За последние полтора года наш европейский корреспондент Инесса Плескачевская уже успела рассказать читателям «СБ» о том, чем живут сейчас некоторые бывшие социалистические страны. В проекте «Без железного занавеса» вы уже читали ее материалы о ГДР, Чехии и Словакии. Следующая страна проекта — Венгрия, которую все чаще называют «трудным ребенком Евросоюза». Так ли это на самом деле? Идет ли политика Венгрии вразрез с общеевропейскими установками или она отстаивает свои национальные интересы? Читайте на этой неделе в «СБ».
Трианонский синдром
Венгрия — остров. Осознать это непросто, но тем не менее: со всех сторон она окружена славянскими и германскими народами, а финно–угорские родственники живут за тридевять земель. Эта уникальность имеет важное (чтобы не сказать — решающее) значение для понимания Венгрии и венгров, лелеющих свои культуру, традиции и историю. Одна из первых вещей, которая бросается в глаза в Будапеште, — количество памятников: усатые мадьяры на конях и без, люди со знаменами и пушками, венгры, рассекающие воздух саблями, и даже Рональд Рейган. Памятник советским воинам, освобождавшим Будапешт, поддерживается в прекрасном состоянии. Что не мешает венграм считать «трагедию на Доне» национальной катастрофой: это когда в январе 1943 года под Воронежем погибли от 120 до 148 тысяч венгерских солдат и офицеров — половина армии. Траурные мероприятия проходят каждый год. Но если о своей трагедии венгры говорят охотно и эмоционально, то на вопрос о том, что же делали венгерские военные в Советском Союзе (а они воевали на стороне Третьего рейха), отвечать не любят.
Для понимания Венгрии история имеет огромное значение. Вот, например, у меня с ней почти прямая, хотя по времени отдаленная, связь. Я родом из Гомеля. А Гомель с его дворцово–парковым ансамблем, которым мы очень гордимся, принадлежал генерал–фельдмаршалу Ивану Паскевичу. В 1848 году в Венгрии (тогда входившей в состав империи Габсбургов) вспыхнуло восстание, которое по призыву австрийского и поручению российского правительства отправился усмирять Паскевич. Николай I напутствовал его словами: «Не жалей каналий!» Он и не жалел. Паскевичем в Гомеле принято гордиться: он действительно многое сделал для нашего города и края, но вот венграм о моем землячестве с душителем их свободы лучше не говорить: пепел восставших до сих пор стучит в их сердца. Я это поняла, когда руководитель партии «За лучшую Венгрию» («Йоббик») Габор Вона (интервью с ним читайте завтра) в ответ на вопрос о венгерской мечте сказал, что мечтает о нации, «о которой другие говорят: «Да, это сильный народ». Такой вид признания и одобрения — моя мечта. Например, в 1848 — 1849 годах по всей Европе было множество революций, Венгрия продержалась дольше всех. В то время один ирландский политик опубликовал статью о том, что Ирландия должна брать пример с венгров, которые выжили и продолжали бороться, пока это было возможно. «Нам, венграм, часто ломали хребет», — признает народный художник Ливиус Дюлаи (интервью с ним тоже будет на этой неделе). Правда, никто из венгров не скажет, что и они — да, случалось! — ломали хребет другим.
Недалеко от памятника советским воинам несколько лет назад установили памятник «Жертвам немецкой оккупации 1944 — 1945 гг.». И тут же разгорелась (и до сих пор не утихает) дискуссия на тему: а была ли Венгрия «просто жертвой»? Если вспомнить «трагедию на Доне» — нет, была союзником гитлеровской Германии. Рядом с памятником возник стихийный (то есть народный) мемориал Холокосту: из Венгрии были депортированы (в основном в Освенцим) почти полмиллиона евреев.
Для стороннего человека трудно понять Венгрию, если не знать о тяжелом национальном комплексе под названием «Трианонский синдром». Трианонский договор был подписан 4 июня 1920 года между странами — победительницами в Первой мировой войне и Венгрией, войну проигравшей. В результате этого договора Венгрия, до войны входившая в Австро–Венгерскую империю (которая, кстати, была второй в мире славянской империей после России), потеряла две трети своей территории и более половины населения — они отошли другим странам. Именно играя на «несправедливом Трианоне» и уязвленных чувствах венгров (как до того на уязвленных чувствах немцев) и обещая вернуть потерянное, Гитлер привлек Венгрию на свою сторону: за 1938 — 1940 годы Венгрия вернула некоторые «свои» территории в Чехословакии, Югославии и Румынии, не вступив даже в прямой вооруженный конфликт. Но потом все же пришлось, и по итогам Второй мировой войны Венгрия (опять проигравшая сторона) потеряла свои бывшие территории окончательно. Это долго аукалось: лидер легендарной рок–группы «Омега» Янош Кобор (интервью с ним читайте в субботу) признался, что группе никогда не разрешали выступать в Трансильвании, которая была венгерской до того, как стала румынской. Статуи правителей Трансильвании до сих пор украшают фасад венгерского парламента, а в его залах висит исторический флаг Трансильвании.
Вице–спикер венгерского парламента Шандор Лежак рассказывал о работе основанного им Народного университета Лакителека. Проводят там, например, кинофестиваль, на котором представлены картины из шести стран. Но фестиваль международным не считается, потому что все его участники — этнические венгры, после Трианона живущие в сопредельных странах. Венгерское правительство активно поддерживает свою диаспору — настолько, что иногда это вызывает международные конфликты. Два года назад лидера партии «Йоббик» Габора Вона правительство Румынии хотело объявить персоной нон грата — за позицию по Карпатской Рутении.
Практически все венгры, с которыми мне довелось разговаривать о свободолюбивом национальном характере, приводили в пример «революцию» 1956 года (в советской историографии она всегда называлась контрреволюцией). Кровавая драма: сначала повешенные на столбах коммунисты с вырезанными звездами на груди, а потом расстрелянные или повешенные по приговору суда «бунтовщики». Венгры и сегодня уверены, что жертвы были не напрасными: «зато у нас после 1956 года было больше свободы, чем в других социалистических странах».
На прошедшем в 1989 году митинге по случаю перезахоронения героя того восстания, бывшего премьер–министра (впоследствии казненного) Имре Надя, 26–летний выпускник Будапештского и Оксфордского (стипендию в который он получил от Фонда Сороса, более известного в Венгрии как Шорош Дьердь) университетов Виктор Орбан требовал вывода советских войск. Через два года они ушли, а Орбан сделал блестящую политическую карьеру: первый раз стал премьер–министром в 1998 году, когда ему не было и 40, но продержался лишь один срок. Второй раз Виктор Орбан возглавил правительство Венгрии в 2010 году. Через два года ему удалось провести через парламент (где у его партии «Фидес» было две трети мест) новую Конституцию. В ней закреплено новое официальное название — Венгрия (в переводе «государство венгров», до того была Венгерская Республика). Кстати, в стране живет всего 1,5% иностранцев, да и то две трети из них — этнические венгры, что делает Венгрию одной из самых моноэтнических стран Европы. Новая Конституция начинается словами «Боже, храни венгров», говорит, что венгерский народ объединяют «Бог и христианство», а брак определяет как «союз между мужчиной и женщиной» (у однополых браков нет шансов). Государство обязуется защищать жизнь, которая, как указано, начинается с момента зачатия (аборты официально не запрещены, но процедура максимально усложнена). Да, венгры — люди в большинстве своем верующие (премьер Виктор Орбан никогда не стесняется сказать вслух, что христианин), а о пользе христианского образования, которое «начинает приносит плоды», говорил мне и вице–спикер парламента Шандор Лежак.
И еще о свободолюбии. Именно венгры, по словам «канцлера воссоединения» Гельмута Коля, «вынули первый кирпич из Берлинской стены»: в 1989 году Венгрия открыла первый канал массовой эмиграции восточных немцев в ФРГ, фактически упразднив границу с Австрией. В августе 1989 года на австрийско–венгерской границе прошла оппозиционная мирная демонстрация, вошедшая в историю под названием «Европейский пикник». Тогдашний премьер–министр страны Йожеф Антал потребовал выхода страны из Варшавского Договора. В 1999 году Венгрия вступила в НАТО, и в том же году стала главным плацдармом для бомбардировок Югославии.
В общем, противоречивая это страна — Венгрия. Но очень интересная.
Шандор Лежак – отец-основатель
Учитель, поэт, а потом и политик Шандор Лежак — личность в современной Венгрии легендарная. В сентябре 1987 года на его даче в Лакителеке собрались более 150 представителей оппозиционной интеллигенции — обменяться мнениями о ситуации в стране и обсудить возможности выхода из кризиса, который для всех был очевиден. «Мы могли бы совещаться и в обстановке секретности, — вспоминал четверть века спустя Лежак, — но не собирались создавать подпольное движение, переходить на нелегальное положение, потому что думали, что должны озвучить наши взгляды, поскольку находимся у себя дома и несем ответственность за все, что происходит с нами и вокруг нас». Впоследствии из этой лакителекской встречи вырос Венгерский демократический форум, победивший на первых свободных выборах в 1990 году.
Сегодня Шандор Лежак — вице–спикер парламента Венгрии и один из руководителей Народного университета Лакителека. Мы встретились с ним в парламенте — импозантном здании на берегу Дуная, наполненном историей и символами. С 2000 года в одном из его фойе выставлена историческая корона Святого Стефана (Иштвана), она упоминается в Конституции и остается символом «Великой Венгрии».
Разговор с Шандором Лежаком начинаем с того самого собрания в Лакителеке.
— Как вы чувствуете себя в роли отца–основателя современной Венгрии?
— Я назвал бы себя очень удачливым, потому что был участником и организатором тех событий, обрел таких соратников, с которыми мы смогли создать новую политическую силу, думающую о благе нации, направленную на разрушение тогдашней системы. В кругу политологов и историков, занимающихся историей недавнего прошлого, выработалось однозначное мнение о том, что первая встреча в Лакителеке в 1987 году была судьбоносной. Социалистическое партийное государство и его союзники уже подготовили переход, который отвечал их интересам и гарантировал сохранение власти. Но созданный в Лакителеке Венгерский демократический форум не дал этому осуществиться.
— Позиция Венгрии и «Европейский пикник» сыграли немалую роль в том, что четверть века назад пал «железный занавес» и в социалистических странах произошли революции. Какие в 1989–м были ожидания и мечты? Осуществились ли они?
— Конституционный порядок в Венгрии имеет давнюю традицию: именно у нас родилась вторая Конституция в Европе, «Золотая булла» 1222 года. Именно мы показали пример всему миру в 1568 году, когда законодательно закрепили право исповедовать и практиковать любую религию. С 1944 года сначала немецкая, а затем советская оккупация на десятилетия приостановила действие конституционного порядка. «Сталинскую» Конституцию 1949 года мы смогли изменить только в 2011 году. В самом начале 1990–х мы верили, что быстро сумеем достичь высокого уровня жизни, как в западноевропейских странах. Но это оказалось невозможным. Надеялись мы и на скорейшие темпы построения правового государства, демократии и экономики, опирающейся на реальный, свободный и конкурентный рынок, надеялись на создание справедливого общества. Но это процесс гораздо более медленный и длительный. Он не происходит по мановению волшебной палочки, это упорная и трудная работа, которая нередко сопровождается политическими баталиями и принятием непопулярных решений.
— Что удалось, а что нет?
— За прошедшие четверть века Венгрия преобразилась в корне: страна живет на принципах демократии, гражданского общества и верховенства закона, основанных на национальных и христианских ценностях, в системе Европейского союза и НАТО. Мы смогли мирно перейти от социалистической диктатуры к системе буржуазной демократии, но заплатили за это высокую цену. Но и ее смогли принять. Двенадцать лет у власти были партийные функционеры советского типа, которые в лучшем случае топтались на месте, а во многих областях пытались вернуть все к старому. Сегодня венгерская экономика на подъеме, растет ВВП, укрепляется конкурентоспособность. Венгрия — одна из самых привлекательных стран региона для инвестиций, значительно расширяется промышленное производство, венгерские компании занимают ведущие позиции на мировом рынке информационных технологий. Венгерское сельское хозяйство остается одним из лучших в мире. Благодаря снижению коммунальных тарифов, повышению зарплат и практически незаметному росту инфляции в последние пять лет улучшилось благосостояние людей. Так что мы смогли достичь демократизации государственной власти, добиться свободы совести и вероисповедания, социальной защищенности всех слоев общества, активизировали деятельность самоуправлений. И что еще я считаю очень важным: наши соотечественники в Карпатском бассейне вновь ощущают единство с нацией. Что не получилось, так это достичь уровня благосостояния стран Евросоюза, хотя многие из нас очень на это надеялись.
— Какие главные проблемы в Венгрии сегодня?
— Любое развитие влечет определенные трудности, столкновения интересов, и с этой точки зрения Венгрия не исключение. В наши дни самыми большими вызовами являются глобализация и вопросы, связанные с Европейским союзом. Рост экономики после 2010 года обеспечил нам место в верхней части списка европейских стран со средним уровнем жизни, так что у нас нет причин для недовольства. Уровень безработицы — 6,8%, цены стабильны, в 2015 году практически не было инфляции. Мы радуемся этому результату, хотя по белорусским меркам венгерский лагерь из 300 тысяч безработных — это очень много, а государственный долг в 79% ВВП тоже удручающе высок по сравнению с Беларусью. К сожалению, два с половиной миллиона человек живут за чертой бедности.
— Как вам видятся следующие 25 лет: к чему Венгрия будет стремиться в экономике, социальной сфере и внешней политике? Существует ли особый «венгерский путь»? Если да, то в чем он заключается?
— На рубеже тысячелетия объединившаяся вокруг Народного университета в Лакителеке интеллектуальная элита организовала дискуссионный форум о том, в каком направлении мы движемся и чего ожидаем после 2020 года. Большинство были единодушны, что нельзя автоматически копировать практику западноевропейских стран. Мы предложили больше сознательности, меньше экономических колебаний свободного рынка, единство и солидарность базовой медицины, бесплатное образование, защиту семей с детьми. И мы всегда настаивали на необходимости своего, венгерского, пути. Мы могли бы называть «венгерским путем» то, что в банковской сфере государство стремится к тому, чтобы хотя бы 50% было в руках отечественных собственников, но точно так же мы можем назвать это и «белорусским путем», ведь у вас государственные банки занимают более 70% банковской сферы. Так что главным стремлением Венгрии остается создание такого современного эффективно работающего государства и общества, которое способно, с одной стороны, отвечать современными методами на новые вызовы, с другой — с гордостью хранить исторические и культурные традиции, свое наследие. Наша цель — добиться устойчивого роста постоянно развивающейся, растущей, модернизированной экономики, достичь как можно более высокого уровня жизни, сравнимого с западным. Венгерский путь означает ориентацию на национальные ценности и центральную роль венгерского человека. И путь этот, еще не проторенный, большая для нас ответственность. Мы должны переносить клевету и ложь отечественной оппозиции, к тому же из Евросоюза мы получаем незаслуженные и возмутительные оценки. К этому невозможно привыкнуть, но можно закалиться.
— В социалистическом блоке большинство стран, по сути, не являлись полностью самостоятельными ни во внешней, ни даже во внутренней политике. Сейчас, когда Венгрия является членом Европейского союза, часть полномочий также передана наднациональным органам. Какие есть сходства и различия в несамостоятельности тогда и сейчас? Некоторые европейские политики называют Венгрию «трудным ребенком Евросоюза», а премьер–министра Виктора Орбана «диктатором» — почему? Насколько это трудно — отстаивать национальные интересы внутри ЕС?
— Тут нужно сразу сказать про важное отличие. При коммунистическом режиме у нас не было выбора. Всем, по сути, управляли из Кремля. В отличие от этого страны ЕС и НАТО принимали решения о членстве в этих организациях и о том, какую часть своего суверенитета делегировать в органы совместного управления, самостоятельно и без принуждения. Огромное значение имеет то, что важные решения, касающиеся суверенитета, принимаются консенсусом, каждая страна обладает правом вето, чего не было ни в Варшавском Договоре, ни в СЭВ. Ну и ни для кого не секрет, что сегодня все государства отказываются от какой–то части суверенитета, когда вступают в международные организации.
Что касается политики Венгрии внутри ЕС, я не стал бы называть нас «трудным ребенком». На самом деле Венгрия заинтересована в состоящем из сильных национальных государств и эффективно функционирующем Европейском союзе. Я считаю, что Венгрия привносит новый подход в отношения внутри ЕС, он базируется на следовании национальным интересам и их решительной защите.
Что касается наших «диктаторских» методов: давайте будем исходить из того, что, если какие–то средства являются более эффективными, чем более привычные прежние, это не значит, что они диктаторские. В этой позиции я в значительной степени вижу естественное человеческое неприятие нового. Время это потом поправит. Похожее неприятие вызвали шаги венгерского правительства по выходу из экономического кризиса: наша и зарубежная оппозиция чего только не говорила, предрекала кризис, катастрофу. Но ситуация такова, что в 2014 году Венгрия достигла выдающегося роста ВВП — 3,6%, это второй результат в ЕС. Главное в венгерской модели и наших «неортодоксальных» методах то, что правительство обложило налогами не людей (у нас действует единый подоходный налог 16%), а ввело отдельные налоги на банки и транснациональные компании. Эту практику, кстати, все больше применяют и в других странах. При этом дефицит бюджета у нас снизился на 2,6%. Снизился и уровень безработицы.
— Существует ли венгерская мечта? Какая она?
— Я поделюсь своей венгерской мечтой. Это образованная венгерская нация, живущая в духовном и материальном благополучии, уважающая и сохраняющая традиции и христианскую культуру, сохраняющая единство без границ внутри ЕС. Именно такая Венгрия сейчас формируется — внутри и вокруг нас. Я хочу, чтобы моя Венгрия последовательно представляла свои интересы на международной арене, заслуживала уважение и признание своей продуманной и ответственной позицией и чтобы слово ее имело вес в европейской и международной политике.
sbchina@mail.ru
В следующем номере — о венгерской мечте и особом пути — разговор с двумя принципиально разными политиками: председателем Рабочей партии Венгрии Дюлой Тюрмером и руководителем партии «Йоббик» Габором Воной.
Советская Белоруссия № 47 (24929). Вторник, 15 марта 2016
