(Продолжение. Начало в «СБ» от 13, 20 июня, 10, 17 июля, 13 августа.)
В отзывах читателей, которые следят за циклом публикаций о концлагере Тростенец, звучит вопрос, почему только сейчас мы так широко знакомим общественность с документами, которые 70 лет назад уже существовали, но пылились в стенах Национального архива Республики Беларусь и Госархива Минской области. Приходит время собирать камни. Так приходит и время собирать архивные документы. В нашем прошлом много страниц, и большинство из них недостаточно изучены. Наконец, мы глубоко познаем историю трагедии в Тростенце. Конечно, это было бы невозможно без серьезной инициативы со стороны государства по увековечению памяти жертв концлагеря. В прошлом году Президент заложил камень в основание мемориального комплекса на окраине Минска, а в этом году был открыт монумент «Врата памяти». Работы продолжаются. Но скульптуры, мраморные плиты все же лаконичны. А конкретика содержится в документах. Придите в Тростенец, сядьте на лавочку. Вглядитесь в образы мученически погибших на «Вратах памяти». Раскройте газету и вчитайтесь в страшные свидетельства, которые сохранили для нас архивы. Мы обязаны знать эти факты, чтобы война и принесенная ею ненависть одних людей к другим больше никогда не захлестнули нашу страну.
Остатки концлагеря после бегства нацистов.
В этот раз мы публикуем документы, которые раскрывают подробности убийств в Тростенце узников минского концлагеря на ул. Широкой. Также представляем вашему вниманию свидетельство о гибели известного врача Евгения Клумова. Все свидетельства записаны в июле 1944 года.
Из показаний Василия Федоровича Ермоленко, 1924 года рождения, «по национальности белоруса, уроженца и жителя г. Минска, ул. Энгельса, д. 58, кв. 5, б/п, образование 9 классов, соц. происхождение из рабочих»:
«15 декабря 1943 года я и еще пять моих товарищей были арестованы за подозрение в хищении продуктов с немецкой машины. В связи с этим меня и Комиссарова Александра Степановича, 1927 г. р., жителя г. Минска, ул. Червенский тракт, д. 69, без следствия и суда направили в лагерь Минского СД д. М. Тростенец. В лагерь нас этапом пригнали 2 февраля 1944 года, где я содержался до 30 июня с.г., а затем был командой СС лагеря угнан в Германию. В пути следования в Германию в д. Вороново Вилейской обл. во время отдыха я 6. VII. 1944 г. убежал с гр–ном Климуком, и в г. Минск возвратился 13. VII. 1944 г.
По прибытии в лагерь я лично своими глазами видел, как немецкие палачи уничтожали мирных советских граждан примерно в 300 — 500 метрах от лагеря в лесу.
Немецкие бандиты уничтожали советских граждан путем удушения газами в специально оборудованной автомашине, в которой перевозили граждан на расстрел. После расстрелов трупы сжигали в специальной печи. Устройство этой печи я не видел, но со слов арестованных лагеря явствует: палач Ридер заставил самих же арестованных вырыть яму размера примерно 10x4x6 м, перекрыта была она рельсами, а на них были наложены железные решетки. В эту печь клали замученных зверским путем ни в чем не повинных советских граждан и сжигали их.
Я также видел, когда на открытых автомашинах с прицепами к этой печи привозили грудных детей с матерями, стариков, старух, подростков. После того, как мимо лагеря пройдет такая автомашина, через некоторое время я слышал выстрелы из автоматов. Во время этой стрельбы были отчетливо слышны душераздирающие крики, плач детей, стариков, которые просили, чтобы их не расстреливали. Я также слышал крики, когда женщины просили, чтобы оставили их в живых, заявляя при этом «мы не больные, можем работать».
Плач, крики детей я слышал хорошо, когда они кричали «мама, мамочка».
Палач Ридер нам, арестованным, говорил, что они «расстреливают мирных советских граждан, больных тифом».
29 или 30 июня 1944 г., перед тем как Красная Армия с боями освободила г. Минск, палач Ридер и его команда солдат–мадьяр сели на автомашины и уехали в направлении Вильно. Нас, 17 человек арестованных, они взяли с собой. Я с этой командой следовал в Германию. На лошадях мы везли оружие и амуницию. Я заехал за город Вильно 50 км, в пути убежал».
