— Это мой родной ребенок, моя плоть и кровь… Но иногда хочется просто надеть на него наручники — и к батарее. Потому что сил больше нет. Не осталось ничего, ничего вообще. Устал… — признается мне Сергей, сосед по дому. Это исповедь отца, сына которого подчинил себе спайс. Каково это — вытягивать утопающего и едва не тонуть самому?
Сергей устал от центрифуги, в которой крутится его жизнь последние два года. С того самого дня, когда его 17-летний сын Павел подсел на спайс. Простой, добрый парень. И ведь талантливый какой. Бывало, возьмет баян, включит где-то там у себя в душе лампочку — и вот глаза уже горят особым блеском дарования. Глаза горят, а пальцы по кнопкам бегают, рождают щемящий вальс Хачатуряна. Был талант. Да весь вышел. Спайс выпотрошил в Паше почти все и ту лампочку в душе — вдребезги.
Где и с кем впервые покурил дурь, говорит, не помнит. Он вообще уже мало что помнит: ни тех редких, но здоровских воскресений, когда отец возил на рыбалку, ни праздников, которые мама устраивала к его именинам. Не помнит, не хочет, не может. У его памяти теперь только одна опция: «Покурить!»
Сергей рассказывает о сыне. Голос тихий, но буквально сочится отчаянием. Сергей — сильный мужчина, но дамбу прорвало, и отчаяние залило каждую его клеточку. Он судорожно пытается понять: где и в какой момент упустил сына? Что он как отец не сделал или сделал не так? «Наверное, моя беда в том, что я долгое время был дальнобойщиком, — ищет ответы Сергей. — Да, деньги хорошие зарабатывал, вещи всякие импортные привозил. Самоутверждался как добытчик. И это неплохо, это по-мужски, как говорят. Но вот не смог, видите, сбалансировать роли: добытчика и отца».
Может, и правда когда-то маленький Паша просто не чувствовал отца? Силы отцовского духа. Она ощутима только, если папа много разговаривает с ребенком, наблюдает за ним, внимателен к каждой его мысли и даже малейшему чувству. «Что-то случилось? Давай поговорим, сын. Обещаю стараться тебя понять».
За все надо платить. Сергей вот когда-то не соизмерил приоритеты и теперь расплачивается. Поменял уже три работы из-за постоянных отгулов. А как же их не брать? Если позавчера надо было с диким страхом искать сына, обзванивая даже морги, вчера — вытягивать его из притона, а сегодня следить, чтобы парень не захлебнулся рвотой при очередном припадке. Когда-то папа недодал внимания ребенку, теперь же прикован к нему, тонущему, круглосуточно. За все надо платить.
Но расплачиваться, конечно же, не одному только отцу. Причин ведь у любой проблемы всегда несколько, и они — как нитки в спутанном мотке, одна тянет за собой другую. Занозы ли детской души или неправильные друзья, то, наконец, в каком мире мы живем, — распутывать можно долго. Родители же Павла распутывают теперь уже последствия. Дважды определяли сына на лечение в Республиканский центр психического здоровья. Водили на терапию к платным психотерапевтам. Обращались в сообщество «Матери против наркотиков».
— Тупик. Я уже не знаю, что делать, — потерянно говорит Сергей. — У сына бешеная зависимость. Спайс просто обгладывает его мозг. Боюсь себе признаваться, но мой некогда талантливый парень становится слабоумным. Ну а дальше что? Его мозг убьется наглухо? Я действительно не знаю, где выход.
Что же мама Павла? А она уже не живет. Потому что это не жизнь, когда видишь, как твоего ребенка изводят какие-то сатанинские психозы. Однажды пришла домой, а он с балкона все швыряет: стулья, одежду, телевизор. Ножом обои изрезал. Демонов, говорит, гонял. Или же как зомби лежит: не ест, не пьет, и пена изо рта. Потом рассказывает, что проживал три разные жизни в трехмерном пространстве — спасал мир. Мать уже домой боится идти, а на работе вздрагивает от каждого звонка: господи, только бы живой…
«Люди! Пожалуйста, не курите спайс! Я в августе похоронила своего родного братика, двадцати лет. Маму чуть откачали. А я не хочу просыпаться…» Нина читает этот крик на форуме для семей наркоманов. И ей самой хочется кричать до исступления. Ее 19-летнего сына Артема возвращали в реанимации с того света дважды. Это вторая история. Исповедь матери.
Артем курит три года. Три года его мать — на корвалоле. Силы жить дает только младший 6-летний сын. Мальчик очень любит старшего брата, но никак не поймет, что с ним происходит. Почему Артем иногда его даже не узнает: «Пацан, а ты кто? А ладно, сгинь». Почему брат вдруг кричит среди ночи? И куда он отнес планшет, микроволновку, кольца и радиотелефон? Почему, наконец, все время плачет мама?
Нина уже давно в разводе. Бывший муж пил, скандалил... И вот какую штуку она заметила: Артем почти не жил с папой, но он все больше на него походит. До спайсовой зависимости ведь тоже пил. И тогда у него появлялись в точности такие же повадки, как у отца. Даже интонации и тембр голоса — копия. Гены? Очень похоже. Так что, получается, они уже изначально запрограммировали парня на жизнь в коматозе? Как знать. Хотя вспомним-ка, что врачи говорят про те же наследственные болезни: да, есть предрасположенность, к примеру, к язве, однако же, если человек ее почти не провоцирует, ген болезни крепко спит. Видимо, Артем свои плохие гены сам же и разбудил.
Да и опять же: причин всегда несколько, одна тянет за собой другую. Нина их распутывать больше не может. Она честно признается: уже на грани того, чтобы отказаться от сына. А ее шестилетний малыш рисует для братика один и тот же рисунок — спасательный корабль.
snatw3@tut.by
