ПРЕДСТАВЛЯТЬ особо читателям «СОЮЗа» Сергея Мачинского не надо: на страницах нашей газеты он появлялся не единожды. Энтузиаст‑поисковик подполковник запаса Мачинский был одним из инициаторов установки Ржевского мемориала Советскому солдату, на открытии памятника рассказывал президентам Владимиру Путину и Александру Лукашенко о работе поисковиков. Много лет писал короткие заметки‑размышления о Великой Отечественной войне, своих находках и мыслях — не так давно благодаря инициативе Постоянного комитета Союзного государства они были объединены в книгу «Однополчане Ржевского солдата».
Сергей Мачинский: Мы, поисковики, — последние люди, которые видят на Земле след погибшего.— Поисковой деятельностью вы занимаетесь не один год. Помните свою первую находку?
— Первая находка была в 1990‑е годы. Будучи лейтенантом, я служил в Калужской области и однажды обнаружил человеческие кости. Спросил у местных жителей, кто это. «А, убитые». — «Немцы?» — «Нет, немцы вон там лежат, это наши». И я как офицер, как солдат стал задумываться, что не по‑человечески это — когда защитники своей страны лежат на брустверах и в разрытых могилах. В моем воспитании достаточно плотно принимал участие мой дед Сергей Александрович, фронтовик, летчик. Он мне показывал фотографии своих товарищей. Я спрашивал, будучи ребенком — а где вот этот человек? Погиб. А где он похоронен? А у него могилы нет. И даже в детстве я не мог осознать, как это — у человека нет могилы. У всех есть, а у него нет. И потом в процессе поисковых работ мы провели ряд проектов, посвященных именно авиации. Наверное, это была дань памяти моему деду — я ему где‑то доказал, что у летчиков есть могилы, но их надо поискать.
— Чувства притупляются со временем или остается душевный трепет?
— У нас существует общественный проект, так называемая «Дорога домой»: мы развозим опознанных погибших, зачастую у родственников нет возможности за ними приехать. Бывает, у тебя за неделю десять похорон, и ты понимаешь, что эти люди не играют, они действительно плачут, а ты знаешь больше всех про человека, которого привез. Каждый раз заново о нем рассказывая, понимаешь, что это тяжело, и начинаешь сам себя как‑то от этого ограждать. Но бывают истории, когда невозможно отгородиться: погибшие дети, женщины… Много говорим о войне, в последнее время все больше. Война — это не патроны, не деньги, не снаряды, не земля. Это полная яма молодых людей, которые не сделали в жизни почти ничего. Если бы они остались жить, наверное, мы бы с вами уже на Луну путешествовали! Ведь эти люди что‑то бы совершили, может быть, кто‑то из них придумал бы лекарство от рака...
— Выход вашей книги вы считаете новым этапом в своей жизни?
— 25 лет прослужив в вооруженных силах, я, безусловно, ничего не писал. Последнее, что писал, было экзаменационное сочинение в училище. Но в 2015 году мне довелось участвовать в поисковой экспедиции на территории Брестской крепости. В одной из воронок возле казармы 333‑го полка среди солдат нашли женщину с двумя детьми — скорее всего, это члены семьи одного из командиров, которые проживали на территории крепости. Очень сложно описать свои ощущения. Дети обычно не сохраняются, их останки уходят, потому что кости маленькие. А здесь благодаря каким‑то природным особенностям скелет 4‑летнего ребенка сохранился полностью. И я держал его за руку. И в какой‑то момент понял: мы можем не знать имен, большинство этих людей навсегда останутся безымянными для нас с вами. Но они очень хотят, чтобы мы, живые, о них знали. Мы, поисковики, — последние люди, которые видят на Земле след погибшего, и я должен рассказать живым о тех, кого нет. Так я стал писать заметки, высказывать свои мысли по этому поводу. Ведь философия того, что мы делаем, не только и не столько про мертвых, сколько про живых.
— Когда вы начинали делать свои записи, предполагали, что они могут быть изданы?
— Разумеется, нет. Я писал для своих товарищей, для себя, просто потому что мне хотелось кому‑то об этом рассказать.
— Кстати, телеканал «БелРос» снял прекрасный документальный фильм «Ржев. 500 дней в огне», который буквально на следующий же день после выхода попал под цензуру YouTube, его убрали из продвижения и поставили ограничение 18+ на «нежелательный контент»…
— Мои записки блокирует Яндекс‑Дзен, потому что это «запрещенный контент». YouTube — это чей канал? Не российский и не белорусский. Это канал, который в принципе влияет на психику и мыслительный процесс молодежи. На Западе хотят, чтобы мы забыли, что мы потомки великих людей. И больше всего нашим дедам и прадедам не могут простить, наверное, того, что они по‑человечески поступили: не уничтожили Германию в пыль, не забрали половину Польши... Мы много общались в свое время с ветеранами вермахта по разным вопросам, и был случай, когда они к нам обратились с просьбой. Мол, вы ходите в школы, рассказываете о войне, можете поделиться технологией? Спрашиваю: «Извините, а вы что хотите там рассказывать?» — «А мы хотим рассказывать правду. Мы четыре года воевали с советскими солдатами, а не с американцами. И нам как ветеранам обидно, когда наши дети и внуки считают, что в 1944‑м американцы пришли и нас быстренько победили, при этом потеряв 400 тысяч человек, а немцы — 11 миллионов». Для меня стало многое понятно. Даже людям, которые с нами воевали, эта неправда не нравится.
— Сторонники примиренческой позиции говорят о том, что с памятью о войне мы перебарщиваем, пора бы простить, забыть и перевернуть страницу…
— Я очень часто слышу, что пора бы уже все простить. Но кто вы такие, чтобы прощать тех людей? Это вас жгли в деревнях и отправляли в концлагеря? Мы можем делать выводы, а прощать мы не вправе.
— Что связывает вас с Беларусью?
— Мой отец был военным, мы жили в Мачулищах, Бобруйске. Дед после войны служил в Барановичах. Я не делю наши народы на своих и чужих. У нас очень много друзей‑поисковиков из Беларуси. К сожалению, белорусское законодательство не позволяет общественным организациям работать самостоятельно, поэтому ребята приезжают к нам. Сейчас из‑за пандемии коронавируса они не приехали, а так каждый год в Новгородской области стоит наша экспедиция, и к ней присоединяются ребята из Минска, Бреста… Мы знаем, что на территории Беларуси очень много солдат пропало без вести в 1941‑м, 1944‑м, работы — поле непаханое. 52‑й поисковый батальон Минобороны Беларуси физически не справится с такими объемами. И наш российский опыт может пригодиться, мы работаем уже 30 лет крупными объединениями. Можно сказать, что появилась такая профессия — поисковик, многие всю жизнь этому посвятили. Если бы мы смогли совместно поработать на территории Беларуси, я думаю, это было бы полезно даже не с точки зрения поиска — речь о нашем единстве и нашей общей истории.
ovsepyan@sb.by
