
— Последние несколько лет о вас ничего не было слышно. В Беларуси по крайней мере. Эта позиция сознательная или вынужденная?
— Мы продолжаем делать то, что делали все это время: пишем музыку, играем концерты. Те, кто интересуется нашим творчеством, знают, что мы никуда не пропадали. Минск, Екатеринбург, Москва, Петербург — у нас нормальная гастрольная жизнь. Другое дело, что мы пропали из средств массовой информации — и сделали это совершенно сознательно. Мы практически не даем интервью, принципиально не снимаем клипы и соответственно не мелькаем в телевизоре. Считаю, что все это уже давно никому не нужно. У меня изменились приоритеты, сейчас я ориентируюсь на семейные ценности, музыку, но никак не на популярность. Шел, например, по Минску на концерт, и меня никто не узнал.
— Вас это огорчило?
— Не особо. Хотя я никогда не испытывал дискомфорта от того, что меня узнают на улицах, просят автографы или фото на память. Был момент, когда я состриг свои длинные волосы и меня вообще перестали узнавать. Жить однозначно стало легче.
— А когда вас называют рок–героем — импонирует?
— Никаким героем я себя, в принципе, никогда не ощущал. Пишут, конечно, всякое, но я даже не могу сказать, что музыка, которую мы играем, это чистый рок. Для себя я всегда определял идеологию рока как некую позицию отрицания всего официально существующего. Может, кто–то осудит, скажет, что для известности нужно больше пиара, мелькания в шоу, но нам это не нужно. И это наша жесткая позиция, которая сейчас наиболее проста и удобна. Это позволяет нам делать все, что захочется. Например, раз в год играем акустические концерты. Самый первый был во МХАТе.
— К слову, о театре. После «Нотр–Дам» вы отвечали категорическим отказом на любое другое предложение вновь сыграть в мюзикле. Почему?
— Потому что мне это уже неинтересно.
— А тогда, получается, было интересно?
— И тогда было неинтересно. Ошибкой молодости это было, понимаете? Я вообще не собирался там участвовать. Проблема в том, что в те годы я находился в состоянии волчка, мне было без разницы, куда он меня закрутит. И я согласился, не смог сказать хорошим людям «нет». До последнего думал, что соскочу. Но не получилось, пришлось играть. Около двух лет продлилась эта история, и когда она наконец закончилась, я выдохнул спокойно.
— А если предложат сейчас, но за очень большие деньги, согласитесь?
— Откажусь. Деньги вообще никогда не были стимулом. А что было? Личный интерес. Все, что я делаю, это для того, чтобы не было скучно, чтобы не чувствовать себя погибающим листком. Позвали на концерт в Минске — с удовольствием приехал. Даже не вспомню, когда был здесь в последний раз. Поразило, что каким чистым был город, таким он и остался. Это радует. Вообще, Минск напоминает машину времени в хорошем смысле. Я как будто в детство вернулся.
leonovich@sb.by