В номере «СБ» за 6 июня 2012 года в статье «В спорах нанимателей и работников не всегда рождается истина» шла речь о жительнице одного из городов Витебской области Евгении, которая четвертый год пытается доказать, что свою болезнь она получила на рабочем месте. И хотя в тексте не упоминается ни моя подлинная фамилия, ни имя, ни адрес, не составляет труда прочесть их на опубликованной фотографии. Да, речь идет обо мне. В июле 2006 года я действительно устроилась в лабораторию по испытаниям пищевой продукции. Все делала по методике: встала у вытяжного шкафа, к образцам добавила азотную кислоту и поставила выпариваться. Вечером стало трудно дышать, пропал голос... На этом предприятии трудилась еще год на другой операции. Но с первых дней работы ходила по врачам. Они ставили разные диагнозы — и аллергия на пары кислоты, и состояние после острого токсического бронхита, и даже токсическое поражение органов дыхания. Работать по специальности я не могу, так как признана профнепригодной. На данный момент дело о связи заболевания с профессией рассматривается в суде.
И мне непонятна позиция медиков, в частности, внештатного профпатолога Т.В.Барановской, которая комментировала мой случай на страницах «СБ», а также является представителем профцентра в суде по моему делу. Почему она утверждает, что «за столь короткий срок — меньше месяца работы — хроническое заболевание сформироваться не может. Любая болезнь — это годы воздействия негативных факторов. Исключение — если речь об аварии, взрыве...»?
Я с этим не согласна. Профессиональное заболевание бывает не только хроническим, но и острым! И его можно получить в срок куда короче месяца и не в результате каких–то катастроф! К хроническим профессиональным заболеваниям относятся ближайшие и отдаленные последствия острых. А острое профессиональное заболевание возникает от кратковременного, в течение не более трех рабочих смен, воздействия неблагоприятного производственного фактора. К острым профессиональным заболеваниям не относятся несчастные случаи на производстве. Об этом написано даже в учебнике для медвузов «Профессиональные заболевания» (А.М.Литвяков, А.Н.Щупакова, Минск, 2005). Чем отличается профессиональное заболевание от несчастного случая, как они учитываются и расследуются, как устанавливается диагноз профессионального заболевания и что необходимо для установления его связи с профессией, говорится в целом ряде нормативных актов: «Правила расследования и учета несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», «Порядок проведения обязательных медицинских осмотров работников», «Инструкция по применению списка профессиональных заболеваний» и др.
Далее. Почему считается, что на моем рабочем месте «все было в штатном режиме — и до, и после там работали другие и на здоровье не жаловались»? Ведь при обследовании рабочего места конкретно выяснилось, что вентустановка пущена в эксплуатацию за несколько месяцев до моего трудоустройства, концентрация вредных веществ в рабочей зоне исследовалась на вещество, которое там не использовалось, а сам паспорт на вентустановку был оформлен спустя 18 месяцев (!) после ввода в эксплуатацию. Поэтому, я считаю, что в моем случае было элементарное нарушение правил охраны труда!
А как быть с советом «немедленно обращаться к врачам?» Ведь я обратилась в поликлинику на следующий день после появления первых признаков заболевания! Но это не дало никаких результатов (и внештатный профпатолог прекрасно об этом знает).
Наконец заявляется, что информация о рабочем месте хранится всего 5 лет, и такие нестыковки мешают профпатологам проанализировать информацию о рабочем месте 20–летней давности. А как же карта аттестации рабочих мест по условиям труда? Приказы, перечни рабочих мест, другие документы по их аттестации хранятся 75 (!) лет. При ликвидации предприятия — сдаются в архив. Получается, что можно трактовать нормативные акты на свой лад?! Может, именно поэтому у нас устанавливается так мало случаев профзаболеваний, со слов самих же профпатологов, в сравнении с европейскими и мировыми мерками?
Т.Е.ЛАПКОВСКАЯ, г. Новополоцк.
