И в восемьдесят лет архитектор Аладов продолжает творить
По-моему, Вальмен Николаевич Аладов (на снимке) с самого детства был обречен стать заметной фигурой в истории Беларуси. Его отец, известный композитор, дал мальчику необычное имя. Когда, повзрослев, сын спросил, что оно означает, в ответ услышал: «Светлый ум». Родители верили, что их ребенок действительно станет образованным человеком. Хотя выбор будущей профессии предоставили ему самому. Пусть лучше Вальмен Николаевич сам обо всем расскажет. Мы заглянули к профессору, заслуженному архитектору накануне его 80-летнего юбилея.
Вам по черчению двойка!
— Мои родители были людьми творческими. Мама – директор Национального художественного музея, папа – композитор, ректор консерватории. Поэтому вовсе неудивительно, что меня отдали в музыкальную школу. Но мне это совсем не нравилось. Хотя в довоенное время у меня никаких мыслей по поводу будущей профессии не было. Не до того было: думали, как выжить, поесть. Помню, как отморозил ноги, пока стоял в очереди за супом из сои. Кем быть, я задумался, когда мы в 1944-м вернулись в Минск из эвакуации. Пошел в 42-ю школу и подружился там с Володей Воиновым, сыном известного архитектора. Я часто у него бывал, познакомился с его родителями. И сразу понял, чем хочу заниматься. То есть с восьмого класса твердо решил, что стану архитектором. Родители были не против, они никогда на меня не давили.
Когда посмотрел экзаменационные требования Московского архитектурного института, был потрясен. Рисовал неплохо, но это совсем не то, что требовалось для поступления. Мама наняла художника-репетитора, и я с утра до вечера готовился. Общеобразовательные предметы не пугали: учился неплохо. Главное, был уверен, что умею чертить: в школе мне равных в этом деле не было. И вот экзамены. Рисунок сдал на тройку. С моей подготовкой это считалось достижением. Общее количество баллов было нормальным, оставалось не завалить черчение. И я сдал его на… двойку. Словом, пролетел.
Не подумайте, что был какой-то блат. Скорее, уважение к моим родителям, которые действительно сделали немало для республики. Это во-первых. Во-вторых, в послевоенное время был страшный голод на архитекторов. В Беларуси их насчитывалось не более двух десятков. Интересно, что чертежи, которые надо было сделать на экзамене, нельзя назвать сложными. Просто из-за своей самоуверенности не стал специально готовиться к черчению. Мама обратилась в Совет Министров, оттуда послали письмо ректору института с просьбой разрешить мне пересдать экзамен. Со второй попытки я получил четверку, и меня приняли.
После института попал в «Белгоспроект» к Григорию Заборскому, у которого я обычно проходил практику. Проработал там десять лет. Народный архитектор меня многому научил. Я стал руководителем нескольких проектов, преимущественно типовых жилых домов. Чувствовал, что вырос. В это время искали начальника для проектного бюро Министерства торговли, которое в основном занималось интерьерами. Пошел в эту мастерскую, вывел ее в лидеры. Позже с нуля создал «Белгипроторг».
Заслуженный архитектор Беларуси № 1
— Я с детства был активистом. В институте назначили комсоргом. И в «Белгоспроекте», узнав об этом, дали такую же общественную нагрузку. Три года был комсоргом, получил известность в комсомольских кругах. Еще не будучи членом Союза архитекторов, создал при нем секцию молодых архитекторов. В 1956 году вступил в союз, меня сразу избрали членом правления, через несколько лет — заместителем председателя. Никогда не понимал, для чего люди вступают в ряды КПСС. А в 1963 году решил, что созрел. Без всякой задней мысли. Это теперь все знают, что в те времена, чтобы стать каким-нибудь начальником, надо было иметь партбилет. Председатель союза – выборная должность, но для нее требовалась рекомендация партийных органов. Так меня порекомендовали, и коллеги проголосовали за меня.
Мне кажется, что я оправдал их доверие. Считаю, что сделал много полезного. Представляете, не было государственной премии по архитектуре! Я добился этого. Первую премию, помню, получил авторский коллектив за проспект, который теперь называется Независимости. К тому же я первый в СССР открыл коммерческую организацию: архитектурную мастерскую Союза архитекторов, где за определенную плату частные лица могли заказать какой-либо проект. Главное же, в СССР не было звания «Заслуженный архитектор». По моей инициативе появились заслуженные архитекторы Беларуси. Потом эти звания ввели во всех республиках Советского Союза.
По иронии судьбы удостоверение № 1 дали… Вальмену Аладову. Не подумайте, что пробивал звание для себя. Случайность. К званию были представлены восемь человек. Критерии следующие – стаж работы в Беларуси не менее десяти лет, значимые творческие достижения и т.д. И я под все это подходил. Был молодой да ранний, но к тому времени, напомню, стал директором абсолютно нового института «Белгипроторг» и автором серии типовых проектов жилых домов. Конечно, были более заслуженные люди. Например, Михаил Бакланов, к тому времени имевший за плечами Национальный художественный музей и много других значимых работ. Он получил удостоверение № 2. У меня первый номер только потому, что моя фамилия на букву «А». Нас принимали списком.
Незаслуженно забытый
— У меня было много разных проектов: Комаровский рынок, универсам «Центральный» и другие. Но самое большое удовольствие получил от спортивного комплекса «Раубичи». Хотя для меня это был экстремальный объект. Такого никогда не делал, да и вообще никто в мире не делал. Помню, ко мне обращается начальник проектных работ Госплана: «Есть один объект. Ваш объект. Комплекс для проведения мирового первенства по биатлону». Почему он так решил? До сих пор не понимаю. Я тогда такого слова «биатлон» не знал. Но взялся. Тут надо обязательно вспомнить замечательного человека Героя Советского Союза Виктора Ливенцева, который тогда руководил Госкомспортом, который и был заказчиком «Раубичей». Мы с ним быстро нашли общий язык. Но дело в том, что про спорткомплекс я узнал в начале 1973 года, а в феврале следующего уже должны были состояться соревнования. Что мы сделали? Ливенцев подсказал, что в Вятке есть человек, который может помочь. Мы его пригласили сюда. А сам я с главным конструктором поехал в Мурманск, где проводилось Всесоюзное первенство по биатлону. Посмотрели и поняли, что мы не должны делать. Зрителей там было всего два человека: я и тот самый конструктор. Мы же решили, что раз у нас всемирные соревнования, то на это должны смотреть люди, много людей. То есть надо делать не просто стадион, а зрелищный объект: чтобы были трибуны, с которых видны старт, финиш, стрельбище и даже часть трассы. Я рисковал: пан или пропал. Если бы что-то не получилось, то на моей карьере можно было ставить крест. Понимал это и выдвинул условие: «В мою работу никто не должен вмешиваться». Даже большие люди боялись мне указывать, я ведь мог отказаться, и тогда — прощай мировое первенство: полетело бы много голов. Я практически не вылазил из Раубичей, работа кипела. Помню, надо срочно делать судейский корпус. Я тут же на коленках что-то рисовал, и через несколько часов начали делать фундамент. Был интересный случай и с гостиницей. Стены уже почти доделали. Хожу вокруг, смотрю – не нравится. Говорю начальнику стройки: «Надо переделать». Тут же разобрали и сделали по-новому. Мы справились точно в срок. Слышали только лестные отзывы.
Сейчас за этот комплекс мне немного обидно. Ведь это был первый в мире зрелищный стадион для биатлона. Норвежский генерал, который тогда руководил всем биатлоном, был в шоке от увиденного. Про нас писала мировая пресса. Через пятнадцать лет подобный стадион появился в Финляндии. Теперь их везде полно. Там проходят представительные соревнования. А в Беларуси нет. Да что соревнования? В Раубичах идеальные условия для тренировок. Но сюда все равно никто не едет. Растеряли былой авторитет, славу. Незаслуженно забыли.
Теоретик и практик
— Хотя мне грех жаловаться на судьбу. Практически все мои проекты реализованы. Недавно из Интернета узнал, что в Анапе по моему проекту построили пионерский лагерь, который теперь стал санаторием. Но мой портфель не пуст. Там есть несколько проектов. Надеюсь, что в ближайшее время они будут реализованы. С моим учеником Олегом Воловичем придумали совершенно новую архитектуру. Хотим уйти от минималистских решений и с учетом архитектурных традиций сделать, скажем так, более изящные строения. Один проект – высотное офисное 35-этажное здание на углу улиц Маяковского и Денисовской. Мы за него получили диплом Международной академии архитектуры на выставке в Софии. Другой – строение в такой же архитектуре на Мельникайте. И еще делаем несколько торговых центров для столицы. Продолжаю работать, не сижу сложа руки.
Уже двадцать восемь лет преподаю в университете. С молодежью интересно общаться. Это будущее нашей архитектуры.
Но я не всегда одобряю то, что происходит у нас. Каждый архитектор работает по-своему. Не хочу никого учить. Но есть вещи, которые делать нельзя. Не надо раскрашивать дома во все цвета радуги. Это уже не архитектура. Нельзя лезть в исторический центр Минска: там сложившийся ансамбль мирового значения. Надо беречь, а не разрушать, иначе Минск может потерять свое лицо, которое когда-то мы создавали.
Фото: Юрий МОЗОЛЕВСКИЙ