Из показаний Петра Никифоровича Головача, 1895 года рождения, «уроженца и жителя д. Большой Тростенец Минского района и области, белоруса, беспартийного, малограмотного», работал бригадиром колхоза «Доброволец» в Большом Тростенце:
«В местности Благовщина, что находится на двенадцатом километре шоссе Минск — Могилев, осенью 1941 — осенью 1943 года немцы расстреливали и закапывали в специально вырытые ямы людей. Я лично видел очень часто расстрелы, слышал стоны и крики людей. Я лично видел, как немцы детей брали за ноги и убивали о кузовы машин. Я лично видел, как немцы трупы расстрелянных в ямах утрамбовывали гусеничным трактором, затем вновь накладывали трупы и так утрамбовку производили доверху.
Я также был очевидцем, что осенью 1943 года все ямы в местности Благовщина были откопаны, трупы сожжены, а пепел куда–то убран. Для сжигания трупов были мобилизованы крестьяне ряда волостей для подвозки дров. Мне известно, что с урочищ Любанщина и Даниловщина было вывезено пять тысяч кубометров дров, и из бора Опчак — две тысячи кубометров.
Потом немцы на опушке леса, что находится около д. Малый Тростенец, сделали «печь», в которой сжигали людей вплоть до их изгнания. А перед самым отступлением, в конце июня 1944 года, примерно 28 июня, немцы в сарай колхоза им. Карла Маркса наложили доверху расстрелянных людей и сожгли. Я сам лично слыхал крики и стоны людей, которых расстреливали и сжигали».
Из свидетельств Валентины Васильевны Будай, 1921 года рождения, «уроженки и жительницы д. Малый Тростенец Минского района и области, белоруски, беспартийной», «работает секретарем Тростенецкого сельсовета Минского района». Лето 1944 года:
«С февраля 1944 года по 28 июня 1944 года работала в немецком совхозе деревни Малый Тростенец на полевых работах.
Вопрос: Кому принадлежал этот совхоз?
Ответ: Минскому немецкому СД. Работали в совхозе заключенные и мобилизованные.
Вопрос: Что вам известно о жизни заключенных в лагере?
Ответ: В 1942 и 1943 годах заключенные работали на огородах совхоза под строгим конвоем. Дисциплина для них существовала палочная. Я сама видела, как весной 1944 года двух заключенных на территории лагеря избивали досками. Заключенные кричали — били их безжалостно — и я не могла досмотреть до конца этот случай. Избивал комендант лагеря Ридер и еще один немец, фамилии его я не знаю.
Медэксперты изучают останки жертв.
В 1944 году заключенные на работы выходили без конвоев, но порядок соблюдался также строгий. После работы выход из лагеря запрещался.
Кормили заключенных плохо. Это заключение я делаю из того, что они залезали в склады вещей расстрелянных евреев, воровали вещи и приходили в деревню менять эти вещи на продукты. Замеченных в воровстве вещей заключенных расстреливали без суда и следствия.
Вопрос: Назовите руководящий состав лагеря и совхоза.
Ответ: Комендантом по сельскому хозяйству был немец Фабер, его заместитель — Вензель. Полеводом был украинский немец Ганц. Комендантом лагеря был Ридер.
Должна заявить, что Фабер, Вензель и Ганц издевались, избивали не только заключенных, но и мобилизованных вольнонаемных. Был случай весной 1944 года во время прочистки дороги от снега. К бригаде рабочих, где была и я, подъехали на лошадях два подростка 1927 года рождения — Домашевич Петр и Козловский Юзеф — и сели отдохнуть. После этого на верховых лошадях подъехали Фабер и Вензель и, увидев сидящих подростков, начали на них кричать, почему они не работают. Когда подростки заявили, что они только что сели, Фабер и Вензель соскочили с лошадей и начали бить Домашевича и Козловского по щекам. Случаи избиения вольнонаемных рабочих Фабером, Вензелем и Ганцем были частыми.
Вопрос: Кем и когда была выстроена шоссейная дорога через д. Малый Тростенец к лагерю от шоссе Минск — Могилев?
