Иван Лукьянович Солоневич родился 14 ноября 1891 года в семье потомков белорусского крепостного крестьянина в селе Рудники Гродненской губернии. Революции – Февральскую и Октябрьскую – Солоневич категорически не принял. Для него они были однозначно государственными переворотами. Эту статью Иван Лукьянович опубликовал в октябре 1951 – июле 1952 г. в газете «Наша страна» в Аргентине, где он жил после Второй мировой войны. Публикуя ее в сокращении, мы надеемся, что через прошлое наш читатель откроет для себя настоящее.
О символике вообще
Есть такой рецепт производства артиллерийских орудий: нужно взять круглую дыру и облить ее сталью – получится орудие. Целый ряд исторических концепций фабрикуется именно по этому рецепту: берут совершеннейшую дыру и обливают ее враньем: получается история. История – или, точнее, историография – Февральской революции с изумительной степенью точности повторяет рецепт артиллерийского производства: берется дыра и дыра обливается выдумками. Самое занятное то, что в феврале 1917 года никакой революции в России не было вообще: был дворцовый заговор. Заговор был организован:
а) земельной знатью, при участии или согласии некоторых членов династии – тут главную роль сыграл Родзянко;
б) денежной знатью – А. Гучков и
в) военной знатью – ген. М. Алексеев.
У каждой из этих групп были совершенно определенные интересы. Эти интересы противоречили друг другу, противоречили интересам страны и противоречили интересам армии и победы – но никто не организует государственного переворота под влиянием плохого пищеварения. Заговор был организован по лучшим традициям XVIII века, и основная ошибка декабристов была избегнута. Основная стратегическая задача переворота заключалась в том, чтобы изолировать Государя Императора и от армии, и от «массы», что и проделал ген. М. Алексеев. Самую основную роль в этом перевороте сыграл А. Гучков. Его техническим исполнителем был ген. М. Алексеев, а М. Родзянко играл роль, так сказать, слона на побегушках. Левые во всем этом были абсолютно ни при чем.
И только после отречения Государя Императора они кое-как, постепенно пришли в действие: Милюков, Керенский, Совдепы и, наконец, Ленин – по тем же приблизительно законам, по каким развивается всякая настоящая революция. Но это пришло позже – в апреле-мае 1917 года. В феврале же был переворот, организованный «помещиками, фабрикантами и генералами».
Предреволюционная Россия находилась в социальном тупике – не хозяйственном, даже и не политическом, а социальном. Новые слои, энергичные, талантливые, крепкие, хозяйственные, пробивались к жизни и к власти. И на их пути стоял старый правящий слой, который уже выродился во всех смыслах, даже и в физическом.
Левые о Феврале
Когда мы ищем виновника революции, мы должны по мере возможности четко разграничить два вопроса.
Первый: кто делал революцию?
Второй: кто сделал революцию?
Делала революцию вся второсортная русская интеллигенция последних ста лет. Именно второсортная. Ни Ф. Достоевский, ни Д. Менделеев, ни И. Павлов, никто из русских людей первого сорта – при всем их критическом отношении к отдельным частям русской жизни – революции не хотели и революции не делали. Революцию делали писатели второго сорта – вроде Горького, историки третьего сорта – вроде Милюкова, адвокаты четвертого сорта – вроде А. Керенского. Делала революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая с сотен университетских и прочих кафедр вдалбливала русскому сознанию мысль о том, что с научной точки зрения революция неизбежна, революция желательна, революция спасительна. Подпольная деятельность революционных партий опиралась на этот массив почти безымянных профессоров. Жаль, что на Красной площади, рядом с мавзолеем Ильича не стоит памятник «неизвестному профессору». Без массовой поддержки этой профессуры революция не имела бы никакой общественной опоры. Без поддержки придворных кругов она не имела бы никаких шансов. На поддержку придворных и военных кругов наша революция не рассчитывала никак, – и вот почему Февраль свалился ей как манна небесная в пустыне.
Эту внезапность сам А. Керенский в своей книге передает так: «Вечером 26 февраля (то есть после провала восстания Павловского полка. – И.С.) у меня собралось информационное бюро социалистических партий. Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет, что нужно готовиться к долгому периоду реакции».
Все историки, и правые и левые, и большевистские и иностранные, сходятся, по крайней мере, на одном пункте: начало революции было положено справа, а никак не слева. О заговоре «империалистической буржуазии и генералитета» левые, по совершенно понятным соображениям, знать не могли и не знали.
На переломе
С конца русско-японской до начала русско-германской войны русская армия совершила гигантский скачок вперед. И если в японскую войну русский артиллерийский офицер был хуже даже и японского, то в германскую он был лучше даже германского, – кажется, стал вообще лучшим артиллерийским офицером мира.
Во всяком случае, к зиме 1916 года и тем более к весне 1917-го русская армия была наконец вооружена до зубов. И об этом нельзя было писать. В цензуре сидели, конечно, гениальнейшие генералы старого времени – и они предполагали, что обо всем этом немецкая разведка, которая пронизывала весь Петроград, не имела никакого представления. Как документально выяснилось впоследствии, немецкая разведка имела не только общее представление, но и точные цифры. А вот ни страна, ни армия, ни «бородачи» ничего этого не знали. Предыдущая же «ура-патриотическая» пропаганда подорвала всякое доверие и к тем намекам, которые все-таки просачивались в печати.
Словом, сидели набитые, как сельди в бочке, «бородачи», и среди них вели пропаганду и «великосветские салоны», и Пуришкевичи, и Керенские, и большевики, и, конечно, через большевиков – немцы.
И никакого противодействия этой пропаганде не было. Весь Петербург талдычил об «усталости от войны». Совершеннейший вздор: Великую Северную войну Россия вела 21 год. Вторую мировую Советы вели почти четыре года – Карл XII дошел до Полтавы, Гитлер дошел до Волги, и никакая «усталость» не помешала – ни Полтаве, ни Берлину. В феврале 1917 года чисто русской территории немцы не занимали – если не считать небольших клочков в Белоруссии и на Волыни. Еды в России было сколько угодно – продовольственный экспорт был прекращен – и только в Петрограде были некоторые перебои. Но был правящий слой, который хотел победы, но который хотел победы для себя, а не для России и который подорвал Россию с обеих сторон. И слева, и еще больше – справа.
Петроградские заводы и склады были переполнены оружием, сработанным для действующей Армии. Это оружие практически находилось в руках «пролетариата». Советская история СССР несколько туманно указывает на то, что «рабочим удалось захватить 40 000 винтовок». Хотел бы еще и еще раз повторить: петроградский пролетариат, несмотря на всю его «революционную традицию», никакого участия в Февральских днях не принимал. К сожалению, в данный момент я не могу это доказать. На поверхность революционных дней выплыл какой-то нерусский сброд, который уже после отречения Государя Императора заботился главным образом об одном: как бы внести возможно больше хаоса. По всей вероятности, всего этого мы не узнаем никогда: и немцы, которые финансировали большевиков, и большевики, которые получали деньги от немцев, сделали или еще сделают все, что только возможно, чтобы следы этой позорной коммерческой сделки уничтожить начисто. Но тысяч пять такого сброда в столице все-таки нашлось.
Полиция была, в сущности, совершенно безоружна – револьверы и шашки. Оставались «учебные команды», да и те были под командованием генералов, которые повелений Государя Императора не выполняли.
Государь Император был перегружен сверх всякой человеческой возможности. И помощников – верных и культурных помощников – у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите против еще более ядовитых «салонов». На Нем лежало и командование Армией, и дипломатические отношения, и тяжкая борьба с нашим недоношенным парламентом, и Бог его знает что еще. И вот тут-то Государь Император допустил роковой недосмотр: поверил генералам Балку, Гурко и Хабалову. Именно этот роковой недосмотр и стал исходным пунктом Февральского дворцового переворота.
В феврале Петроград представлял собою пороховой погреб, к которому оставалось поднести спичку.
Стратегический план А.И. Гучкова
Итак, все фигуры на шахматной доске заговора – самого трагического и, может быть, самого гнусного в истории человечества – были уже расставлены. С самых верхов общества была пущена в самый широкий оборот клевета о Распутине, о шпионаже, о вредительстве – клевета, которую даже В.М. Пуришкевич самоотверженно развозил по фронтам. Вся гвардия была заблаговременно убрана из столицы. Приказов Государя о переброске в столицу гвардейской кавалерии не выполнили. Столица была во власти «слухов» и в распоряжении маршевых батальонов. Не хватало одного – повода.
В феврале 1917 года в Петербурге – не только в нем одном – действительно начались хлебные «перебои». Их обострили все те же слухи: хлеба скоро вовсе не будет. Обыватель бросился закупать и сушить хлеб в запас. В литературе были указания на сознательную подготовку этих перебоев. Указания эти проверить невозможно. Революционная пресса – уже после Февраля – сообщала, что Калашниковские склады оказались переполнены зерном, – это очень маловероятно, так как после «перебоев» Февраля в 1917 году дальнейшие месяцы, и каждый месяц все хуже и хуже, приносили с собой переход от «перебоев» к просто голоду. Но, во всяком случае, хлебный бунт был наилучшим поводом к Февралю: хлебные перебои дискредитировали власть в самой гуще населения, даже маршевые батальоны автоматически ставились в очень неудобное психологическое положение: стрелять в голодных баб? Одно дело – социалисты и революционеры, другое дело – бабы, которым, может быть, дома детишек кормить нечем.
Это было заключительной частью гучковского стратегического плана. Как мы уже знаем, эта часть была выполнена на сто процентов: императорский поезд оказался отрезанным и от столицы, и от армии. Государь Император оказался в буквальном тупике, и никакого выхода у Него не было.
Получив наконец достаточно веские данные о положении дел в Петрограде, Государь Император решил лично отправиться в столицу, но перед этим Он отдал приказ об отправке туда шести кавалерийских дивизий и шести пехотных полков – из самых надежных, плюс пулеметные команды. (На фронте «надежных частей» было сколько угодно.) Ген. Алексеев был против отправки этих частей, считая, что «при существующих условиях меры репрессий могут только обострить положение». И этот приказ Государя Императора был сорван: ген. Рузский своей властью распорядился не только прекратить отправку войск в помощь ген. Иванову, но и вернуть обратно в Двинский район уже отправленные эшелоны.
Государь Император оказался начисто изолированным от армии и от столицы – как это и планировал А. Гучков. Телеграммы главнокомандующих, во всяком случае, означали одно: отказ от повиновения и от поддержки. Оставалась вооруженная охрана Императорских поездов. Что было делать?
План А.И. Гучкова удался на сто процентов. Дальнейшие проценты он стал приносить впоследствии – вплоть до сегодняшнего дня. А.И. Гучков в сопровождении В.В. Шульгина приехал в Псков диктовать Императору условия отречения. Этой диктовки Император не принял – текст отречения написал Он сам. Так был закончен «династический переворот».
В чем, собственно, «фальшивка»
Февраль 1917 г. – это почти классический случай военно-дворцового переворота, уже потом переросшего в март, июль, октябрь и так далее... Нет, конечно, никакого сомнения в том, что революционные элементы в стране существовали, – в гораздо меньшем количестве, чем в 1905 г., но существовали. В 1905-1906 гг. их подавили. В 1917 г. их подавлять не захотели. Левые русские деятели несколько лет подряд хвастались своими достижениями Февраля – пока целый ряд документов не показал с безусловной степенью очевидности, что в февральских событиях они были совершенно ни при чем. Дальнейшие события показали, что хвастаться вообще нечем.
…А где же были «живые силы» страны? Везде, где угодно и сколько угодно – везде, кроме администрации и, в особенности, армии. Живые силы были в литературе и живописи, в биологии и химии, в технике и промышленности – были везде и были в огромном количестве. Кроме того, у нас был тип промышленных деятелей, каких нигде больше в мире не было: дельцы-идеалисты – вроде Потанина или Верещагина (брат художника). Люди, которые строили и промышленность, и хозяйство, совершенно не интересуясь личной прибылью. Почему можно предположить, чтобы русский народ, так одаренный вообще, а в государственном отношении в особенности, был бы начисто лишен государственно-строительных «живых сил»? Они были. Но ходу им не было. Еще бы 10-20 лет без заговоров и революций – эти люди все равно пробились бы к власти. Но им ходу не было, да и они сами часто не хотели идти. Когда издателю «Нового Времени» А.С. Суворину было неофициально предложено место в Государственном совете, он отказался наотрез: принять это предложение значило бы погубить газету – марка Государственного совета не делала чести никому.
Все эти деятели оставались вне власти, вне участия во власти, и над каждым из них сидел какой-то, прости Господи, губернатор, кое-как окончивший кое-какой суррогат университета, вне «хороших манер», не имевший никакой ни движимости, ни недвижимости. Получался тупик.
Расчет Государя Императора, рассматриваемый сейчас, почти сорок лет спустя, остается все-таки правильным расчетом. Кинжал Брута не мог предусмотреть даже Цезарь. Святой Елены не предусмотрел Наполеон. А были – «великие люди». Царя-Освободителя почему-то не называют «великим», хотя абсолютно очевидно, что для России он сделал безмерно больше, чем Наполеон для Франции. У Царя-Освободителя тоже был свой план. Виновен ли Царь-Освободитель в «непредусмотрительности», когда с манифестом о созыве Земского собора в кармане он был убит изуверской бомбой?
* * *
В грязи и крови родился Февраль. В грязи и крови погибнет Октябрь, его законный наследник. А платить – придется нам. И не только нам: платит и еще будет платить все человечество. Заплачена уже поистине страшная цена, но заплачена еще не вся.
Кровь Царя-Искупителя и на нас, и на детях наших. Тут просто ничего не поделаешь. Это уже факт.
