«Вчера ощутили дыхание близкой победы»

Всю войну писатель– фронтовик вел дневник

«Первый день войны — воскресенье. Улицы города полны народа. Вдруг завыли сирены — которая по счету воздушная тревога. Милиция с ног сбивается: никто не хочет уходить в убежища. Разноцветная стайка девушек выглядывает из подъезда. Стоит постовому отвлечься, они, озорно улыбаясь, бегут дальше. Следующий постовой широко, словно в игре, расставляет руки, вновь преграждая путь. И все кажется шумной игрой — не верится, что началась война!» — так начинается военный дневник писателя Виссариона Горбука. Его имя пока известно лишь специалистам. Родился 24 ноября 1913 года в деревне Шкиляки Полоцкого района. После окончания в 1933–м педагогического училища в Лепеле учился на литфаке Белорусского педагогического института. В 1936–м начинающий поэт был незаконно сослан на Колыму. Но повезло, в отличие от других, — через 4 года вернулся на родину, учительствовал в Меховской средней школе на Витебщине.

Его дневник, хранящийся в фондах Белгосархива–музея литературы и искусства, по–своему уникален.

30.11.41.

В небе гудели самолеты. Ночью полыхали отсветы пожаров, доносилась канонада орудий. И сводки, тяжелые вести отступления. Угнетенное состояние души... Страшный вопрос: что же будет завтра?

8.04.42.

Чем ближе к Можайску, тем больнее следы войны. Сожженные деревни, воронки, разорванные нервы связи, обломки рассыпавшихся зданий, торчащие трупы, угли, срезанные снарядами деревья...

6.09.43. Орловская область.

На поле близ уцелевшей деревни пашут пять женщин. Одна впереди с ярмом, три впряглись сзади нее и одна за сохой. Над ними пролетают самолеты, мимо них по шоссе спешат авто, у дороги лежит изуродованный комбайн. Техника помочь им бессильна. Война.

10.09.43.

Слушаю звуки рояля. Грустные звуки. Хочется плакать.

Как давно мы слушали хорошую музыку. Сколько видений, мыслей вызывает она.

Сорок первый год. Золотая осень. Отступление. Прощальные звуки рояля. В душе рыдание. И взмах топора. Рояль разбит. Ничего врагу. Даже музыки.

6 — 14.10.43.

Выезд в Белоруссию.

Я забрался на крышу автобуса и так ехал всю дорогу. Замечательное путешествие. На шоссе частые группы и одиночки возвращающихся на родину из немецкого плена. Их отбили части наступающей Красной Армии. Люди худые, обросшие волосами, черные от грязи, со странным, даже страшным выражением лица: угрюмость, ожесточение, тяжелое страдание исказили черты людских лиц. Многонедельная грязь усиливает худобу и подчеркивает искажение. Ручные тележки, тряпье, рухлядь на них: волы, коровы в запряжке, люди в отрепьях заполонили шоссе. И всюду дети. Они сидят в грязных лохмотьях, увязанные на ручных тележках, сосредоточенно шагают пешком за взрослыми. Их несут на руках матери и отцы...

12.10.43.

Останавливаюсь около землянок и редких домиков на пепелище большой деревни. На огороде копается женщина. Подхожу к ней.

— Хозяйка, какая это область?

— Магiлёўская, салдацiк, — отвечает она на мягком белорусском языке.

Сердце забилось у меня.

— Радзiма, — прошептал я. — Што яны з табою зрабiлi...

— Во, банька засталася. Цяпер наша хата, — показывает женщина. — Тры сям’i жывуць радам. Самi ледзьве выратавалiся. У лясах хавалiся. Хлеб папалiў. Убiраем, што засталося ў гародах...

8.12.43.

Видел уборную, сложенную немцами из немолоченных снопов полновесной пшеницы. А вокруг — голодные глаза детей и матерей, голод, разрушения.

15 — 20.12.43.

...Пусты остовы домов. Тишина. Никого. Неужели нет никого? Разорванная проволока телеграфных столбов беспомощно свесилась на тротуар. Черные, обгоревшие деревья. Обломки стен. Никого. Безмолвие. Переулок, улица, еще улица. Обломки, пустырь, воронки...

14.02.44.

Германия. Город Шверин. Красивое зрелище пожара. Огонь бушует над двумя громадными домами и рвется вверх. И вдруг словно видение. Среди руин, схватившись за каменную ограду, стояла старая женщина, одетая в черное. Ее глаза ужаса и упрека неподвижно смотрели на колонну мчащихся машин. На фоне развалин и пожара олицетворением страдающей матери стояла она, поднявшись над сегодняшним днем. Что–то дрогнуло в моей груди. Сколько взглядов — родных взглядов и в последний раз так смотрели перед собой... Может, так смотрели глаза моей матери? А, может, если бы я видел ее глаза перед тем, как их захлестнуло пламя, я радовался бы безмерному горю этой старухи?.. Но нет. Нет в таких страданиях пищи для радости человеческому сердцу.

24.04.45.

Сегодня я в Берлине! В сердце, в душе ликование, торжество. По всем дорогам идут освобожденные, большинство молодые девушки, идут французы, поляки, улыбаясь, приветствуют нас. Немецкого населения нет. Встречаются только пленные. Остальные прячутся, отсиживаются.

Следы ожесточенных боев. В одном месте подбито около двадцати наших танков. Их демонтируют. Над Берлином облако дыма. Канонада. У дома, где наша опергруппа, стоят «катюши», посылающие методически снаряды в центр города.

Мы уже получили задание: взять на учет все объекты техники и охранять их от диверсионных актов. Наша задача — сохранить Берлин и взять от него все до последнего винтика.

26.04.45.

Берлин окружен! Весна человечества наступает: широкая, простор-

ная... Воздух становится чище, дышать легче, солнце светит ярче. Бойцы, офицеры, все спешат вперед, просветленные, радостные в своей внешней суровости, обветренности, опаленности...

Оксана АВДЕЕВА, ведущий архивист БГАМЛИ.

Виктор КОРБУТ, «СБ».