В ожидании чуда

Недавно обрел свою половину наследник датского престола.
Недавно обрел свою половину наследник датского престола. Бравый офицер, яхтсмен нашел в далекой Австралии свою принцессу. Чудо совершилось: и любящие люди нашли друг друга, и датское правительство выделило два миллиона евро в год на нужды вновь созданной семьи.

Наблюдая за царящим в старой Европе ликованием, почему-то подумалось, что у нас постоянно наблюдается дефицит чудес. Мы - страна, где праздники лишены даже не столько чрезвычайно емких капиталовложений, сколько зрелищ. В рамках которых каждый понимает, что это только зрелища, но легко обманывается надеждой на чудо.

Конечно, причины этого явления понятны и открыты людям. Ожесточенная борьба за выживание дает мало шансов на формирование социальных сказок. Прежде чем появится возможность любоваться принцессой, необходимо оторвать глаза от земли, вырвать руки из заплетающей пальцы травы, выйти из борозды, которая своей черной бесконечностью напоминает вьющуюся в дремучем лесу дорогу, не имеющую ни начала, ни конца. А есть Соловьи-разбойники, сидящие на печи Емели да богатыри, которых колом не поднимешь на подвиги. Поэтому наша история и воспринимается во многом не как история королей да принцесс, а история землепашцев и скотоводов, борющихся за выживание.

Но значит ли это, что ожидание чуда для нас столь же бесперспективно, как надежды Ивана-царевича на полцарства? Значит ли это, что раз в нашей генной памяти не сохранились образы добрых и милостивых аристократов, заступников земли белорусской, то слово "праздник" для нас вечно будет ассоциироваться с сельской свадьбой и не всегда добродушным поколачиванием соседей?

Очевидно, нет. В каком-то смысле похожим чудом стали для белорусского общества происходящие ежегодно "Дожинки". Не так давно мне пришлось проезжать через Волковыск, столицу "Дожинок" 2004 года. Выехал на улицу Советскую, подъехал к кинотеатру, который аборигены уже несколько десятилетий называли старым, и остановился. Кинотеатра не было. На горе песка, строительного мусора рылся, как огромный терьер, бульдозер. Площадь стремительно меняла свое лицо, как после операции пластического хирурга. Улицы выпрямляли так, как больным сколиозом выпрямляют позвоночник. Разве что видавшая века Шведская гора стояла над городом, как часовой.

И простая реакция: да, жаль привычного. Жаль того, что связано с твоим и с чьим-то еще детством. Но город, рожденный тысячу лет тому назад, достоин лучшей участи, лучшей судьбы, лучших строений. Да, это не кривые улочки средневековых местечек. Но кто сказал, что проспекты Ленинграда смотрятся хуже закоулков Страсбурга? Кто решил, что покалеченная за десятилетия последних лет мостовая выдержит еще не один век?

"Дожинки" постепенно вырастают (да уже выросли) в событие национального масштаба. И дело, по большому счету, не столько в подарках, не столько в изменении лиц городов, сколько в ожидании чуда, которое так долго не прописывалось на этих географических широтах. Речь о социальной надежде, которая присутствует на нашей земле.

Конечно, чудо всегда содержит в себе элемент несбыточности, недостаточности, неудовлетворенности. Пройдет праздник, и почему-то покажется, что улицы можно было сделать шире, вот этот тополь мог бы стоять еще лет двести, а вон тот чахлый кустик совсем ни к чему перед возвышающимся в центре памятником. Кому-то до боли жаль снесенного старого дома. Конечно, фундамент просел, стены на глазах теряют прочность, но это твой дом, дом твоего отца, и потому новое частенько ломает старое не на пользу последнему.

Сегодня мы молимся богу по имени "прагматизм". Молодежь часто не знает не только имя и фамилию Александра Грина, но связывает алые паруса Ассоль исключительно с революционным движением порабощенных масс. Над романтизмом смеются так, как хохотал безумный Герострат, поджигая храм Артемиды в Эфесе. Но что, романтизм тем самым уничтожен? Уничтожены такие "бессмысленные", потому что не денежные категории, как доброта, участие, внимательность? Да ничего в мире не изменилось, разве что иногда меняются акценты и люди слепо верят в вечность этих новых идолов.

Для человека нет ничего более святого, чем человеческое. Почему мы столь часто вспоминаем прошедшую войну? Да потому, что она продемонстрировала победу человеческого. Что был стерт с лица земли оскал нечеловеческой агрессии, стремившейся подмять под себя все живое. А вспомните, сколько раз упоминалось в военном контексте слово "чудо"? Чудо, что остался жив и вернулся домой. Чудо, что выстояли, чудо, что деревню не спалили немцы и в погребе на зиму осталось немного картошки. Да, были неимоверные усилия людей, но всегда присутствовал элемент случайности, элемент чуда. Просто-напросто жизнь человеческая выше голой рациональности, выше одного прагматизма. И потому, сохраняя рабочий, прагматический настрой, желательно оставить хоть какое-то место столь любимому многими чуду.

В конечном счете чудо - следствие жизни человека, элемент его творчества, его понимания своего места на земле. Мишель Монтень когда-то писал, что афиняне почтили прибытие в их город Помпея на первый взгляд парадоксальным двустишием: "Себя считаешь человеком ты - и в этом божества черты". Говоря языком философии, здесь чистой воды диалектика, причем диалектика глубокая, раскрывающая в нескольких словах суть того феномена, о котором мы вели речь.

А принцы и принцессы... Что ж, ничего плохого в этих проявлениях человеческого нет. Но нет и никакой необходимости сожалеть о том, что тебе недоступно. Хотя бы потому, что у тебя есть намного лучшее - реальность твоего собственного бытия, реальность твоей собственной истории.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter