В поисках утраченного

...Эх, до чего же изящна и стройна — настоящая писаная красавица! И кто тот счастливец, что касался тебя губами? Неужели сам пылкий король Ян III Собеский? Если верить надписи и дате, так и есть: владел тобой в 1674 году только что взошедший на польский престол самодержец...
...Эх, до чего же изящна и стройна — настоящая писаная красавица! И кто тот счастливец, что касался тебя губами? Неужели сам пылкий король Ян III Собеский? Если верить надписи и дате, так и есть: владел тобой в 1674 году только что взошедший на польский престол самодержец.

Я держала в руках — спасибо работникам Витебского областного краеведческого музея за то, что не просто вынесли из запертого на две железные двери хранилища, но еще и разрешили прикоснуться к раритетам, — курительную трубку, украшенную по темному дереву затейливой резьбой. Роскошно–импозантную, как и полагается обиходным предметам коронованных особ. Я даже поднесла ее к носу: вдруг уловлю слабый запах табака марки «Виржиния» или «Кавендиш».

Но королевская трубка, увы, ничем не пахла. Ни сладкой английской «Виржинией». Ни терпким датским «Кавендишем». Ни даже модным нынче «Данхиллом». Слишком долго никто не баловал ее приправленной огоньком любовью.

Тогда я взяла в руки другой курительный агрегат — изящно изогнутый, с барельефом кронпринца Австрии Фридриха–Вильгельма — и написанном на немецком языке уверением, что принадлежит сей юно–подростковый профиль именно указанной знатной особе. Пожалуй, и эта трубка, хотя и хранила следы давнего нагара, тоже уже ничем не пахла. Кроме пыли веков.

Старинных трубок в музее было много: из пенки, фарфора, разных пород дерева, янтаря, со вставками из благородных металлов и камней. В лакированных кожаных футлярах и без таковых, с откидными мундштуками и перламутровыми инкрустациями. Одна даже оказалась в виде здоровенной пушки на специальном лафете, выкатить которую с первого раза не удалось, — пришлось мне ехать в Витебск на специальное свидание с гигантской трубкой на колесах.

Не все из них, что видно было на глаз, обкуренные. Потому что, как пояснили мне музейные работники, знаменитые витебские коллекционеры XIX века Вацлав Федорович и Антоний Брадовский приобретали сделанные в разных странах трубки зачастую больше для услады глаз, чем для утоления курительной страсти. Такие вот были записные эстеты. Модники и франкмасоны, как говаривал про подобных представителей эпохи Александр Сергеевич Пушкин!

А может, лелею я грешную мысль, и покуривали в минуту раздумий о судьбах родины великие собиратели древностей, чьи коллекции и легли в основу нынешнего музейного владения! Как же без ароматного дыма для прочистки мудрых мозгов в минуту роковую!

Вот и откидывали на янтарном или бриаровом мундштуке серебряную крышечку, набивали его пахучей заморской крошкой из изысканной — серебро с золотом и каменьями — табакерки. А может, из турецкого кисета. Благо все эти милые соблазны для ароматного досуга продавались и век, и два века назад, не только в Лондоне, Париже и Амстердаме, но и ближайших к Витебску столицах — Санкт–Петербурге и Варшаве. Да и в самом губернском Витебске, в конце концов, а также Гомеле, Могилеве, Минске также имелись лавки с колониальным товаром. И продавали в них в упаковках и на россыпь и благовонный табачок, и «люльки–файки–пипки» на любой вкус, и сафьяновые кисеты, и драгоценные табакерки!

А что! Завезенный в Европу из Америки после открытия таковой в 1492 году дым порока оказался заразной штукой! Просочился за пять минувших веков вначале в чинную Англию, затем в мореходную Голландию, поразив попутно добропорядочную Германию, сказочную Данию, вместе с Петром Первым проник и в богобоязненную Россию. А пробравшись, подобно многоголовому Змею–Горынычу, породил целую индустрию по обслуживанию каждой из своих огненных голов.

И привозили на кораблях не боящиеся риска мореходы заморский табак–никотин.

И богатели решившие заняться новым прибыльным ремеслом мастера, делавшие первые глиняные трубки с головой черта: больно уж бесовским занятием считалось поначалу курение.

И пытались, придумывая разные непрогораемые вставки из янтаря и фарфора (даже Королевский фарфоровый завод в Дании увлекся производством «порцеляновых» трубок), отбить друг у друга богатых клиентов.

И додумались вначале до пенки (суть — окаменевший моллюск, она же афродит, или сепиолит), а потом и до удобного во всех смыслах бриара — средиземноморского вереска, чьи столетние корни практически не боятся горячего дыма. Кури себе хоть всю жизнь, а потом передай пожелтевший раритет наследнику!

И курили, и курят, и будут курить.

Что же касается отечественных мастеров по изящным трубкам, то были у нас умельцы не хуже, чем в Лондоне или Сент–Клоде, где до сих пор выпускаются знаменитые на весь мир вересковые трубки с текстурой в виде пламени или птичьего глаза.

С чего бы мне так думать? А не верю я, что поразившая мое воображение крохотная, размером с кофейную ложку, серебряная трубочка в виде головы Наполеона, была сделана во Франции. Ну какой, скажите, француз позволит себе такое надругательство над национальным кумиром: откинув с головы императора треуголку, вбивать ему в то место, где положено находиться мозгам, измельченный табачный лист!

Такой фантазийный кураж над бедным Бонапартом могли позволить себе только изгнавшие великую армию на свою историческую родину победители!

Открытки из коллекции Владимира ЛИХОДЕДОВА.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter