Трудно поверить, что всем известного медвежонка из «Калыханкі» уже тридцать лет озвучивает один человек

«В свои за пятьдесят мне всегда пять с половиной»

ТРУДНО поверить, что всем известного медвежонка из «Калыханкі», а не так давно и из «Дабраранка», которые выходят на канале Беларусь 3, уже тридцать лет озвучивает один человек. Под голос этого персонажа засыпало не одно поколение детей… В гости к «Телерадионеделе» заглянул тот самый Топа — актер театра и кино, ведущий детских программ Владимир ВОРОНКОВ. Мы выведали, как ему удается оставаться молодым, откуда у медвежонка новые наряды и с кем больше любит секретничать внучка героя.



— Владимир Михайлович, на детских программах вы, как говорят, «уже большого медведя съели». А помните, как попали на телевидение и стали озвучивать «мысли» Топы?

— После окончания театрального института работал в кукольном театре. Однажды к нам пришли и предложили попробовать себя в роли сказочных персонажей на ТВ. Я подумал, почему бы нет? На роли нас отбирали строго по конкурсу. Сначала актеров искали под персонажи, а потом последних делали под актеров. За время существования «Калыханкі» сменилось три поколения кукол. Каждого Топу делали под меня: по моей длине руки и пальцев, чтобы было удобно держать его. При этом учитывали, чтобы глаза не просто открывались и закрывались, но и куклы выглядели действительно живыми. Для меня в этом плане была показателем моя внучка. Я одевал Топу и рассказывал ей сказки. Она настолько верила, что медвежонок — живое существо, что даже жаловалась ему на меня. Всегда говорила: «Он не может быть неживым: у него ведь так глазки моргают и рот открывается». И Топа действительно живой — это даже не душа, это часть меня. А однажды я пришел к внучке в садик, так она всем стала говорить, что ее дедушка — мишка Топа. Через два дня сказала: «Дед, больше не приходи в сад. Меня из-за тебя побили». А когда потом пришел с куклой — ее побили, чтоб не хвасталась.

— По телевизору мы видим кукол и даже не задумываемся, что ими кто-то управляет. Сложное это занятие?

— Зритель не видит, как под столом, сидя на подушках, а часто и просто на корточках, работают актеры. Не видит этих ботинок, отставленных в сторону, не видит прикрепленного к ножкам стола сценария… Поэтому не представляет, насколько это сложно. Передачу мы можем снимать и час, и два. А однажды даже поставили своеобразный рекорд: записывали выпуск три часа!

Работать на «Калыханке» очень тяжело. Мало кто из руководителей видел, как пишется программа. Ведь это тихий ужас: кинозал, круглый стол и под ним — три актера. Мы сидим просто на полу. Мало того, чтобы, не дай бог, не вылезла рука-голова, еще необходимо так сыграть, чтобы дети поверили, что куклы живые. Из-за такого сидения вся одежда и обувь протирается моментально. Уже не знаю, сколько пришлось пар обуви сменить. Но есть и положительные моменты в таком сидении. Нас никто не видит, поэтому мы спокойно можем крепить сценарии и читать их с листа, а для удобства обводим свои слова фломастером. Маляванычу (актер — Александр Жданович. — Прим. автора) в этом плане сложнее — текст нужно заучивать. Мы порой над ним любим пошутить. Если, например, на столе у него лежит шпаргалка с текстом, перекладываем ее вверх ногами, когда тот не видит. Не со злости, а от большой любви, можем также под столом ему шнурки связать.

— Бывали сценарии, которые технически выполнить почти нереально?

— И не один. У меня каждый сценарий за все тридцать лет, которые я работаю в качестве Топы, начинается со слез. Читаю и диву даюсь: «На дереве висит Топа головой вниз и держит в лапах качели, на которых катается Яна...» Вы представили? Человек вряд ли такое сделает, а кукла должна. А такой сценарий — каждый второй. Наши сценаристы иногда настолько увлекаются, что забывают об актерах. «Топа и Яна подходят к шуфляде, вытягивают ее и начинают там копаться, а найдя необходимую вещь, приносят ее к столу». Все хорошо, если бы это делал человек. А ты проползи от стола к шуфляде, покопайся, достань и принеси. И ты — кукла! Опять сценарий с качелями. На них должен кататься Топа. Меня тогда тридцать минут «драпировали», чтобы спрятать. А чтобы показать, что Топа высоко на дереве, Маляваныч на коленях ползал — уж очень он высокий по сравнению с моим медвежонком. Еще нужно было показать, как Топа залазит на шкаф. И вот полтора часа снимали, как медвежонок передвигает лапы. А меня же еще нужно спрятать! И таких моментов было много. Топа на коньках, Топа провалился в прорубь... Записывается это безумно… Но временами бывает наоборот: чем тяжелее условия в сценарии, тем более неожиданным получается эффект. В итоге наши куклы и танцуют, и яблоки едят, и напиток пьют.

— А где Топа берет наряды и что любит есть?

— Если учесть, что «Калыханке» в декабре исполнится 35 лет, у многих, кто причастен к этой программе, внуки уже выросли. Фактически все наряды, в которых Топа появляется на экране, от них — наших детей и внуков. Берем детскую одежду, если нужно, подшиваем — и наряд готов. Бывает и такое, что сами мамы телезрителей приносят одежку для кукол. А любит Топа не только мед и «цукеркі». Бывает, ему селедки хочется или мяса. Вот только в эфир это не попадает. А вообще, эксперименты мы любим. Помню, Яна превращалась в Бабу Ягу, Маляваныч — в кариес.

— Дети до сих пор верят, что игрушки живые?

— А как же. И не только дети, но и взрослые. На фестивале «Анимаевка», который проходит в Могилеве, мы часто встречаемся со школьниками. Я стою с Топой, они смотрят, а один мальчик вдруг говорит: «Дядя, хватит дергать, ему больно». Очень часто на съемки к нам приводят детей на экскурсии. Их реакция, конечно, сумасшедшая, когда видят сначала кукол, а потом дядечек и тетечек под столом. Помню, как на одной из таких экскурсий учительница предложила сфотографироваться с Топой и Яной. И вот я беру куклу и задеваю ее головой. Говорю «ой» — и все дети начинают гладить Топу, дуть на него. А дети, между прочим, не маленькие — по лет десять уже. Я и сам понимаю, что это кукла, но все равно как будто физически чувствую ее боль. Часто со Сплюшыкам такое бывало, когда иголками что-то крепят к нему. Тогда я кричу: «Ему же больно», а потом только до меня доходит, что кукла ничего не чувствует. К нам приходят новые люди, предлагают разные концепции. Одна из самых популярных — показать актеров в кадре. Но этого категорически делать нельзя. Детей нельзя разочаровывать…

— А письма ребята по-прежнему пишут?

— Конечно, даже не смогу посчитать, сколько их было. Раньше проводили конкурсы рисунков, выбирали победителей. Родители даже удивлялись, когда детям приходили подарки. Думали, что конкурсы ненастоящие. И сейчас нас не забывают — пишут дети, пишут и родители. Как правило, ничего не просят. Только благодарят. Читаешь – и иногда слезы наворачиваются. Хорошо помню последнее письмо: ребенок прислал рисунок, на котором Топа и Яна венчались. На заднем фоне церковь с куполами, по бокам Сплюшык и Маляваныч, которые несли короны. Вот такая детская фантазия.

— Помимо «Калыханкі» и «Дабраранка», вы также играете в театре сатиры и юмора «Христофор». Чаще всего здесь исполняете женские роли. Откуда интерес к таким образам?

— Все мое детство проходило у бабушки в деревне. Она была, как я сейчас называю, местной тамадой — без нее не проходил ни один праздник. Помню, как она всегда говорила: «Я не только на свадьбах, но и на похоронах сыграю». К актерству потянуло как раз с той поры, когда жил у нее, причем к актерству странному — с переодеваниями в женское платье, с игрой в куклы. Но это не мешало мне гонять с ребятами мяч, а вечером шить наряды. Маме, кстати, очень нравилось мое увлечение. Ей казалось, что это способности дизайнерские, а не актерские. Я мог спокойно переделать поношенную одежду старших братьев в такие вещи, которые были очень даже оригинальными. Оттого, что дочерей не было, получалось, что мамин гардероб никому не был нужен. Вот это меня спасло, когда я пошел работать в театр «Христофор». Ведь мне никогда ничего не шили. У меня все — из маминого гардероба, с той эпохи. Как-то я играл Шагане, и мама сама выбрала мне кофточку для этой роли. Регина Дубовицкая увидела и воскликнула: «Боже мой, у меня в шкафу висит такая же! Я думала, она уже устарела, а сейчас посмотрела со сцены, так она ничего. Запомни, чтобы больше ее не надевал — я в ней приду на следующую запись».

— Кроме театра, вы пробовали себя в роли киноактера. Однажды даже снялись у Валерия Тодоровского. Как попали к нему?

— Меня пригласила на пробы кастинг-директор Татьяна Талькова. Приехав в Минск снимать «Любовника», Валерий Тодоровский попросил ее не давать фотографии засвеченных артистов. Увидев мое фото, долго его рассматривал: «По-моему, это то, что нужно». А когда я приехал на пробы и только переступил порог, первой фразой Тодоровского было: «Вот лицо проворовавшегося бухгалтера!» Все очень просто — подошел по типажу.

— Правда, что вам неоднократно предлагали контракты в Москве?

— Да, было такое. Регина Дубовицкая хотела, чтобы мы были в обойме. Предлагали нам остаться в Москве, когда мы приехали на юбилей Владимира Винокура. Я не смог подвести свой коллектив и отказался. Позже предлагали пойти на работу и в АРТЭС, и опять контракт заключить нужно было прямо там же и сразу улететь в Москву, бросив «Христофор». Я снова не смог, хоть и понимал, что такие предложения дважды не делают. Мне тогда сказали, что конкуренцию с их помощью смог бы составить даже Верке Сердючке. Сейчас немного жалею, что в свое время не принял такое приглашение…

— Владимир Михайлович, откройте секрет: что вам помогает оставаться таким молодым?

— Для поддержания формы я лет двадцать каждый понедельник хожу в баню. Это помогает оставаться здоровым. Да и внутреннее содержание соответствует тому, что делаю: когда начинал в «Калыханке» — сын был маленький, сейчас внучка растет, а я все в той же программе развлекаю и учу детей. В результате в свои «за пятьдесят» всегда остаюсь в возрасте пяти с половиной лет. Можно быть ребенком до конца жизни, главное — верить в то, что ты молодой…

bizyk@sb.by
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter