Ни одна из наших дорог больше не ведет в тупик. Оно и понятно: Беларусь — не край света. Мы европейская страна, не закрытая от остального мира, но имеющая четкие границы, которые, хочется верить, уже нерушимы, хотя и преодолимы — для всех, кому интересно, что там, между Бугом и Днепром.В прошлом границы государства нередко совпадали с древними путями — трактами, проселками, мощеными трассами. Рубежи последнего времени проводили еще и по «железке». Железная дорога появилась всего полтора столетия назад, но с момента прокладки первых шпал и рельсов в жизни изменилось кардинально много. Фактически «чыгунка» принесла цивилизацию, а вместе с ней, увы, и мировые катастрофы, переделы «сфер влияния». По ней шли на восток и запад не только торговые караваны и пассажирские поезда, но и военные конвои Первой, Второй мировых войн... По путям проезжали оккупанты и освободители, делившие и восстанавливавшие край.
Кто ж в Беларуси не знает: где заканчивалась узкоколейка, начинался советский блок, а за «занавесом» оставалось далекое зарубежье, куда попадали только избранные, морально и идейно устойчивые счастливчики. Не каждый в то время бывал в Гродно или Бресте. И чаще на вопрос, посещал ли один из этих городов, среднестатистический житель скорее ответит: «Проездом». В Польшу, а то и еще дальше. На приграничье не задерживаются подолгу.
Помните, как говорили и до сих пор порой повторяют: «От Бреста до Курил». Не побоюсь предположить, что выражение это отнюдь не из советских времен, а из более ранних — еще Российской империи Романовых. Ведь не при Союзе, еще за сто лет до подвига защитников крепости–героя появились здесь укрепления из красного кирпича, политые позже багряной кровью...
При Киевской Руси, с самого своего рождения, Брест оказался на границе с Польшей. Стоит лишь перечислить, как по–разному именовали его в истории: и Берестье, и Брест–Литовск, и Брест–над–Бугом — каждая эпоха, каждый властитель этих мест оставляли тут свой след. «Литовским» Брест пробыл почти пять веков. За это время в крупнейшей во всей Восточной Европе брестской еврейской общине родились предки Карла Маркса, между католиками и православными была заключена церковная уния, так и прозванная — Берестейской, советские и немцы подписали в 1918 году исторический договор Первой мировой войны, опять же — Брестский.
Город вырос, живет на рубежах и расплачивается за это. Поэтому нет и следа от готико–ренессансно–барочного старинного Берестья–Литовска, где бывал Витовт и стояли десятки изящных храмов. Осталась лишь красивая гравюра XVII века (тоже особенная — своего рода «предсмертная»: изображено, как город обстреливают шведы...) Древнерусское Берестье обнаружили в середине ХХ века советские археологи и теперь здесь музей... В любом случае и гравюра, и музей — это остатки. И крепость–герой тоже — руины. Символы безысходности в ситуации «между».
А что же другие порубежные города? «Гродна i Гомель. Захад i Усход. Адзiн горад падабаецца майму сябру, а другi — не. Аб адным пiшуць кнiгi, а пра другi амаль не ўзгадваюць. У адным ёсць нейкая аўра еўрапейскасцi, а другi становiцца ўсё больш падобным на нейкую маленькую Маскву. Чаму?» — удивляется автор одного из интернет–дневников, сам белорус, уроженец Гомеля, но живущий в Туле и смотрящий на свою родину со стороны, откуда всегда иначе, чем с местной колокольни, видна панорама жизни.
Всему можно найти объяснение. Гомель еще при Киевской Руси «смотрел» на восток, тяготея к украинскому Чернигову. Только в начале ХХ столетия, побывав в составе разных княжеств, воеводств и губерний, Гомель «попал» в Белоруссию: партия в 1926 году дала «добро» на отделение его от РСФСР и присоединение к БССР. Тогда–то и сформировалась наша восточная административная граница, ставшая в 1991 году государственной. Впрочем, здесь можно было бы усмотреть и более древний рубеж. Всего двести–триста лет назад тут проходила граница великих княжеств — Литовского и Московского.
Гродно в начале своей истории долгое время стоял островком, окруженным поселениями балтийцев — ятвягов и литовцев, затем оказался на границе сразу нескольких «миров» — Польши, бывшей Пруссии и Великого княжества Литовского. Но это место, несмотря на «окраинность», всегда славилось высоким статусом. Во времена Речи Посполитой шляхтичи имели обыкновение проводить здесь заседания парламента польско–литовского государства. Гродненцы город свой величают до сих пор «королевским»: в местных замках любили подолгу гостить именитые монархи: Витовт, Стефан Баторий, Станислав Август Понятовский. Географическая приграничность не стала синонимом некоей провинциальной ущербности, она скорее играла на руку: по Неману шли важные грузы — вот и прибыль таможни, мосты через большую реку соединяли разные земли — тоже статья дохода. Стоя на границе, со своим шляхетским гонором, Гродно мог позволить не подчиняться веяниям со стороны и сохранять свое лицо. Наверное, поэтому и сейчас, если хотите, особенный, с пресловутой аурой и некоторым даже «зазнайством». Не обижайтесь, гродненцы.
Впрочем, мне кажется, что лучший пример приграничного и одновременно самодостаточного города — это Витебск. Глядя, как возрождаются его древние храмы, как часто проходят вернисажи и пленэры... Как горожане вспоминают имена Шагала, Пэна, вынесших город на уровень даже не европейский, а вселенский, порой кажется, что дело все не в географии, а в сознании. «Славянский базар в Витебске» давно уже не «этнофорум» трех республик европейской части бывшего СССР, а хорошее межконтинентальное шоу, куда могут приехать певцы и из Армении, и из Кыргызстана, и даже из Франции.
Границы странным образом складываются и размываются одновременно. Кажется, мы недавно ощутили себя в центре Европы, хотя где находится центр, никто точно не ответил. По современным представлениям Европа — синоним западного образа жизни, цивилизации, созданной на руинах Римской империи. Другие настаивают, что Европа — весь континент, от Атлантики до Урала. Спор продолжается. Он будет длиться вечно. К слову, название «Европа» носит еще и остров, расположенный в проливе между побережьем Африки и Мадагаскаром. Тоже, получается, «истые европейцы». И мы — туда же...
Впрочем, где начинается и заканчивается Беларусь, не всегда выглядело так однозначно ясно, как сегодня. Есть такое местечко на Минщине между городками Дзержинском и Столбцами — Негорелое, последняя советская станция перед буржуазной Польшей в 20 — 30–е годы. Конечным пунктом в западную сторону кроме Негорелого, был еще и Заславль. Почему и остановка электрички до сих пор называется не именем города, а просто и емко (хотя не для всех понятно) — Беларусь.
Кстати, станция Беларусь недолго побыла конечной, теперь она в центре страны. Эта остановка — всего лишь одна из вех нашей истории, своего рода напоминание: нет вечных границ, но есть всему свои пределы. Когда они преодолимы, жизнь кажется удивительной и цельной. А тяжелые вехи прошлого смотрятся как любопытные парадоксы. Разве не так?
Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.
