Война артиллериста Василевского

Леонид Васильевич Василевский из поселка Кореличи - человек уникальной фронтовой судьбы.
Леонид Васильевич Василевский из поселка Кореличи - человек уникальной фронтовой судьбы. Партизанил в Белоруссии, отсюда со своим орудием, расчет которого из-за потерь пополнялся ровно 10 раз, пошел на Берлин, где в числе многих солдат поставил в войне победную точку.

- Утро 22 июня помню хорошо. Рань, я пасу коров недалеко от нашей деревни Синявская Слобода. Вдруг в небе появились силуэты самолетов - они надвигались словно туча. Потом потекли колонны наших войск на восток. На четвертый день войны немцы уже бомбили мост через Неман у деревни Еремичи.

Партизаны появились у нас в марте 1942 года. В апреле и мы с другом пошли на Савчину гору, где располагался 1-й казачий отряд, которым командовал донской казак Дмитрий Денисенко. Нас вернули. Малы, мол, еще. И успокоили: ждите задания.

Первое мое задание было такое: разведать расположение полицейских и немецких постов в деревне Турец. В старом пиджаке, в лаптях поехал вместо какого-то мужика сдавать молоко в гарнизон - крестьяне делали это каждый день. Разузнал что надо. Вечером ко мне в избу пришел разведчик.

А во время выполнения следующего задания чуть было не расстался с жизнью. Мне вновь надо было узнать расположение постов, теперь - в деревне Лыковичи. В этом местечке зажиточные крестьяне организовали "самаахову" - отряд поддержания порядка и обороны от партизан. Я нацепил на себя пару торб и отправился попрошайничать по избам: "Дом сожгли, родителей убили, помогите чем можете". Все торбы заполнил! Хозяин избы, где находился штаб "самааховцев", вынес огромную краюху хлеба.

К вечеру пошел домой. Только вышел из деревни - наткнулся на чем-то озлобленного полицейского. Он потащил меня назад в деревню. Посадили в погреб. А "самааховцы" сели пьянствовать. Вскоре подобрели. Поднесли и мне полный стакан самогонки. Я выпил и опьянел. А опьянев, осмелел, решил бежать: среди гуляющих заметил Иосифа Балабановича из нашей деревни. Он-то знал: никакой я не сирота, и хату у нас не палили. Скинул я с двери защелку, бросился прочь. Побег быстро заметили - в меня один раз стрельнули. Ночью добрался до партизан.

...Дорогу в Налибокскую пущу, заполненную партизанами и окруженную гитлеровцами, наш отряд недалеко от деревень Рассолишки и Белый Берег оборонял около четырех дней. Фашисты бомбили позиции с самолетов, атаковали танками, использовали мощную артиллерию. Когда боеприпасы закончились, был дан приказ расходиться маленькими группами кто куда. Местом встречи определили Рассолишки. Вместе с лейтенантом из окруженцев Руслановым и моим другом Володей Черником, который хорошо знал пущу, стали пробираться в глубину лесного массива. Оружия у нас - одна граната и несколько патронов в автомате. Пищи - по миске муки и немного хлеба. Черник привел к озеру с заболоченными берегами. Это живописное озеро помогло нам остаться в живых.

После освобождения Минска бригада участвовала в параде партизан. В столицу добирались пешком. Войска ушли далеко вперед, а в лесах еще прятались немцы. Теперь уже мы, партизаны, вылавливали фашистов. Да они не особенно и сопротивлялись. Отряд из лесов да болот вывел столько пленных, что они затрудняли нам марш. В Воложине, наконец, сдали немцев армейским подразделениям.

После парада партизан забрали в действующую армию. Вскоре я попал в полковую артиллерию, батарею 76-миллиметровых орудий 756-го стрелкового полка 150-й Идрицкой стрелковой дивизии. Боевое крещение состоялось под Минск-Мазовецким. Дальше Кольберг, Выберг, Штеттин, Зеловские высоты. Здесь, на Зеловских высотах, погибло больше, чем выжило.

Я был связным у командира батареи, на животе исползал все холмы. Никогда не забуду молодую девушку - медсестру. На Зеловских высотах из-за высочайшей плотности огня раненых вытаскивали на собачьих упряжках. Это полутораметровая колясочка на колесиках и 6 собак. С медсестрой мы столкнулись, когда она "буксировала" раненого майора. А я полз к начальнику артиллерии. Мы только посмотрели друг на друга - и каждый на своем животе отправился в свою сторону выполнять свою задачу. Через минуту я услышал вой мины, взрыв и визг собак. Что-то екнуло внутри... Я вспомнил лицо девушки и пополз в сторону взрыва. Собаки скулили, медсестра хрипела. Лежала на спине и, приподнявшись на локтях, смотрела на свой разорванный живот и кишки. Попросила

: - Дострели меня.

- Не могу.

- Ты трус.

Она сама достала пистолет и быстро выстрелила себе в голову. Вот какие женщины воевали.

Когда увидели Берлин - не было никаких торжественных слов. Только передавали друг другу бинокль со словами: "Вот он! Вот он!"

Самые счастливые люди в те дни - легкораненые. Они знали, что доживут до победы и своего счастья не стеснялись. Тем, кто был цел, было плохо. Жить хотелось невероятно - вот он, конец войны. А как выжить? Стрелял в Берлине в нас каждый дом. Только в предместье столицы провозились в сплошном огне 4 дня. В поле полковому артиллеристу воевать легче: все видно, подкатил лошадьми орудие на позицию да стреляй. А в Берлине мы таскали свою пушку на руках. Через завалы, проемы, бордюры. Сам город - сплошные развалины, дым, гарь. И невыносимая вонь: повсюду лежали разлагающиеся, обгоревшие тела.

В Берлине мы практически не спали. Ночью орудие, если не воевали, оставляли на улице, на месте последнего боя. Иногда сядешь, прикорнешь возле него - вот и весь отдых. Хотелось скорее дожать немца.

Километров за 6 до рейхстага в 756-м полку так повыбили людей - воевать стало некому. Нашу часть отвели для пополнения в тыл, хотя в Берлине это было понятие размытое. Полку выделили два почти целых здания. Весь личный состав разместился на верхних этажах: внизу из-за разбитых канализационных труб все было в нечистотах. Бойцы и командиры тотчас уснули. Уснули и часовые. А утром оказалось, что внизу безмятежно спит рота немцев, человек сто. Видимо, они откуда-то пробились и тоже решили устроиться на отдых.

У рейхстага встретили наиболее ожесточенное сопротивление. Но еще более ожесточенно сражалась Красная Армия. На моих глазах под ураганным огнем солдат без всякого на то приказа бросился к мосту через Шпрее и зубами перегрыз подожженный бикфордов шнур - фашисты планировали взорвать мост.

После ранения командира орудия Алексея Карпюка (впоследствии - известный писатель) я занял его место. До этого был заряжающим. Первый выстрел по главному логову немцев произвели из дома Геббельса на берегу Шпрее. Помню, смотришь на рейхстаг через прицел - почти один дым. Все клубится, в воздухе пыльная взвесь и вьюга из пуль, под ногами битый кирпич и камни, в ушах трескотня и гул.

До сих пор спорят о том, кто первый установил Знамя Победы над рейхстагом. Неудивительно! Сам момент водружения флага из-за дыма я не видел, хотя был рядом. Но когда мои однополчане Егоров и Кантария - именно они - закрепили флаг, известие об этом моментально разлетелось по всей дивизии. Передавали новость сквозь шум боя радостным криком: "Над рейхстагом - наше знамя!"
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter