Все, кто слышал Вишневскую на сцене, никогда не забудут ее чарующее лирико-драматическое сопрано. На подмостках Большого театра она блистательно исполнила Татьяну в «Евгении Онегине», Наташу в «Войне и мире», Марфу в «Царской невесте» — всего около 30 партий. Но Вишневская не только великая певица, она выдающаяся личность, под стать своему супругу Мстиславу Ростроповичу, гению виолончели и прекрасному дирижеру. После вынужденной эмиграции они вернулись в страну, некогда отторгнувшую их, не помня обид. Певица, завершившая карьеру в 1982 году, на новом этапе своей жизни создала Центр оперного пения для молодых вокалистов. Корреспонденту «Эхо планеты» великая оперная Примадонна рассказала о своей непростой судьбе и о том, чем сейчас живет.
— Недавно в Петербурге тенор Мариинского театра Евгений Акимов с восторгом рассказывал мне, как Ростропович и вы работали с исполнителями оперы «Леди Макбет Мценского уезда», которая шла потом на сцене римской музыкальной академии «Санта Чечилия». Итальянцы тогда получили подарок в виде этого шедевра Шостаковича, который и вы, и Мстислав Леопольдович считали вершиной оперной музыки. В опере пели иностранные певцы?
— Нет, только русские, потому что такую сложную оперу ставить с иностранными артистами, не знающими русского языка, невозможно. Спектакль шел с ошеломляющим успехом, имел огромный резонанс. Звукозапись спектакля получила все возможные музыкальные награды.
— Есть ли планы поставить оперу в вашем центре?
— Нет, конечно. Это произведение не для начинающих.
— Вы дружили с Шостаковичем, с нежностью и неизменной преданностью относились к его памяти. Как известно, он посвятил вам несколько своих сочинений. Я знаю, что в Петербурге своими руками вы воссоздали мемориальную квартиру, где композитор жил с 1914-го по 1933 год. Квартиру, по вашим словам, вы «покупали с радостью и открытым сердцем». Делали ремонт, искали и находили по всему городу личные вещи Дмитрия Шостаковича. Обрела ли наконец квартира в доме № 9 по улице Марата статус музея?
— Она обрела статус моей квартиры – вот какой статус она обрела. После того как мы подписали в присутствии общественности дарственную городу, приурочив открытие музея к 100-летию Дмитрия Дмитриевича в 2006 году, я думала, что все устроилось. Дальнейших моих шагов по оформлению не потребуется. Через год я получаю письмо. Оказывается, мемориальная квартира в дар оформлена быть не может, потому что у музея должна быть отдельная лестница, отдельный вход, он должен быть расположен на первом этаже, а квартира находится на четвертом.
— Но музей-квартира дирижера Большого театра Николая Голованова в Москве, в Брюсовом переулке, и музей-квартира Антонины Неждановой в том же доме не имеют отдельного входа и не расположены на первом этаже, однако имеют статус музеев.
— А для того чтобы квартира Шостаковича обрела такой статус, я должна ходить, хлопотать, чтобы квартиру перевели в нежилой фонд. Ничего не хочу об этом знать. Вот таким образом квартира вернулась ко мне. Теперь моя домработница следит за ней. Как видите, никого не интересует, что 24-летний гений написал здесь «Леди Макбет Мценского уезда».
— Тот же Евгений Акимов вспоминал, как после грандиозного успеха в Риме вы с Мстиславом Леопольдовичем пригласили всех участников спектакля отметить Новый год в бывшей квартире Мусоргского. Эта квартира тоже не стала музеем?
— Эту квартиру мы никому не дарили. Она находится в том же доме на Кутузовской набережной, в котором мы живем, только вход в нее со Шпалерной. Я постаралась создать интерьер в духе тех лет, когда там жил Мусоргский. Удалось даже приобрести старый рояль, очень похожий на инструмент, принадлежавший композитору. Он жил в этой квартире около 5 лет вместе с поэтом Арсением Голенищевым-Кутузовым.
Это была единственная квартира, которую Мусоргский снимал и за которую платил. Потому что чаще всего он жил, как мы знаем, у своих друзей, тех, кто мог его приютить. В этой квартире написаны вокальные циклы на слова Голенищева-Кутузова «Без солнца», «Песни и пляски смерти», там сделана еще одна редакция «Бориса Годунова», началась работа над оперой «Хованщина». Совершенно феноменальное место. Каждый раз, когда я там бываю, испытываю трепет. В наши дни это были три комнаты в коммуналке, Ростропович расселил ее жильцов и квартиру выкупил. И она существует, я никому ее не предлагаю, тем более после того, что случилось с квартирой Шостаковича.
— Будет ли в Петербурге или в Москве музей-квартира Ростроповича?
— Да, она будет в нашем доме на Кутузовской набережной в Петербурге. Там уже находится весь наш архив – Ростроповича и мой, он был перевезен еще Мстиславом Леопольдовичем. Это письма и документы, рукописи выдающихся композиторов, в том числе с дарственными надписями, нотные издания с автографами, мои театральные костюмы и докторские мантии Ростроповича – он был удостоен звания почетного доктора более 50 университетов в различных странах. Был многократным лауреатом премии «Грэмми». Все там остается, и там разместится наш музей, который будет содержать семья.
— Очень важным свидетельством вашей жизни является книга «Галина». Она написана настолько искренно, страстно и правдиво, что по ней люди могут судить о том, как мы жили в 50—70-е годы.
— Да, мне многие говорили, что книга читается как энциклопедия нашей жизни. Но писала я ее не для русского читателя, а для иностранцев. Я должна была объяснить, почему двое артистов, которые приютили писателя Солженицына, были изгнаны из страны. Надо было обратиться к истокам самой жизни в Советском Союзе. Вот таким образом и родилась эта книга. Мое поколение, те, кто еще жив сегодня, говорят, что читают будто о себе, о своей жизни.
— Она и написана по-настоящему талантливо.
— Ни одной запятой никто не поставил, все, до последней буквы, я написала сама.
— У вас не было намерения продолжить воспоминания?
— Когда мы оказались за границей и пришлось отвечать на многочисленные вопросы журналистов, в коротких интервью нелегко было объяснить, что с нами произошло, тем более что я еще не знала языка. Все вопросы журналистов концентрировались на Сол-женицыне, на его истории. Но мне хотелось рассказать, почему это случилось. Была такая потребность. И я написала книгу.
А теперь я здесь, я могу рассказать все, что делаю, у меня масса интервью на любые темы, я никогда никому не отказываю и ничего ни от кого не скрываю. Отпала необходимость объяснять что-то посредством книги.
— Драматические страницы книги посвящены тому периоду, когда Ростроповичу, вставшему на защиту Солженицына, не давали возможности работать, отменяли его концерты, в прессе не упоминалось ваше имя. Потом вас вынудили уехать за границу, а через четыре года лишили советского гражданства. Вы ведь так и не приняли другого гражданства?
— Гражданство нам предлагали многие страны. У нас швейцарские паспорта для иностранцев в качестве удостоверения личности. И паспорта княжества Монако – с ними можно путешествовать по всему миру без виз, их нам сразу же предложила монакская принцесса Грейс. Так что у нас два иностранных паспорта. Но гражданство другое – нет, мы не взяли.
— За границей вам пришлось заново строить свою жизнь…
— А что было делать? Нас выставили из страны без единой копейки в кармане. Хорошо, что друзья встретили: денег не было даже на такси. Все, что нажили за 30 лет карьеры, осталось здесь. А там – мы с Ростроповичем, двое детей, виолончель и мой голос. Если бы, не приведи Господь, что-нибудь случилось: например, сломал бы руку Ростропович, — все, конец жизни. На моей глотке не проедешь, да еще после 30 лет работы в театре. Я должна была беречь голос, чтобы еще несколько лет продержаться на должном уровне и потом уйти со сцены.
Но нельзя сказать, чтобы мы начинали на голом месте: это был 1974 год, мы ездили за границу с 1956-го. Нас знали, Ростроповича особенно, он много раз бывал в зарубежных странах, у него было громкое имя. Неподолгу, правда, так как полагалось советским артистам гастролировать не более двух месяцев в году. Считали, кто сколько дней в какой стране пробыл. И деньги отбирали, само собой разумеется. Заработанную валюту мы в авоське относили в советское посольство. Из них всего 200 долларов полагалось за сольный концерт таким великим музыкантам, как Ойстрах, Рихтер, Гилельс, Ростропович! Представляете?! А певцам (если, например, я одна ездила, без Большого театра) платили на 40 долларов больше. Если на гастроли выезжал Большой театр, то все артисты получали суточные 10 долларов в день. А когда мы оказались за границей, то все гонорары за выступления получали полностью, поэтому и было на что строить новую жизнь. Так что в смысле материальном проблем у нас не было. Тяжело было сознание, что поневоле стали изгнанниками.
— Как вы узнали о событиях августа 1991 года?
— Я была в то время в Англии, в Олдборо, где жил и наш друг композитор Бриттен. У нас там был дом, и каждое лето я приезжала туда давать мастер-классы. 19 августа возвращаюсь после занятий, включаю телевизор, смотрю – в Москве танки на улицах, демонстрации, люди кричат. Звоню Славе в Париж: «Что в России? Война? Там танки по улицам идут». Он говорит, что сам сидит у телевизора и не может понять, что происходит. На другой день утром звоню опять домой, домработница говорит, что Мстислав Леопольдович вышел. «Куда?» — «Сказал, что пошел в банк деньги взять». Звоню через два часа – он не вернулся, еще через два часа – его нет. Дело уже к вечеру, вдруг звонок из Москвы: «Мадам Вишневская, вам звонят из английского посольства, ваш муж, маэстро Ростропович, передает вам свою любовь, он в Москве». Так я узнала, что он в России.
— Известно ли вам, что после того как 19 августа 1991 года в 8 часов утра по 1-й программе радио прозвучало постановление ГКЧП, диктор объявил: «Передаем концерт Вишневской и Ростроповича». Так что вас вспомнили в тот день, когда гэкачеписты решили вернуть страну в прежний режим. Я и сейчас слышу первые слова арии Иоланты в исполнении Вишневской:
Отчего это прежде не знала
Ни тоски я, ни горя, ни слез…
— Я об этом в первый раз слышу.
— После возвращения на родину вы сделали немало добрых дел, основав благотворительный фонд «Вишневская—Ростропович» для помощи детским лечебным учреждениям и Фонд Ростроповича для помощи учащимся музыкальных школ и вузов. Помогают ли вам в благотворительной работе дочери?
— Девочки сейчас взяли эту заботу на себя. Ольга возглавила завещанный ей отцом музыкальный Фонд Ростроповича. Это моя старшая дочь. А младшая, Елена, сейчас президент медицинского фонда «Вишневская—Ростропович».
— Вы часто видитесь?
— Ольга теперь чаще бывает в Москве, она вышла замуж за российского гражданина и живет то здесь, то в Вашингтоне. А Елена живет в Швейцарии, она переехала туда из Парижа.
— И последний вопрос, Галина Павловна. Как вы относитесь к современным развлекательным программам, которые заполонили телевидение?
— Поражает количество убогих девиц и юнцов с хрипящими голосами, желающих во что бы то ни стало изо дня в день «услаждать» слух ошалевших от их воплей телезрителей. Нашествие бездарностей становится реальной опасностью, ведет к отуплению молодежи, которой в будущем предстоит рожать и воспитывать детей.
