперативно велась работа по организации порядка несения службы. Психологически сложные моменты возникли при расстановке первых постов. Наша база располагалась в поселке Стреличево под Хойниками, а посты расставлялись до самой Припяти. Представьте, человек стоит один в чистом поле. Несколько раз за полсуток приедет к нему командир взвода, сделает отметку, спросит как дела, и уедет. А ему дальше стоять. Одному. Наедине с дурными мыслями. Ведь он, как и большинство людей в то время, не знал, что такое радиация и какая она.
И здесь свою роль я видел в укреплении духа бойцов. Поверьте, это не бравада и не громкие слова. Вставал в 5 утра и вместе с дозиметристом объезжал все посты. Производили замеры и сообщали личному составу, где какой уровень радиации. Моя задача была — вернуть из зоны всех людей (отряд состоял из 126 человек) живыми и невредимыми. И свои решения я принимал, четко осознавая эту ответственность: если допустимый уровень радиации был превышен — пост в тот день на этом месте не выставлялся. Я разрешил рукава и воротники форменной одежды фиксировать резинками. Хоть проку от этого было мало, но люди верили, что это помогает, и напряжение, таким образом, спадало.
Иван Плоткин стал первым руководителем созданной в 1997 году республиканской ассоциации правоохранительных органов “Щит Чернобыля”.
Именно ему и горстке энтузиастов принадлежала идея создания памятника жертвам чернобыльской катастрофы. Памятника живого, посещаемого не от случая к случаю, а каждый день.
Действующая часовня-церковь в честь иконы Божьей Матери “Взыскание погибших”, расположенная на ул. Карастояновой в Минске, открылась к 12-й годовщине со дня аварии на ЧАЭС.
Храм освятил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. По его признанию, аналогов, когда церковь строилась силами правоохранительных органов, ему неизвестно. Не остались в стороне и заслуги Ивана Ивановича. Он был удостоен Патриаршей Грамоты, в которой отмечается “усердие во славу святой Церкви”. Кстати, и светские власти высоко оценили его действия в июне 1986-го. Среди немногих он был удостоен ордена Красной Звезды.
И сегодня Иван Иванович не остается в стороне от насущных проблем. “В наше время обращаться за помощью по чернобыльским вопросам стало как-то немодно. Но почему? Ведь эту историческую эпоху вычеркивать нельзя. Мне кажется уместным провести здесь аналогию с Афганистаном. Чернобыль — это тоже война, только невидимая, с незримым врагом. Может, есть смысл по примеру России вместо не совсем корректного понятия “ликвидатор” ввести более правильное — “ветеран Чернобыля”?” — вопрошает он.
Война с незримым врагом
До страшного события, перевернувшего жизни десятков, сотен тысяч людей, оставались считанные часы. Идущие с пастбищ коровы как-то неестественно жалобно мычали, а рыбы, косяками уплывавшие с этого участка реки Припять, бились о борта и запрыгивали в лодки местных рыбаков. Потом возник огненный шар, земля задрожала, а у людей появились первые признаки воздействия радиации — жажда, сухость во рту и чувство солености на губах.