Ответ: Эта шоссейная дорога была выстроена в 1942 году заключенными Мало–Тростенецкого лагеря. По этой дороге немцы в 1943 и 1944 годах возили советских людей на расстрелы и на сжигание в печь, что находилась в полукилометре от колхоза им. Карла Маркса д. Малый Тростенец, на опушке леса, называемого Шашковка.
Вопрос: О какой печи вы говорите?
Ответ: На опушке леса Шашковка осенью 1943 года немцами была выстроена «печь», в которой они сжигали людей: женщин, стариков и детей, военнопленных красноармейцев и заключенных. Близко около этой ямы–«печи» я не была. Издалека видела, что «печь» обнесена высокой деревянной стеной и вкруговую обтянута проволочным заграждением. Вокруг территории «печи» круглосуточно стояли часовые и близко никого не подпускали. В самом заграждении была выкопана яма, в которой и производили сжигание.
Я сама была очевидцем, как немцы в колхозном сарае колхоза им. Карла Маркса д. Малый Тростенец сожгли тысячи советских беззащитных людей.
Произошло это следующим образом: Красная Армия подходила к Минску, немцам грозила опасность, и они усилили истребление людей, находящихся в тюрьмах, концлагерях и т. д. «Печь» не успевала сжигать подвоз людей. Тогда немцы с утра 29 июня этого года решили использовать бывший колхозный сарай. 29, 30 июня и 1 июля 1944 года к этому сараю подвозили людей, по шесть человек выводили, внутри сарая расстреливали и укладывали. Сарай был подожжен 1 июля. Рядом с сараем есть штабеля леса, на которые тоже были положены трупы и подожжены».
Члены госкомиссии на месте, где гитлеровцы сжигали людей.
Из рассказа Леонида Александровича Мойсиевича, 1896 года рождения, «уроженец д. Легаты Кобринского уезда Гродненской губ., по национальности литовец, член ВКП(б) с 1919 года, с высшим образованием, в 1932 г. окончил рабочий факультет Промакадемии в г. Москве, женат, постоянно проживающий в г. Минске по ул. Розы Люксембург, д. № 32/2, кв. 2»:
«Со времени оккупации г. Минска — с 25/VI. 41 по 15/VI. 43 года, проживая в г. Минске и работая на черновых работах, я 16/VII. 43 г. немецкими оккупационными властями был арестован за связь с партизанами и заключен в минскую тюрьму. По этой причине одновременно со мной также были арестованы моя жена, Мойсиевич Мария Ивановна, дочь Галина 11 лет и ряд других родственников, которые также поддерживали связь с партизанами. Впоследствии мне стало известно: жену мою и дочь немцы расстреляли, а я 21/VII. 43 г. из минской тюрьмы был переброшен в концлагерь СС, расположенный в г. Минске по Широкой улице, где и содержался до 30/VI. 44 года.
За время моего пребывания в данном концлагере, т. е. с 21/VII. 43 г. по 30/VI. 44 года, немецкими палачами было уничтожено около 9 000 — 10 000 советских граждан, большинство которых были старики и дети, начиная с грудного возраста.
Уничтожение всех советских граждан, содержащихся в концлагере, проводилось методично, я сам был очевидцем, когда в автомобиль погружали до 100 человек и отвозили в д. Малый Тростенец Минского района, и там их сжигали. Люди, находящиеся в кузове автомобиля, умирали в пути следования от газа, который проходил через специально оборудованную трубу. Я лично в этой машине был доставлен из тюрьмы в лагерь и видел все ее оборудование. Внутри кузова стены были обиты цинком, а дверь герметически закрывалась.
В этом же концлагере содержались профессора: Клумов, Анисимов, Манов и другие крупные медработники. Со слов главврача лазарета лагеря Бермана Михаила Семеновича, впоследствии отравившегося в лагере, мне было известно, что профессора Клумов и Анисимов также были умерщвлены посредством газового автомобиля, да я и сам видел, когда Клумов и Анисимов были посажены в газовый автомобиль и отвезены совместно с др. заключенными из концлагеря. После их исчезновения немцы пустили слух, что профессоров Клумова и Анисимова они отправили в Германию, но это была прямая провокация, т. к. в действительности они были убиты немцами, ибо из лагеря они были вывезены в газовом автомобиле совместно с трупами заключенных, умерших в лагере от тифа, который был распространен в массовом количестве.
Впоследствии, перед изгнанием немцев из г. Минска Красной Армией, администрация лагеря разделила заключенных на две группы, т. е. на больных и здоровых, оформив это двумя списками. В списке, по которому заключенные считались нетрудоспособными, все были намечены к уничтожению (расстрелу), а по списку, где заключенные считались здоровыми и пригодными к физическому труду, подлежали к отправке в другой лагерь. Всего по этим двум спискам насчитывалось примерно 2500 человек, которые в другой лагерь были отправлены, но все они в течение 29 и 30/VI. 44 г. были вывезены на автомашине в д. М. Тростенец и там расстреляны. Только отдельным заключенным удалось убежать из лагеря, в том числе убежал и я. В этот же день, 30/VI. 44 г., после того, как заключенные были вывезены из лагеря в Тростенец и там уничтожены, немецкая администрация покинула лагерь и уехала в неизвестном направлении.
После моего побега из лагеря я в течение 10 дней нигде не работал, а затем поступил на работу в рыбную промышленность, где и работаю и. о. управляющего рыбной промышленности Минской области, по ул. Базарная, 13».
Из рассказа «малограмотной домохозяйки» Степаниды Ивановны Савинской, 1915 года рождения, проживавшей в Минске на ул. Тифлисской, 17, кв. 1:
«Проживая в Минске, я 29. II. 1944 г. вместе с мужем Савинским Яковом Владиславовичем была арестована немецко–фашистскими захватчиками (СД) и посажена в минскую тюрьму за связь с партизанами.
После длительных и мучительных пыток, когда мы не признались в своих связях, нас с мужем в середине мая с. г. перевели в концлагерь СС, расположенный по Широкой улице, где мы и содержались до 30 июня 1944 года. В указанный день меня в числе других женщин–заключенных в количестве 50 человек администрация лагеря погрузила в автомашину и повезла в неизвестном направлении. Отъехав примерно 10 километров от г. Минска, возле д. М. Тростенец автомашина остановилась у одного из сараев. Здесь мы все узнали, что нас привезли на расстрел, т. к. впереди нас следовала автомашина с заключенными мужчинами, где одновременно находился мой муж. Повернув эту машину кузовом к сараю, мы услышали команду немецких палачей «выходи по два», после чего послышались выстрелы из автоматов и револьверов. Когда все заключенные из этой машины были выведены и расстреляны, к этому же сараю подогнали нашу автомашину, где по команде немецких палачей заключенные женщины по четыре выходили из машин, влезали поверх уложенных трупов, где и расстреливались. Должна заявить следствию, что в это время почти весь сарай был уже заполнен трупами, причем до нас две машины с заключенными только что были привезены и расстреляны.
Вскоре очередь дошла и до меня, где я вместе с Голубович Анной, Семашко Юлей и еще одной женщиной, фамилии которой не знаю, по команде немцев вышли из машины и также влезли наверх уложенных трупов, и нас начали расстреливать. Когда послышались выстрелы, я упала и была легко ранена в голову.
Будучи раненой, я продолжала лежать на трупах до позднего вечера. Немецкие палачи в этот день привезли в сарай еще две машины с женщинами, которые были расстреляны на моих глазах. Кроме того, там же были дети от 3–х до 10–ти лет. Причем после каждого привоза заключенных и их расстрела наверх трупов немцы клали дрова, а затем, под вечер, облив дрова бензином, немцы подожгли сарай, куда они бросили несколько гранат. Видя, что буду погибать мучительной смертью, я решила бежать из сарая с тем расчетом, что если убьют при побеге, то это все же для меня будет легче, чем умирать на огне. Таким образом, я стала понемногу из–под трупов выбираться наверх и, выбравшись, я еще увидела двух мужчин, которые были ранены, и мы все трое решили бежать. Заметив это, немецкий конвой открыл по нас огонь, бежавшие со мной мужчины были убиты, а я все же убежала в болото и скрывалась там 15 дней, т. к. не знала, что Минск освобожден от немецких захватчиков нашей Красной Армией.
