Во имя отца

Наш корреспондент поговорил по душам с известным сыном знаменитого отца — Михаилом Менем
Наш корреспондент поговорил по душам с известным сыном знаменитого отца — Михаилом Менем

...Как обычно по воскресеньям, 9 сентября 1990 года Александр Мень проснулся на рассвете и отправился в свой привычный путь к маленькой деревенской церкви. Дорогу к храму отцу Меню преградил кто–то в черном, ударивший его топором по голове. И по прошествии 15 лет имя убийцы не названо. Однако дело его зажило собственной жизнью. В его книгах, в тех, кто обратился к Богу после его проповеди. Простыми словами он мог донести до слушателя самые глубокие библейские истины. А ведь в своей знаменитой проповеди на телевидении, первом появлении священника на советском экране, ему даже было запрещено произносить само слово «Бог». Его имя навсегда останется символом той переломной эпохи наравне с именами Горбачева, Сахарова...

Когда я узнал, что в Минск приезжает сын Александра Меня, то, как говорится, загорелся. Уж очень хотелось послушать «Денискины рассказы» от «первоисточника». Не все знают, что киногерой советских младшеклассников Дениска — не кто иной, как Миша Мень, сегодня выросший до заместителя Юрия Лужкова в правительстве Москвы. И расспросить было о чем. В последнее время эта известная фамилия постоянно держится на слуху: то его прочат в ивановские губернаторы, то он, разбавляя политику в своей и без того нескучной биографии, записывает пластинку с рокерами из «Дип перпл». Ну и, конечно, нельзя пройти мимо годовщины убийства его отца. Сам Михаил Александрович слывет человеком глубоко верующим. В Минск он, к слову, приезжал по приглашению Патриаршего Экзарха всея Беларуси, который, будучи ректором института теологии БГУ, присвоил московскому гостю звание почетного доктора.

Однако мой запал быстро погасили. Оказалось, что Мень пробудет у нас буквально несколько часов. Даже встреча с митрополитом Филаретом была запланирована у него ближе к полуночи. Дети из минской средней школы N 178, над которой шефствует правительство Москвы, — это, само собой, святое. В общем, если бы не по истине христианское смирение, с которым Михаил Мень отвечал на мои вопросы за чашкой утреннего кофе, на пути из гостиницы, в автобусе, то не появилось бы это интервью.

— Михаил Александрович, звание почетного доктора вам присвоили за «формирование взаимоотношений церкви и государства». А какими, по–вашему, должны быть эти отношения?

— Власть и церковь ни в коем случае не должны вмешиваться в дела друг друга. Это мое твердое убеждение. С другой стороны, церковь у нас отделена от государства, но не отделена от общества. Есть огромное количество сфер, в которых церковь должна присутствовать. Это — благотворительность, то же образование...

— Из–за одного такого проекта вы здесь?..

— Да, точно. У Москвы есть программа сотрудничества с Беларусью, и на мое обращение Юрий Лужков дал согласие внести в перечень проектов оказание помощи школе, которая занимается религиозным образованием. Мне самому очень интересен этот проект, как в целом интересен опыт вашей страны: связь церкви и общества, межконфессиональные отношения в Беларуси. Я честно скажу, что многому здесь учусь.

— Где–нибудь в синтоистской Японии, моноконфессиональной стране, проще говорить об этих отношениях. В Беларуси — уже сложнее, ну а в России, где намешано столько этносов и религий, так вообще проблематично. Я недавно слышал, как вполне серьезные люди предлагали ввести в России институт вице–президентства, и, если президент православный, то вице–президентом, по их логике, должен быть мусульманин. Как вы относитесь к таким идеям?

— Мне кажется, что эту тему не стоит и обсуждать, хотя бы потому, что в Конституции должность вице–президента не прописана. Это первый аргумент. Второй момент: мне кажется, что все эти пропорции — сколько в стране православных, сколько мусульман и буддистов — нельзя увязывать с принципами госуправления. Иначе не избежать конфликтов на религиозной почве. К слову, помимо того, о чем вы спрашиваете, есть и другие разговоры: а не сделать ли православие государственной религией. Мне кажется, что это тоже ни к чему. Россия уже проходила это. Закон Божий на обязательной основе в школе можно сравнить с тем, как нас учителя заставляли читать Достоевского и Толстого в 6–м классе. Я, например, чуть ли не в 30 лет начал перечитывать эти книги.

— Меня довольно часто посещают мысли о том, что журналистика не самая высокоморальная сфера деятельности. Ну а о политике вообще говорят, что это грязное дело. И вот вы, человек, который воспитывался в такой религиозной семье, не чувствуете противоречия?

— Вы знаете, любое дело можно сделать грязным или светлым. И в политике, и в крупном бизнесе, и в журналистике. Важно, какой в человеке стержень внутренний. И мне кажется, что вера укрепляет этот стержень. Конечно, есть много людей, которые себя считают невоцерковленными, но для них стержнем является такое понятие, как совесть. Для нас же, людей религиозных, совесть и есть основа веры. Она базируется именно на заповедях. Я на этот счет долго размышлял. Я пришел работать в органы государственной власти в 1993 году. Это был год расстрела «белого дома». Я очень переживал то, что происходит в стране. 12 лет назад я пришел за благословением к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию. Мы долго разговаривали. Я спросил: «Владыка, я не хочу оставаться в стороне от того, что происходит». Конечно, политика — это искусство возможного. Это компромисс. Да такой, что зачастую приходится выбирать между плохим и очень плохим. Он ответил в том духе, что если мне удастся сделать на этом месте что–то хорошее, то это перевесит чашу весов.

— Религия используется в политике очень активно. Вот в Германии недавно победила партия христианских демократов. Не хотелось бы создать какую–нибудь подобную партию?

— Маленький экскурс в историю, как появился ХДС в Германии. После войны страна находилась в очень тяжелом моральном состоянии. И тогда родилась идея христианской демократии. Но это не была клерикальная партия, она не имела никогда прямого отношения к церкви, просто христианские ценности лежали в основе ее программы. И в России были попытки создания таких партий. Однако их отцы–основатели не учли ментальной специфики России. Все–таки здесь христианские ценности напрямую ассоциируются людьми с церковью, с клерикальностью. А позже вопрос решился сам собой, когда министерством юстиции было принято решение о том, что политические организации, которые в названии несут какие–то религиозные признаки, не регистрируются.

— Это одна сторона, когда политик использует религию, а есть другая сторона, когда церковь ступает на тропу политики.

— Здесь опыт тоже отрицательный, в связи с чем Священный Синод выпустил жесткую рекомендацию православным священникам не баллотироваться в какие бы то ни было органы власти. Негласно это же самое произошло и в других конфессиях.

— Давайте еще вернемся к проблеме вашего личного выбора. Вы долго думали, кем стать. Не хотели, к примеру, продолжить карьеру киноактера или музыканта? В детстве и юности вас больше к этому тянуло.

— Я всегда был человек, как говорится в таких случаях, с активной жизненной позицией. Как сын священника в те годы, когда церковь подвергалась гонениям, я, естественно, не мог проявлять свою активность во власти, то же самое касается науки, поэтому я и искал возможность развиваться в культурной сфере...

— Впрочем, и теперь не отказались от творчества, удивили всех, когда записали пластинку с «Дип перпл». Себя, небось, тоже удивили?

— (Улыбается.) Я окончил музыкальную школу по классу классической гитары и в студенческие годы увлекался музыкой. Потом отошел от этого. Мое возвращение к музыке произошло так: однажды я разговаривал со своим духовным наставником, и он мне сказал очень интересную вещь, которую хочу переадресовать всем творческим людям. Он сказал: «Если Господь дает тебе, не говоря уже о таланте, хотя бы какие–то способности, то зарывать их в землю нельзя, потому что это Божий дар». Я после этой беседы в свободное время стал возвращаться к инструменту. У нас в Москве даже сложился клуб поющих политиков.

— Правда? И кто, если не секрет, самые поющие российские политики?

— В этот круг, к примеру, входит Виктор Анпилов, который поет на русском и на испанском языках. Борис Надеждин, который поет бардовские песни. И другие.

— Но можно петь караоке, а можно взять и записать альбом с дипперпловцами.

— Это отдельная история. Когда–то в студенческие годы я со своими коллегами записал альбом. И, сидя как–то в студии в выходной день, нашел старые записи. Я подумал, что эти песни — в основном классические хард–рок–баллады — имеют право на вторую жизнь. И я решил пригласить кого–то из западных исполнителей, из кумиров юности. По электронной почте отправил песни Гленну Хьюзу и Джо Линн Тернеру. А потом произошла встреча. Мы начали сотрудничать. Они сами написали тексты. Так и появился альбом Made in Moscow.

— Михаил Александрович, в моем детстве книга, по которой сняли ваш фильм, считалась почти настольной, и я хорошо помню, что одна глава в ней называлась «Тайное становится явным». Как позже оказалось — это библейская истина. Прошло 15 лет со дня трагической смерти вашего отца, а убийца до сих пор на свободе.

— Мне кажется, что эта библейская фраза сработает. Видимо, пока нет информации, которая позволила бы взглянуть на дело с другой стороны. Как мне рассказывали следователи, которые с самого начала вели это дело, убийца не оставил им даже мельчайшей зацепки. Очень важно, что те люди, которые замыслили это злодейство, не добились своей цели. У них была задача заставить замолчать отца, а получилось так, что после его смерти его книги стали издаваться миллионными тиражами.

— Вы можете с уверенностью ответить нам: то была простая уголовщина или первое в череде громких заказных убийств в новой России? Простите, что возвращаю вас к этим трудным воспоминаниям...

— Я понимаю, что людей это интересует и об этом надо говорить. Трудно давать свою оценку, но из той информации, которую мне предоставили правоохранительные органы, можно сделать вывод, что работал профессионал. Он, безусловно, кого–то раздражал своей открытой проповедью. Шел 90–й год, в отношениях церкви и государства только–только происходил перелом, и не всем нравилось, что церковь перестает быть ритуальным этнографическим институтом, куда люди приходят постоять со свечкой, не понимая смысла христианства. Что появляются такие люди, как отец, которые в своих книгах и проповедях доходили до глубин православия...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter