— Вера Гориславовна, много ли еще музыки Микаэла Леоновича на сегодняшний день неизданной?
— Уже практически нет. Она издана вся и звучала либо в кино, либо еще где-то. Не звучал, пожалуй, только балет «Герника».
— Вы пишете в своей главе для книги «Я просто живу», что Таривердиев никогда не занимался «пристраиванием своей музыки».
— Да, кто-то умеет совмещать творчество и менеджмент, и успешно это делает, но к Таривердиеву это отношения не имеет, потому что он гений.
— Ваше знакомство началось с того, что вы, сотрудник газеты «Советская культура», предложили Таривердиеву написать статью о новом произведении Родиона Щедрина, с которым они дружили. Дружба в композиторской среде — большая редкость?
— Почему? Вовсе не обязательно. Кто-то дружит, кто-то не дружит.
— Ему удавалось быть над схваткой? Вы пишете о том, что в Союзе композиторов СССР всегда существовали разные полюса. Были группы почитателей Богословского, Гаврилина, Свиридова и других корифеев…
— Он был не над схваткой, а в стороне от схваток.
|
|
— Мир кино и взаимоотношения в Союзе кинематографистов Микаэлу Леоновичу всегда были ближе, чем Союз композиторов. Там характер взаимоотношений был другим: более профессиональным и товарищеским. Не было такого обостренного соревнования друг с другом, когда композитор композитору — волк. Такая бытовала тогда поговорка.
— С кем из кинорежиссеров у Таривердиева сложились особенно добрые отношения? Вы тепло отзывались об Инне Туманян, во второй половине жизни он работал с Сергеем Урсуляком.
— Его режиссер — это Михаил Калик, автор фильмов «Любить», «До свидания, мальчики!», «Человек идет за солнцем», «И возвращается ветер…». Это просто, что называется, звездный дуэт: гений кинематографа и гений музыки. Они сошлись и характерами, и своим ощущением, каким должен быть кинематограф.
— А та музыка, которая ушла в народ — «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы…», — с годами не стала менее любимой?
— Когда мы встретились, популярность этой музыки уже стала его раздражать. Звучат одни и те же мелодии, когда им написано столько другого и разного! Четыре балета, пять опер, симфония, концерты для органа и для скрипки с оркестром, более 100 романсов! А повторяют только одно, и это вызывало соответствующую реакцию. Нельзя сказать, что уж очень острую, но чувство раздражения возникало.
|
|
|
— Он думал об этом, но никогда не занимался устройством своих произведений, как я уже сказала. Его другая музыка не могла быть востребована так же, как музыка для кино. Кинематограф все-таки это массовое искусство, по крайней мере, был таковым при жизни Таривердиева. Органные произведения не могли стать такими же популярными, как музыка к фильму «Семнадцать мгновений весны», который показывался каждый год по множеству телеканалов и транслируется до сих пор.
Микаэл Таривердиев был народным артистом России, лауреатом Государственной премии СССР за фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!», лауреатом трех премии «Ника» («Загадка Эндхауза», «Русский регтайм», «Летние люди»), лауреатом премии Американской академии музыки за сюиту из к/ф «Ольга Сергеевна».— Почему, на ваш взгляд, Таривердиев отозвался на чернобыльскую трагедию, которая затронула и Беларусь, и написал симфонию для органа?
— Потому что она его потрясла. Мы ездили с ним в Чернобыль, все видели своими глазами. Он воспринял чернобыльскую катастрофу как знаковую трагедию двадцатого века.
— Кто-то называет ее «началом конца Советского Союза»?
— В общем, да. Это первая цивилизационная и техногенная катастрофа, которая показала, насколько хрупок мир и беззащитен человек. По ощущению Микаэла Леоновича Чернобыль был какой-то точкой, на которую человечество должно было бы обратить внимание и сделать выводы. Что не было сделано. Его поздние произведения глубоко трагические по духу. Они отражают ощущение того, что человечество достигло какого-то своего предела и не предпринимает никаких шагов в сторону улучшения ситуации.
— Считал ли Микаэл Леонович, что искусство, в частности музыка, может изменить человека в лучшую сторону?
— Считал, да. Иначе не писал бы такую музыку. Симфония для органа «Чернобыль» и концерт для органа «Кассандра» — это его философские обращения к человечеству. Единственный раз за все свое творчество он написал словесное предисловие к своему произведению, для «Кассандры». Люди, остановитесь, оглянитесь, опомнитесь, посмотрите, где вы оказались… Я пересказываю его своими словами.
— Это правда, что при первом знакомстве в Вильнюсе на фестивале камерной музыки он предложил сыграть для вас на рояле, а вы сказали: «Нет, не надо», чем его очень удивили?
— Все происходило не совсем так. Это было в ресторане, он предложил сыграть во время ужина, я постеснялась и сказала: «Нет, не надо». Мне было неловко, мне казалось, что композитор такого уровня не должен играть в ресторане… Не могу сейчас это объяснить.
— «Мне главное довести женщину до рояля», — говорил Исаак Шварц. Что-то менялось в вашем восприятии Таривердиева, когда он творил, садился за инструмент. Таривердиев-муж и Таривердиев-композитор — разные ипостаси?
— Мы просто жили внутри музыки. Студия и рояль находились дома, я постоянно была свидетелем его работы и взаимоотношений с инструментами. Это нельзя разделять.
— Вы не чувствовали, что из-за этого сжимается ваше личное пространство?
— Никогда в жизни! Наоборот, мое личное пространство только расширялось.
Разница в возрасте в 26 лет не стала преградой: Вера и Микаэл Таривердиевы прожили в счастливом браке 13 лет.— Сегодня вы работаете директором кафедрального собора в Калининграде на острове Иммануила Канта.
— К сожалению, да.
— Почему к сожалению?
— Я к этому не стремилась. Не чувствую себя призванной быть директором чего-либо… И у меня есть свои обязательства по жизни перед Микаэлом Леоновичем, перед его музыкой и его памятью, которые я должна выполнять. А должность директора кафедрального собора накладывает определенные обязательства и отнимает время, но я вынуждена была согласиться. Там идет ежедневная концертная деятельность, проходят конкурсы и фестивали. В частности, Калининград и кафедральный собор — это место проведения Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева. Первый тур проходит в Гамбурге, Канзасе и Москве, второй и третий — в Калининграде.
— Что планируете к 90-летию композитора, которое мы отметим в августе этого года?
— Должен состояться уже XII Международный конкурс органистов имени Таривердиева, в рамках конкурса запланированы концерты, состоятся выступления в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Это все пройдет во второй половине года начиная с сентября.
— В минском концерте прозвучат вокальные циклы на стихи Беллы Ахмадулиной, Марины Цветаевой, других авторов. Иногда кажется, что современные композиторы не интересуются высокой поэзией и хороший романс им не позволит написать отсутствие внутренней культуры и хорошего вкуса…
— Почему же. Есть композиторы другого поколения. Сейчас трудно судить, должно пройти время, чтобы что-то отстоялось и проявилось.
— Но той прежней любви к поэзии, согласитесь, сегодня нет. Поэзию сместили с ее пьедестала. Ахмадулина, Рождественский, Вознесенский остались в каком-то своем пантеоне, но вход туда закрыт.
— Просто таких поэтов сейчас нет. А может, мы их просто не знаем? Тогда поэзия действительно была актуальной частью культурной жизни страны, она находилась на острие жизни. Все знали имена поэтов, даже если не читали поэзию.
— Таривердиев смог бы написать современный шлягер для молодежи?
— Есть такой замечательный ансамбль OQJAV. Они великолепно исполнили в прошлом году монолог Таривердиева «Убил я поэму» на стихи Андрея Вознесенского… Сами откуда-то извлекли эту песню и исполнили ее так, что она стала популярной у молодежи. Данное прочтение очень самобытное, оно не может обидеть. Они сделали это очень ярко, поняли суть произведения, очень сложного музыкального и эмоционального монолога, и донесли ее до слушателей.
— Какие чувства у вас вызывает тот факт, что 9 февраля музыка Таривердиева прозвучит в белорусской филармонии?
— Я очень рада, что такой концерт состоится. И откроет череду событий, посвященных юбилею Микаэла Леоновича.
pepel@sb.by