Немецкие палачи меня искали в течение двух дней, т.к. я их видела неоднократно на лодках, где они меня ругали и сожалели, что не могут отыскать. С ними также была собака, но в воду она никак не шла, а я лежала в воде. Иногда немцы подъезжали ко мне на расстояние 15 — 20 метров, но все же меня не обнаружили. Все эти 15 дней я питалась травой и жабами, но затем сильно изморилась, решила как–нибудь покончить жизнь — умереть, но только не от рук фашистских извергов, для чего сломала иголку и проглотила ее. Но когда смерть не наступила, я решила выбираться из болота, с расчетом, что если поймают фашисты, пусть убивают, и 15 июля с. г. пришла в деревню М. Тростенец, где узнала, что пришла наша доблестная Красная Армия, а фашистские палачи выгнаны с нашей минской земли. 16.VI с. г. я пришла в Минск, где и проживаю до настоящего времени. На своем иждивении имею троих детей, в возрасте от 4 до 7 лет, которые в период содержания меня под стражей находились в детдоме».
Из показаний Григория Ивановича Беляева, 1887 года рождения, «уроженца д. Белеи Руднянского района Смоленской области, русского, беспартийного, с низшим образованием, ранее не судимого», «до сентября месяца 1943 года проживавшего на ст. Гусино Белорусской жел. дороги, с 9.09.1943 г. по 29.06.1944 г. содержался в немецких концлагерях»:
«Проживая на ст. Гусино и работая на кожзаводе в должности механика, я 9/IХ. 43 г. немецкими оккупационными властями был арестован за связь с партизанами и заключен в Смоленскую тюрьму. По этой же причине за 6 — 7 дней до моего ареста были арестованы две мои дочери: Екатерина — 21 года и Анна — 20 лет.
21 сентября 1943 года в связи с приближением Красной Армии к г. Смоленску все заключенные в смоленской тюрьме, в том числе я и две моих дочери, были эвакуированы под конвоем в г. Минск и заключены в концлагерь, расположенный по Широкой улице.
Тысячи стариков, беременных женщин и детей были уничтожены посредством газовых автомобилей, т. е. почти ежедневно в концлагерь из СД приходило четыре таких автомобиля, в которые погружали по 100 — 120 человек заключенных и отвозили, как мне известно, в д. Малый Тростенец Минского р–на, где сжигали трупы заключенных, т.к. в пути следования все заключенные, находящиеся в кузове машины, умирали от проходящего в трубу отработанного газа.
Я лично неоднократно видел и осматривал эти машины–душегубки, которые после работы промывались в концлагере специально приготовленным раствором.
Заключенные, которые привлекались на промывку этих машин–душегубок, лишались своих рук, т.к. указанным раствором тело разъедало до костей, а к лечению никаких мер не принималось.
Как мною было установлено, снизу в кузов была проведена труба, через которую при движении машины все отработанные газы поступали в кузов машины, где находящиеся люди умерщвлялись. Вскоре все узнали, что эта автомашина была специально оборудована для уничтожения заключенных, которые при посадке не желали садиться в кузов данной машины, хотя немецкая администрация, произведя посадку, говорила, что они везут на лечение в другой лагерь.
Особенно было много убито заключенных посредством этого газового автомобиля с 17/II по 25/II. 43 г. — два эшелона, которые были доставлены из г. Полоцка и заключены в минский концлагерь, примерно 3000 человек.
Особенно усилились убийства заключенных перед освобождением г. Минска Красной Армией с 15/VI по 1/VII 44 года, ежедневно приходила автомашина с прицепом, и по 200 человек увозили заключенных на расстрел, и к 29/VI. 43 г., ко дню моего побега из лагеря, все заключенные, примерно 2500 человек, были увезены в д. Малый Тростенец и там расстреляны.
30/VI. 44 г., как мне известно со слов советских граждан, проживавших около концлагеря, немецкая комендатура в лице коменданта лагеря Вакса, его помощника Штырмуса и др. бежали из Минска в сторону Вильнюса».
Не все позорно бежавшие из Минска нацисты смогли уйти от наказания за преступления. Многие были схвачены и допрошены. С их показаниями о злодеяниях мы еще вас ознакомим.
cultura@sb.by
Советская Белоруссия № 162 (24792). Среда, 26 августа 2015
