Всех тех, кто воевал, мы теперь называем героями. Наверное, это правильно. Они заслужили. Но если быть документально точным, то наивысшую степень оценки за заслуги перед страной — звание Героя Советского Союза — получали исключительные люди. Красноречивее всего об этом говорят цифры: за подвиги в Великой Отечественной войне почетного звания удостоены около 12.000 человек, в их числе 448 белорусов и уроженцев нашей страны.

Всего 448 Героев! Идут годы, и их ряды, увы, редеют. По данным на 1 июня 2009 года, в нашей стране осталось лишь 19 фронтовиков — обладателей медали «Золотая Звезда», сопутствующей званию Героя Советского Союза. Девять из них живут в Минске.

Мы решили встретиться со всеми. Но чей–то телефон молчал, кто–то не мог поднять трубку. Кому–то говорить запретили внуки. «Дедушке нужен покой», — так отвечали на том конце провода. В столичном «строю» теперь лишь пятеро — не наберется и отделения. Все наши Герои — известные люди, они освобождали Беларусь, Польшу, Чехословакию, сражались в Украине и на подступах к Берлину, награждены десятками орденов и медалей. И пускай их не узнают на улицах, не просят дать автограф, на карте истории ветераны когда–то уже расписались.

Подполье Виктора Ливенцева

Человек–эпоха, легендарный организатор и руководитель партизанского движения, глава Госкомспорта, Герой Советского Союза... Кажется, о Викторе Ильиче сказано и написано все. А журналисты все идут и идут. В этот раз мы говорим о том, как все начиналось. Потом будут подорванные эшелоны, тысячи уничтоженных врагов, награды, ордена и «Золотая Звезда» — за мужество и героизм, проявленные при выполнении заданий в тылу противника и за особые заслуги в развитии партизанского движения. А пока на календаре — лето 1941 года. Политрук Ливенцев вместе с другими попавшими в окружение красноармейцами от западной границы идет на восток.

— Мы, офицеры, отчаянно стремились догнать армию. Когда поняли, что она далеко, стали думать, как выжить и начать борьбу в тылу врага, — рассказывает Виктор Ильич. — Населенные пункты были заняты немцами, но еще не обжиты, там не было администрации, полицейских управлений. В общем, оставался шанс. Так я очутился в Бобруйске. В то время под Жлобином еще шли бои. Немцам требовалось большое количество гробов, чтобы похоронить убитых. Однажды на торговой площади услышал, как фашисты агитировали столяров и плотников пойти работать на фабрику по производству гробов. Мы с товарищами решили попробовать. Взяли заготовку, возились целый день, один гроб кое–как соорудили. Затащили его на склад. За работу немец выдал квиток на питание, напечатанный на машинке. Глядя на этот листок, я подумал: а почему бы его не подделать?

Следующие дни ушли на поиски материалов. В квартирах, на складах Ливенцев искал инструменты, копировальную бумагу. В результате смог вырезать из резины клише. Напечатав квиток на продукты для десяти человек и вооружившись большим мешком, начинающие подпольщики отправились на немецкий склад.

— Парни мне говорят: ты придумал, ты и иди, — продолжает ветеран. — Что ж, делать нечего. К счастью, подделку не заметили. А чуть позже мне пришла идея, что таким же образом можно изготавливать и документы. Со временем освоил производство печати. Осталось найти бланки паспортов. Но где? Снова приступили к поискам. Наткнулись на бывший паспортный стол, в здании которого на втором этаже немцы устроили полицейский участок.

Днем красноармейцы зашли в помещение. И оторопели: на полу — двадцатисантиметровый слой из различных документов. Быстро запихали за пазуху бланки и незаметно скрылись. Правда, паспорта, как оказалось, были негодными — принадлежали умершим. Но и эту проблему мастер на все руки Ливенцев быстро решил. Потом где–то достали фотоаппарат... Производство паспортов поставили едва ли не на поток. За август — сентябрь Виктор Ильич изготовил не одну сотню. Постепенно к Ливенцеву потянулись и другие офицеры, которым также были нужны документы. Это и стало основой для рождения мощной подпольной организации в Бобруйске. Подпольщики начали принимать сводки Совинформбюро, переписывать их и распространять по городу в виде листовок. Так начался долгий путь к победе.

Бронебойный снаряд Николая Горбанева

Делаем прыжок во времени — мы в ноябре 1943–го. Батарея 350–го отдельного истребительного противотанкового дивизиона под командованием старшего лейтенанта Николая Горбанева только–только на плотах успешно форсировала Днепр. Отдохнуть толком не удалось: стратегический плацдарм гитлеровцы решили отбить. На окраине деревни Свидовок, что под Черкассами, завязался жестокий бой. Фашисты бросили на позиции советских войск танки и пехоту.

— Один танк наша батарея подожгла. Но в основном снаряды рикошетили о броню, — рассказывает ветеран. — Мне и сейчас иногда снится, как летели, отражаясь на солнце, осколки. Но что делать? Расчет одного из орудий погиб, толку от огня нет. Решили подпускать танки поближе. Сработало. С расстояния 400 метров удалось поджечь несколько машин.

Первая волна наступления стихла. За ней пошла вторая — теперь пехота. Наши бойцы, занимавшие позицию впереди орудий, дрогнули, отбежали назад, на окраину деревни. Батарея Горбанева осталась один на один с противником. Старший лейтенант, увидев, что дело худо, написал донесение командиру дивизиона. Попросил разрешения отойти. Связной отнес донесение и очень быстро вернулся назад. На обратной стороне листа бумаги было лишь одно слово: «Держаться».

Деваться некуда. Есть держаться! Они выстояли, использовав картечь, стрелковое оружие. Немцы получили по зубам и плацдарм не отбили. 5 танков, самоходка «Фердинанд», под сотню врагов — столько уничтожила батарея.

Потом был еще один смертельный бой в районе реки Прут. Тот же сценарий: форсирование водной дистанции, контратака противника, жаркая схватка. Прорваться там, где намертво стояла батарея Горбанева, у врага не получилось. Противник обошел батарею с флангов и двинулся к реке. Надо было возвращаться к своим. Пошли ночью — колонной. Орудия везли на конях. Что удивительно, мимо вражеского лагеря эта шумная процессия прошла незаметно. Наверное, предполагает Николай Кузьмич, немцы просто не захотели ввязываться в ночное сражение. Чуть позже за бой под деревней Свидовок и проявленную отвагу Горбаневу присвоили звание Героя Советского Союза.

— После Корсунь–Шевченковской операции, во время которой уничтожили крупную группировку противника, нам, молодым, казалось, что войне конец, — говорит бывший артиллерист. — Какие же мы были наивные... После было еще много сражений, а самое тяжелое — под конец войны, когда дивизион попал в окружение в городе Вейсенбург. Запомнился один эпизод. В штабе стоял шкаф, в котором лежала гора золота. Видимо, собирали местные, чтобы откупиться. Замполит мне тогда сказал: «Давай, брат, возьмем, не пропадать же добру». Я отказался, он набил карманы. Когда пошли на прорыв, его убило. А я остался жив.

Высший пилотаж Михаила Шатило

А вот и лето 1944–го. В разгаре операция «Багратион». 2 июля летчик–штурмовик Михаил Шатило получает команду лететь на Минск. Только что его дивизию перебросили в БССР из Крыма, где пришлось несладко. Бронированный Ил–2 нашего героя фашисты все–таки подбили. Михаил Федосеевич сумел посадить покореженную машину и скоро снова вернулся в строй.

— Авиация — это особая стихия. Летишь, вроде бы все нормально, и тут на тебе — ураганный огонь с земли, — говорит летчик. — Поэтому, когда направились в Минск, использовали все меры предосторожности. Маневрировали, бросая самолеты то влево, то вправо, меняли высоту. Ведь на такие большие города летать еще не приходилось. Но ни одного выстрела из вражеской зенитки мы так и не услышали. А послали нас в Минск для того, чтобы уничтожили немецкие пушки, которые стояли в районе железнодорожного вокзала и били по московскому шоссе. Сверху видели, как по дорогам, лесам, проселкам к городу двигался сплошной поток из машин, танков и людей. Наших ребят нужно было оградить от обстрела.

Шестерка «Илов» прошла вдоль нынешнего проспекта Независимости. Запомнились развалины, остовы зданий, пепелища. Сохранилось лишь несколько частных домиков в районе теперешнего Комаровского рынка.

Прилетели на вокзал, сделали левый разворот, вышли на фашистскую батарею и быстро отбомбились. Гитлеровцы разбежались. В панике даже ни разу не выстрелили.

— В тот день на Минск мы слетали еще раз, — продолжает Михаил Шатило. — На обратном пути заметили, как из Молодечно в сторону города несется пассажирский поезд. Оказалось, это немецкие офицеры, которые базировались в столице, но ночевать уезжали подальше, прячась от партизан. Что ж, прятаться больше не было смысла. Неделю мы уничтожали окруженную фашистскую группировку. А нашу пехоту было не остановить: войска рвались вперед. Для самолетов не успевали строить аэродромы. Только переночуем, а армия уже далеко впереди. Нужно снова готовить взлетно–посадочную полосу, в другом месте. Кстати, в 1944 — 1945 годах без прикрытия с воздуха пехота в атаку идти уже не хотела. Мы это понимали и делали все, что было в наших силах.

Однажды шестерка штурмовиков заметила, как со стороны противника, собираясь пересечь линию фронта, идет большая группа «юнкерсов» (их еще называли «лапотниками» за неубирающееся шасси). Два десятка Ю–87 явно намеревались начать бомбежку. Командование приказало: группу разогнать и не дать сбросить бомбы.

— «Юнкерсы» начали в панике пикировать. В суматохе мы сбили 4 самолета, один из которых уничтожил мой стрелок. За что потом получил премию. Вообще, бои над Беларусью были не такими жаркими, как потом в Восточной Пруссии, где приходилось делать по 3 — 4 вылета в день. Прилетишь, даже из кабины вылезти не успеешь, а уже снова нужно в небо. Всего за год и четыре месяца боев я сделал 137 успешных боевых вылетов. Героя давали за 80...

Пехотный блицкриг Ивана Кустова

Перелистываем очередную страницу календаря. Январь 1945–го. Стартует Висло–Одерская операция. Начинает наступление 1–й Белорусский фронт. Иван Кустов — командир роты 1052–го стрелкового полка 301–й стрелковой дивизии 5–й ударной армии. 14 января по сигналу «зеленая ракета» после массированной артподготовки рота идет вперед.

— Помогать нам должны были танки и авиация, но в тот день стоял сильный туман, — вспоминает Иван Ильич. — Поэтому прорывать оборону врага пришлось одной пехоте. Моей роте поставили самую сложную задачу — провести разведку боем, чтобы выявить огневые точки противника и потом их уничтожить. На переднем крае саперы проделали проходы в минных полях, сняли проволочное заграждение. Ребята без лишних слов дружно поднялись в атаку и двинулись на окопы гитлеровцев. Рота — сто человек, все молодые. Да и мне только–только исполнился 21 год. Повесив на грудь автомат, я тоже пошел вперед.

В передних рядах молодой ротный был всегда. Однажды от командира дивизии даже получил взыскание — 10 суток ареста за нарушение полевого Устава пехоты. Командиры должны были находиться позади, не подставлять голову под пули, а координировать действия подчиненных. Но кто тогда не отходил от устава...

Воодушевленные, взбудораженные бойцы Кустова за считанные секунды преодолели расстояние 500 метров до переднего края и первыми ворвались во вражескую траншею.

— Траншеи в полный профиль, хорошо оборудованы, — продолжает Иван Ильич. — Ни минуты не задерживаясь, уничтожили гранатами, расстреляли автоматами все живое, что встретили на своем пути.

Но вот уже захвачены вторая, третья траншеи... Вроде бы пора остановиться, задача выполнена, однако Кустов подумал: чего медлить, наступление уже началось. Скомандовал: идем дальше. За день рота продвинулась на 12 километров в глубь обороны противника. Обогнали всех: ни справа, ни слева соседей не оказалось. К вечеру достигли реки Пилица — это приток Вислы, в 60 километрах южнее Варшавы. На рассвете форсировали реку, захватили плацдарм на противоположном берегу. Там в течение дня отразили шесть контратак противника. Были раненые, убитые. Наступали гитлеровские пехотинцы. Но Кустов держался. Скоро подтянулись и основные силы полка. 17 января была освобождена Варшава. За прорыв обороны немцев, форсирование Пилицы, захват и удержание стратегически важного плацдарма Ивану Ильичу и еще двум его сослуживцам было присвоено звание Героя Советского Союза.

Неравный бой Ивана Миренкова

Движемся дальше по реке времени — до победы всего ничего. Апрель 1945–го, Чехословакия, небольшое село Старовички в Южной Моравии. Командир танкового взвода Иван Миренков только–только прибыл на фронт после учебы в Пушкинском танковом училище и поездки в Нижний Тагил за своим первым танком — «тридцатьчетверкой».

15 апреля подразделение Миренкова наткнулось на три вражеские «пантеры». Фашистские танки от боя уклонились и отступили в район Старовичек. Это сейчас, по прошествии стольких лет, понятно: то был завлекающий маневр. А тогда пацаны, не подбившие за свою жизнь ни одного танка, решили продолжить преследование и уничтожить неприятеля.

— На село я решил пойти охватом, рассредоточив танки: один пустил слева, второй правее, а сам занял место в центральной машине, — рассказывает Иван Степанович. — Это сработало, ведь уже на въезде в деревню против нас выкатили две противотанковые пушки. Одну из них удалось уничтожить, вторую фашисты оставили на дороге. Но дальше продолжать наступление не было смысла. Темнело, было непонятно, сколько впереди врагов. Один из моих танков к тому же вышел из строя: из–за попадания снаряда заклинило башню.

На следующий день взвод Миренкова, в котором осталось только два танка, вновь оказался в авангарде. Проехав Старовички и не найдя там противника, «тридцатьчетверки» в густом тумане взобрались на высоту. Дальше события развивались стремительно — как вспышка, которая на секунду выхватила из темноты фашистскую «пантеру». Гитлеровцам удалось поджечь второй танк во взводе Миренкова, но и свою «пантеру» они потеряли.

— На высоте моя «тридцатьчетверка» осталась в одиночестве. Ветер на минуту порвал туман в клочья, и мы увидели черные глыбы фашистских танков, которые, как тараканы, облепили холм, — вспоминает Миренков. — Может, их было девять, может — двенадцать. В тот момент было не до счета. Мы только и успевали заряжать и стрелять. Успели поджечь еще одну «пантеру», потом — самоходную установку.

Противник тем временем обстреливал высоту наугад. И хотя танк Миренкова «гарцевал» на узком пятачке, уклониться от огня не получилось. Пробило масляный бак, потом повредило двигатель. Но и в таком положении «тридцатьчетверка» умудрилась уничтожить еще одну «пантеру». Враг решил ретироваться. Однако последним выстрелом из противотанковой пушки героический советский танк все–таки подожгли. Иван Миренков чудом открыл люк, вытащил оттуда заряжающего. Не обращая внимания на то, что комбинезон в огне, бросился за наводчиком. Успел достать и его, но тот уже был мертв.

За бой у Старовичек, в котором удалось уничтожить сразу три «пантеры» противника, а также противотанковую установку, Иван Миренков был удостоен звания Героя Советского Союза. Но история на этом не закончилась. Оказывается, сражение на рубежах своей родной деревни сфотографировал один из местных мальчишек. Через 30 лет после победы чехи разыскали Ивана Степановича. В Старовичках и сейчас стоит памятник танку Т–34 с бортовым номером «200»...