— В мире обостряется борьба за ресурсы, рынки сбыта, инвестиции. Отсюда возрастает и ценность интеграции. Cамодостаточным считается общий рынок, охватывающий 200—300 миллионов потребителей, что позволяет быть значимым игроком на мировой арене. В этом плане СССР выглядел вполне устойчивым объединением. Сейчас пытаемся восстановить утраченные связи. Создали Евразийский экономический союз. Однако интеграция явно буксует. Даже между ближайшими союзниками — Беларусью и Россией — регулярно вспыхивают “молочные”, “мясные” и прочие баталии. Почему из года в год говорим о необходимости создания равных условий для субъектов хозяйствования, устранении барьеров во взаимной торговле, а воз и ныне там?
— Проблема в том, что часть российской элиты, крупных корпораций и компаний за годы отсутствия СССР разучилась извлекать выгоду из интеграции и видит возможность получения дивидендов только через жесткий протекционизм. Мышление категориями собственнического эгоизма, а не общего блага, сегодня превалирует и тормозит евразийскую интеграцию. Некоторые топ-менеджеры хотят нарастить собственные производства не за счет общих проектов, а путем устранения потенциальных конкурентов. Хотя пример Дальнего Востока, где мы вместе с россиянами создаем современные сельхозпроизводства, агрогородки убедительно доказывает преимущества совместного использования передовых технологий, когда выигрывают обе стороны.
— Но получается так не везде. Наверное, сказываются различия в социально-экономических моделях наших стран?
— И это тоже. Взгляните на крупные российские государственные компании, акционерные общества. Как там распределяется прибавочная стоимость? Все дивиденды получают акционеры. То есть госслужащие, назначенные руководить этими компаниями, сегодня практически являются государственными олигархами. У них зарплата в сотни раз больше, чем у простого рабочего. Совершенно другой подход у нас. Малейшие коррупционные схемы, несоответствие зарплаты руководителя уровню развития его предприятия оборачиваются проверками и даже уголовными делами. В этом плане белорусский госсектор более ответственен. Отсюда и внутренние лоббистские группы внутри России, которые тормозят объединительные процессы.
— Я скажу так. Когда Минск и Москва только создавали Союзное государство, с 1997 по 2006 год, у нас уже был единый рынок углеводородов. И именно тогда, когда мы получали нефть и газ по ценам Смоленской области, были основные достижения в союзном строительстве, быстрее всего росли наши экономики. Как только в 2007 году с нами начали говорить рыночным языком, произошел откат. Мы снова столкнулись с примитивным эгоизмом. Сначала не дают Казахстану возможность поставлять нефть на белорусские НПЗ, затем вводят некий налоговый маневр, потом вдруг увязывают поставки нефти в Беларусь с транзитом нефтепродуктов через российские порты. Так и не решен вопрос доступа белорусских нефтяников к российским недрам. Конечно, все это вызывает непонимание.
Выход на общий энергетический рынок возможен и необходим ранее 2025 года. Причем без разницы, будет ли браться за основу формула ценообразования в Смоленской области либо переход всех стран ЕАЭС на общемировые цены. Ясно одно: отсутствие единой политики в этом вопросе влечет не только реальные экономические потери, но и имиджевые издержки для нашей интеграции.
— Сейчас вместо сотрудничества бывших советских республик нередко мы видим ссоры, взаимные упреки, конфликты. Что мешает дружить, как раньше?
— По сути, все постсоветские республики оказались заложниками двух систем. Для нашей страны такая постановка вопроса неприемлема. Мы хотим дружить и сотрудничать со всеми: и с Россией, и со странами Евросоюза. В этом наши национальные и экономические интересы. Отказ противопоставлять Россию и Евросоюз ведет к непониманию как со стороны Запада, так и со стороны Востока.
— В других республиках есть такое понимание?
— Там действуют разные силы. В Молдове сложилось противостояние по линии президента и правительства. В Грузии — несколько центров влияния. В Украине силен синдром Донбасса. В Центральной Азии идет негласная борьба за лидерство в регионе. Опять же, посмотрите на структуру экономик. Украинская, молдавская, грузинская модели очень похожи на российскую. Там также есть лоббисты, эгоистические группы, которые порой исходят не из национальных интересов, а из личных выгод.
— И где же выход из этой ситуации?
— Нужна горизонтальная инициатива. Надо создавать внутри ЕАЭС, и прежде всего в России, мощные интеграционные лобби. Те центры силы, которые заинтересованы в усилении партнерства. На них надо делать ставку, сотрудничать с ними на экспертном уровне, подключать к законотворческим инициативам. Многое зависит от информационной политики. В освещении интеграционной тематики недопустимы излишняя эмоциональность, нервозность и тем более откровенные провокации. Когда вверх берут эмоции, а не разум, это очень опасно. Потому что возникают обиды, разрываются коммуникативные коридоры. И это на руку дезинтегрирующим элементам. Только совместные информационные, научные, технологические проекты между вузами, общественными организациями, учеными, аналитическими центрами, СМИ плюс политическая воля всех участников ЕАЭС способны интеграцию двигать вперед. Кроме того, надо активнее привлекать к ЕАЭС другие государства — Турцию, Иран, Пакистан. В Европе есть страны, которые реально заинтересованы в более тесных отношениях с ЕАЭС. Это Сербия, Австрия, Италия, Греция. Давайте создадим им определенные условия для этого, именно на страновом уровне, не через Брюссель. Формат может быть любым: евразийское партнерство, ассоциации, зоны свободной торговли. Главное — повышать авторитет и престиж Евразийского экономического союза.
— В чем заключаются национальные интересы Беларуси на постсоветском пространстве?
— Если мы говорим о среднесрочной перспективе, это ускорение евразийской интеграции. Изменилось время, технологии, появились новые вызовы и задачи. Это требует апгрейда Союзного государства, обновления положений договора о его создании. Кроме того, в условиях усиления геополитического противостояния между Россией и Западом, угрозы новой холодной войны крайне актуальны белорусские инициативы по созданию новой устойчивой системы безопасности и сотрудничества (так называемый процесс “Хельсинки-2”). Холодная война все равно сменится новой разрядкой. И очень важно, в каком статусе к ней придут Беларусь и Россия. Будет ли нам кто-то диктовать новые правила безопасности либо мы будем разговаривать как минимум на равных. Ведь интеграционные проекты — это лучшая возможность укрепить собственный суверенитет.
konon@sb.by
