Вагон–редакция едет на Осинторф

Продолжаем документальное исследование судеб редакторов «Советской Белоруссии»

23 мая 1932 года газеты БССР сообщили: объявлен Белорусский сталинский поход за улучшение рабочего снабжения. Буквально на следующий день «Рабочий» (будущая «Советская Белоруссия») выходит с тематической шапкой на первой полосе и материалом «Завод имени Молотова обязуется...» Далее перечислены намеченные предприятием мероприятия: открыть два ларька на территории завода и площади Парижской коммуны, расширить свинарник на сто голов, организовать крольчатник на 100 штук поголовья. Рапорт фабрики «Октябрь» выглядит скромнее: открыт новый ларек по продаже напитков и овощей, где отныне можно без очереди попить сельтерской.

Напомним: газетой в это время формально руководит ответственный редактор Наум Ленцнер. Но вот парадокс: практически весь май и июнь, когда он еще числится главой редакции, на последней странице нет его подписи. И лишь 26 июня 1932 года в газете, которая, кстати, стала называться уже «Всебелорусской ежедневной рабочей газетой — изданием ЦК КП(б)Б и ЦСПСБ», появляется автограф — «ответ. редактор Л.Хейфец». Приступивший к своим обязанностям Лев Самуилович продержится в своем кресле целых четыре года — рекордный для того сурового времени срок. Подобно предшественникам, он еще не подозревает, что ждут его на жизненном пути тяжелые испытания — арест и пресловутая 58–я статья...

Но пока новому редактору надо широко проводить акцию — взять под контроль социалистическую новостройку Осинторф. Вторая главная задача — улучшить рабочее снабжение. Прямо об этом не говорится, однако все знают: в СССР недостает не только мяса и молока. Не хватает хлеба. В затеявшей великую индустриализацию вкупе с коллективизацией стране начинается голод.

Разговор журналиста Искрина с председателем торфкома

По всем приметам, Искрин — это псевдоним. Но показательно то, что на пятый год своего существования газета начинает переходить на практику подписывания главных материалов фамилиями авторов, — до этого публикации шли без подписи, как «собственная информация» или под фамилиями рабкоров. Выехавший в длительную командировку Искрин дает первый репортаж о делах на торфоразработках, занимающих 16 километров в диаметре, где трудятся 3.500 рабочих и работниц. Картина вырисовывается неприглядная: в столовых «теснота, слабая пропускная способность, не хватает ложек». В общежитиях вроде получше — клопов и тараканов, «может быть, с десяток наберется». Пролетариям не выписали никаких газет. Коллективный договор с администрацией до сих пор не обсужден. Причина довольно деликатного свойства: большая группа калужан, прибывшая на торфоразработки, из–за незнания белорусского языка, на котором ведется документооборот, не поняла, что такое «дадатак i заўвага».

Въедливый Искрин — сталинский поход длится целый месяц — продолжает посылать в редакцию материалы, вскрывая один недостаток за другим: с 13 по 26 мая с Осинторфа ушло 316 человек: 218 рабочих и 98 работниц, текучесть кадров вызвана плохими условиями труда и быта. «Хлеб смешан с песком», продукты доставляются на антисанитарных дрезинах, в столовых огромные очереди, профкому нет дела до бытовых условий тружеников. Резюме журналиста: «Работа профсоюзной организации на Осинторфе является ярким примером того, как не надо работать».

«Кролика — в рабочую семью»

И все же в Москве и Минске понимают: парткомы и профкомы могут лишь проконтролировать снабжение рабочих продовольствием, но уж никак не увеличить запас продуктов. Значит, нужны радикальные меры. А что является самым радикальным средством? Самоспасение. Так на политическую арену выходит белое и пушистое создание под названием «кролик». 24 мая газета «Рабочий» дает заголовок: «Забота о кролике занимает почетное место в работе штаба по проведению сталинского похода». Предприятиям и каждому рабочему в отдельности рекомендуется обзаводиться крольчатниками. На промышленных дворах и личных участках.

Пропаганда плодовитого ушастика приобретает массовый характер. Журналисты «Рабочего» проникновенно расписывают: завод имени Молотова обязуется к 1 июня создать крольчатник на 100 кроликоматок, доведя общее поголовье до тысячи штук. Для этого уже закуплены три кроликоматки на базаре и приглашен опытный кроликовод. В Витебске увлеклись благим делом и стар и млад. Журналист С.Знаемы (опять, похоже, псевдоним) 8 июня 1932 года пропагандирует опыт семейства Болтовичей по разведению лопоухого поголовья: «Если не рассаживать по отдельным клеткам самку с самцом, то приплод будет ежемесячно. Но для сохранения производительности матки лучше давать ей полмесяца или месяц передышки». Не отстают от сознательных родителей их дети Ядя и Владик, пионеры 21–й польской школы Витебска. Они обратились ко всем школьникам города с призывом купить клетки и посадить в них плодовитую живность. Да–да, мол, будет полный комплект удовольствий: и мясо, и ценный мех в придачу. Через месяц, 10 июля, газета помещает очередную статью — «Общественные организации предприятий — на защиту кролика», критикуя Белкоопсоюз и Белкооплит за игнорирование важного почина.

Рядом с героем дня — кроликом — выходят статьи на политические темы: «Вырвать с корнем правооппортунистический самотек и «левацкое» администрирование в развитии колхозной торговли», «Стопроцентным участием трудящихся масс обеспечим полностью и в кратчайшие сроки реализацию займа «Четвертый заключительный год пятилетки» (показывая в этом деле пример, редакция «Рабочего» даже вызвала на соревнование по скорейшему завершению займа коллег из «Звязды»), а также речь товарища Гикало на первой Всебелорусской конференции групоргов «Большевистскими темпами перестроим все звенья партработы» и доклад секретаря ЦК КП(б)Б тов. Шаранговича об итогах июльского Объединенного Пленума ЦК и ЦКК КП(б)Б.

«Самакрытыкi ў рэдакцыi зусiм няма»

Согласно документам, Хейфец был назначен на свою должность 19 июня 1932 года — в этот день секретариат ЦК КП(б)Б принял решение об утверждении его во главе «Рабочего» (причем в «строго секретном» протоколе фамилия очередного назначенца названа неправильно). А уже через месяц состоялось бюро партколлектива центральных газет республики, в котором пятым вопросом из семи, записанных в повестку, рассматривалась информация о газете «Рабочий». Докладчиками выступали некто Вержболович и только что назначенный Хейфец. В сохранившемся в Национальном архиве протоколе заседания, словно далекое эхо, звучат отголоски обсуждавшихся проблем: регулярные опоздания газеты, плохо поданные материалы, перемазанные оригиналы. Причину подобных огрехов выступавшие видят в том (орфографию оригиналов сохраняем. — Прим. авторов), «што састаў рэдакцыi большасць з безпартыйных», «самакрытыкi зусiм няма», «бюро фактычна пацерала сувязь з масамi», «работа за рабкорамi не налажена». И, наконец, «не здаровая сямейственнасьць», с которой начал бороться новоприбывший редактор.

Принятая коммунистами резолюция (кстати, подготовленная давним оппонентом «Рабочего» — бюро партколлектива газеты «Звязда») содержит еще более категоричные формулировки: «слабая сувязь газэты з прадпрыемствамi, рабселькораўскiмi масамi..., у вынiку чаго за апошнi час значна зменшылася колькасць паступлення заметак у газэту (10 — 12 заметак у дзень)», «слабая дысцыплiна ўнутры апарату рэдакцыi, нядбайныя адносiны раду работнiкаў рэдакцыi да сваiх абавязкаў, хворыя настроi аб тым, каб уйсьцi з работы, у водпуск». Для исправления положения намечены конкретные меры: «перавесьцi ўсю работу рэдакцыi на плянавасьць, рашуча змагаючыся супроць самацёку», «разгарнуць сiстэматычную масавую работу з рабкорамi», «на рэдакцыйных нарадах разгарнуць крытыку i самакрытыку». Ну и, разумеется, следует поддержать нового редактора в благом порыве по укреплению трудовой дисциплины и не пускать летом в отпуск большое количество журналистов. Контролировать выполнение принятых решений призвана партячейка «Рабочего».

Журналисты газеты вновь садятся за написание статей. На злобу дня в духе поставленных партией задач: о выполнении промфинплана в промышленности, борьбе за качество продукции, овладении техникой, пропагандируют стахановское движение и знатных передовиков производства, взявших на вооружение метод шахтера.

Однако времена наступают слишком суровые — не допустить ни одного политического огреха очень сложно.

10 декабря 1933 года газета публикует статью под заголовком «Снизить себестоимость и поднять качество ширпотреба», в которой есть строки: «производство ширпотреба должно быть сконцентрировано на меньшем количестве заводов». Чуть позже, 22 февраля 1934 года «Рабочий» помещает очередную статью о ширпотребе и опять попадает впросак: рекомендует заняться товарами массового спроса крупным предприятиям, забыв упомянуть Кустпромкооперацию.

Политическая (или экономическая?) недальновидность минских газетчиков вызывает недовольство самой Москвы. Во 2–м и 3–м номерах журнала ЦК ВКП(б) «Большевистская печать» за февраль 1934 года появляется обзор «Рабочего» с жесткой критикой за неправильное освещение темы. В срочном порядке 1 апреля 1934 года ЦК КП(б) Белоруссии собирает Бюро, на котором признает московскую критику абсолютно справедливой, «указывает тов. Хейфецу на недопустимость такого положения, когда газета не опубликовала обзор, помещенный в журнале ЦК ВКП(б)» и «предупреждает всех редакторов, что вопросы ширпотреба должны правильно и широко освещаться на страницах печати».

Однако на этом политические злоключения журналистов «Рабочего» не заканчиваются. В 1935 году редакция допускает «грубейшее искажение речи тов. Сталина на совещании стахановцев при опубликовании ее в газете», что опять заметила бдительная Москва. 5 декабря 1935 года вновь собирается Бюро ЦК КП(б)Б на «строго секретное» заседание: на сей раз Хейфецу «за безответственное отношение к печатанию важнейших материалов» объявляют выговор, решено в ближайшее время заслушать его доклад на Бюро ЦК. Но прежде отдел печати ЦК КП(б)Б должен «в двухдекадный срок обследовать работу газ. «Рабочий» и представить в бюро ЦК докладную записку и предложения по этому вопросу».

Кадры решают всё

К концу 1935 года отдел печати и издательств ЦК КП(б)Б подготовил 14–страничную докладную записку по итогам обследования газеты. Уникальный исторический документ дает наглядный срез того сурового времени. Но мы, к сожалению, вынуждены ограничиться лишь самыми колоритными выжимками из него.

Из уст высокопоставленных партийцев газета получила очень нелестную характеристику — как «скучная, малокультурная и не удовлетворяющая читателей». Причина — в «людях, делающих газету»: 63 человека, 37 из которых — основные литработники, причем членов партии из них лишь 17 и 10 комсомольцев.

Всех творческих и технических работников разобрали буквально по косточкам: сын меламеда Хейфец, как недавний бундовец, «недостаточно разоблачил контрреволюционную роль Бунда», зав. отделом партжизни Шифрин «при чистке 1933 года исключался из партии». Зав. транспортным отделом Козлов, рабочий, «имеет выговор за пьянку при чистке 1929 года». Анищук, ответсекретарь редакции, «имеет четыре выговора: за перерасход бумаги, за маринование рабкоровских заметок, за самовольный выезд из района, от бюро Мозырского РК выговор и снятие с работы за волокиту с рабселькоровскими заметками». Гуревич, литработник, «исключен из партии во время проверки партдокументов за потерю партбилета два раза». Дерех, «работал зав. с.х. отделом, сейчас литработник, исключен во время проверки партдокументов из партии, как выходец из классово–чуждой среды». Лукьянова, которая «сейчас работает литработником», разоблачена «в подделке документов с целью присвоения велосипедов, предназначенных для коллектива редакции».

Следуя духу времени, проверяющие дотошно выясняют социальное происхождение каждого газетного работника: сын раввина, учителя гимназии, кулака, священника, книготорговца, коммивояжера, дочь чиновника. Выходцев из рабочих, так называемых выдвиженцев, — очень мало. Что ж, биография при определенном повороте событий тоже может стать компроматом.

Но самый главный недостаток, замеченный проверяющими, — стиль работы внутри газеты. Половину своей докладной записки они так и озаглавили...

Стиль работы редакции

«Отсутствие организации, бессистемность и бесплановость в работе» — вот как окрестили стиль «Рабочего» проверяющие. Главный виновник такого подхода — ответственный редактор. «Хейфец планов не переваривает. Никогда Хейфец не составил плана, а если и сделал «наметку» с заведывающими отделов, то на завтра–же об этом забывает. ...План номера делается за 2 — 3 часа до верстки, без учета имеющихся в портфеле материалов... ...Несколько раз утром зам. редактора вместе с завотделами составлял план номера, но через несколько часов приходил Хейфец и все перекраивал. Плана статейного материала нет, также нет плана передовых. Передовые, как правило, пишутся по вечерам во время верстки номера».

Годится все, лишь бы пострашнее: «На совещаниях по обзору номера Хейфец никогда не бывает». Или вот: «Начинает править на свой манер. Никогда не считается со стилем автора, с его индивидуальной манерой письма и все переделывает под свой стиль — однообразный и трафаретный». Даже редакторская доблесть ставится приготовленному на заклание Хейфецу в вину! Правит он «в гранках, вычеркивая целыми абзацами...»

«Отношение редактора к людям, делающим газету, — пренебрежительное. ...Никогда ...Хейфец не сказал доброго слова, никогда ни морально, ни материально не поощряет работников». То, что в иных случаях квалифицируется как «напористость» и «энергичность», здесь приобретает звучание обвинительного заявления. Этот стиль – прелюдия, обкатка схем, которые расцветут через 2 года, в 1937 г.

«Очень часто, — констатируют проверяющие, — редактор и его заместитель вызывают к себе работников, иногда по 4 — 5 раз в день. Дают задания заведывающим отделами, какие нужно готовить материалы на ближайшую пятидневку или 2 — 3 дня. Но не проходит и часа, а иногда и полчаса, как вторично вызывают этих товарищей и дают им новые задания. ...Это приводит к тому, что задание, как правило, не выполняется».

В докладной записке много суровых упреков, взятых напрокат из речей Крыленко и Вышинского на первых процессах по делам «вредителей»: «боязнь острой критики, остро поставленных вопросов», «гнилая атмосфера внутри аппарата редакции», «недостаточная борьба с контрреволюционной ролью мелкобуржуазных партий», «бюрократическая затяжка с рабочими письмами и даже их потеря».

Резюме докладной звучит жестко – это приговор: «Этот мелкобуржуазный, анархический стиль работы, эта расхлябанность и растерянность, эта бесплановость и невнимание к живым людям, к кадрам и отсутствие связи с рабкоровской массой является тем главным и решающим фактором, определяющим качество работы отдельных отделов газеты и всей редакции в целом».

Судьба редактора решена. Праведный меч занесен над головой того, кто невнимательно отнесся к публикации вождя! 9 января 1936 года Бюро ЦК КП(б)Б принимает постановление о газете «Рабочий». «За допущение ряда грубых политических ошибок и необеспечение правильного политического руководства газетой «Рабочий» — тов. Хейфеца с работы редактора снять. За гнило–либеральное отношение к безобразиям, имевшим место в газете «Рабочий» и беспринципность, снять тов. Шифрина с работы в редакции и с работы секретаря парткома». Отделу печати ЦК КП(б)Б вменено в обязанность «немедленно пересмотреть весь состав работников газеты, приняв меры по очистке аппарата от чуждых и неугодных людей», в декадный срок подыскать кандидатуру нового редактора. Временное исполнение обязанностей главы газеты возложено на Фишбейна.

Партбилет нового образца N 0875856

Уволенный Лев Самуилович еще успевает получить 25 июня 1936 года партбилет нового образца — взамен старого, с номером 1201852. Накануне отставной редактор заполнил регистрационный бланк члена ВКП(б) — специально для отдела руководящих парторганов ЦК ВКП(б), видимо, надеясь, что без работы не останется. Чудо, но этот анкетный документ вместе с ранее написанной автобиографией сохранились в Российском государственном архиве социально–политической истории.

Хейфец аккуратным каллиграфическим почерком заполнил нужные графы: год рождения 1890, город Сенно Витебской губернии, национальность — еврей. Отец — меламед, то есть еврейский учитель. С 1906 по 1907 год учился в коммерческом училище Витебска, затем два года — в Психоневрологическом институте в Петербурге, еще два — в Институте экономических исследований при Институте Красной профессуры в Москве в 1931–32 годах. В марте 1919–го вступил в члены ВКП(б) в Харькове. До того состоял с 1905 по 1918 годы в Бунде. Два года, с 1915 по 1917–й, провел в ссылке в Енисейской области. По профессии — газетный работник, отдал этому делу 23 года. Начинал еще в 1912 году корреспондентом–репортером газеты «Донецкий бассейн» в шахтерском городе Юзовка. Затем были газеты в Кременчуге, Оренбурге, Гомеле, Воронеже, Владимире, Иваново–Вознесенске.

Сохранившаяся же автобиография написана гораздо раньше — 27 марта 1926 года, когда Хейфец еще редактировал «Полесскую правду». Трудно оторваться от полных революционной героики строк: «В июле 1905 года за распространение прокламаций меня арестовывают, вместе с целой группой партийных товарищей, отправляют в тюрьму. После манифеста 17 октября меня амнистируют, и я еду в Витебск на работу в бундовской организации. В начале 1908 г. на районной конференции меня арестовывают и высылают в Сибирь. В 1910 г. мне удается оттуда бежать. В 1912 г. на партийном собрании в Витебске меня вновь арестовывают и высылают в Тотьму Вологодской губ. Летом 1913 г. я оттуда бегу и еду на Кавказ... В начале 1915 г. в Юзовке на нелегальной квартире меня арестовывают и отправляют в Острогожскую тюрьму... В декабре 1916 года меня в Петрограде арестовывают... и отправляют в Петропавловскую крепость. Оттуда я был амнистирован 28 февраля 1917 года... Все лето 1918 года держу непосредственные связи с большевистской подпольной организацией, редактирую газету «Заря в Александровске», принимаю активное участие в партийной работе, за что был дважды арестован гетманцами. ...При деникинском наступлении эвакуируюсь из Александровска. Еду в Киев, но по дороге заболеваю сыпным тифом, и меня оставляют в Кременчуге. Таким образом я застрял у белых. По выздоровлении, сначала начинаю работать в Кременчугской подпольной большевистской организации, где нас, целую группу, арестовывают и приговаривают к расстрелу. Из всей этой группы, благодаря выкупу организации, мне удалось уцелеть».

Про такую жизнь можно снимать фильм, настоящий бестселлер — и в 1926 году Лев Самуилович явно гордится своим прошлым. Но 10 лет спустя, 25 июня 1936 года, в регистрационном бланке члена ВКП(б), состоящем из 23 пунктов–вопросников, Хейфец в графе о наличии партвзысканий вынужден сообщить о выговоре бюро ЦК КП(б)Б 1935 года «за искажение в газете «Рабочий» речи тов. Сталина».

Догадывается ли он, что эта ремарка — как черная метка в анкете?

29 августа 1936 года — через два месяца после получения нового билета — Хейфеца арестуют органы НКВД в Грозном. Партбилет нового образца за номером 0875856 будет срочно аннулирован. 5 января 1937 года Северо–Кавказский краевой суд осудит его по статье 58 УК.

Что произошло с Львом Самуиловичем дальше, нам неизвестно. Российский государственный архив социально–политической истории в ответ на запрос белорусских архивистов сообщил только эти скупые данные — об аресте по расстрельной 58–й статье. Был ли приведен приговор в исполнение или отставному редактору «Рабочего» чудом удалось выжить, пока остается загадкой. У архивистов России и Беларуси не нашлось даже фотографии экс–редактора.

Вячеслав СЕЛЕМЕНЕВ, директор Национального архива Беларуси.