Последствия чернобыльской аварии ликвидировали тысячи неизвестных стране героев

Был у меня друг. Звали его Сергей. Мы работали на белорусском телевидении. Он — режиссер, а я — редактор. Оба молодые и амбициозные, а потому спорили часто до хрипоты, обзывали друг друга, злились, но потом всегда мирились и пили крепкий растворимый кофе. Выкуривали по сигарете на балконе и успокаивались. Называлась у нас эта процедура — «выкурить трубку мира».

1989 год. Что происходит в Чернобыле и рядом, все уже всё знали и понимали. Как–то утром появляется в редакции Сергей. Зовет покурить на балкон и сообщает, что ему пришла из военкомата повестка на сборы. Вытаскивает из кармана бумажку с синей печатью, показывает. Подержал я этот документ, затянулся, дым выдохнул и даю совет. Сходить к телевизионному начальству и попросить, чтобы походатайствовали и «отмазали» молодого режиссера от службы. Кто–то еще с нами курил. И тоже посоветовал не ходить на сборы, так как это опасно: радиация, то да се, здоровье... Сергей повестку в карман спрятал, следующую сигарету закурил, посмотрел с балкона на город и с грустной улыбкой сказал: «Если я не пойду, то кто–то же вместо меня пойдет. Правильно?» И сказал он это совсем без пафоса, как–то даже слишком буднично. Словно в магазин за картошкой жена отправляла.

Через два месяца он пришел в короткий отпуск. В старой вылинявшей форме, в таких же разбитых кирзовых сапогах. Похудевший, обветренный, загорелый, со светлыми какими–то глазами на темном лице. Из новых вещей был у моего друга только дозиметр на шее. Маленький, блестящий, на шнурке черном.

Когда я попытался с этим приборчиком разобраться, Сергей посмеялся и сказал, что они там на эти штучки «забили» и внимания не обращают. А вообще, так заняты, что и смотреть на них некогда. Весело там и шумно. Кормят хорошо, работы много. Занимаются дезактивацией, вывозят радиоактивную землю в могильники. Пыль столбом. Отдыхают, когда кончается солярка и тяжелая техника стоит...

Мы пошли в гастроном на Волгоградскую купить водки. Очередь была огромная и злая. Но солдату–чернобыльцу повезло, мужики уважили, вошли в положение, пропустили вперед.

Сергей рассказывал только веселые и комичные эпизоды. Чокались и пили за здоровье. Говорили про планы на будущее. Потом я провожал его на автобусную остановку. Жил он в районе камвольного комбината. Пропустили два автобуса, так как он очень хотел выговориться.

Еще через пару месяцев он вернулся. Вспоминал про сборы как про интересную поездку на отдых, перечислял названия больших и маленьких населенных пунктов, восхищался природой...

Он умер неожиданно. Сердце. Когда мне сказали, я не поверил и разозлился, думая, что это скверная шутка. Потом все говорили, что это всё — Чернобыль, радиация, и что не надо было ему на те сборы идти. Я сердечный приступ с Чернобылем не связывал. Хотя все в этой жизни, если задуматься, связано.

Говорили, говорили, говорили... А у меня в голове крутился наш давний разговор на балконе и у гастронома на улице Волгоградской.

С момента чернобыльской трагедии прошло 32 года. Сегодня мы знаем имена многих героев, рисковавших тогда жизнью. Но были и тысячи солдат–срочников и призванных на сборы повесткой, и все они участвовали в ликвидации последствий. Одним из таких маленьких бойцов оказался мой друг Сергей, сказавший, глядя на город Минск с балкона телестудии, слова, достойные Дон Кихота: «Если не я, то кто–то же вместо меня пойдет...»

ladzimir@tut.by