В 44-м у Сапун-горы

Ветеран Великой Отечественной — об эпизоде из военных будней

С удивительно бодрым для своих 90 лет бобруйчанином Николаем Владимировичем Курильчиком я повстречался в парке, где он совершает ежедневный моцион. Присели на скамейку, я приготовился слушать, зная, что ветеран Великой Отечественной войны великолепный рассказчик, до сих пор хранящий в памяти мельчайшие подробности и детали боевой молодости.

— В такие же апрельские дни семьдесят лет назад мы вели бои на Перекопском перешейке Крымского полуострова, укрепленном фашистами тремя оборонительными линиями на глубину до тридцати пяти километров. Войска 4-го Украинского фронта форсировали Сиваш и овладели плацдармом на его южном берегу. В тяжелейших условиях — жара, пыль — мы продвигались по степи, где росли там-сям татарник, цеплявшийся за одежду будто стальными ветками, и болиголов…

После прорыва оборонительных рубежей немцев 665-му стрелковому полку, где служил сержант Курильчик, была поставлена задача овладеть Сапун-горой. При этом провести разведку боем было поручено командиру 2-го батальона капитану Сергею Кене. Как вспоминает сегодня Николай Владимирович, командир его был 25-летним красавцем-богатырем, веселым и общительным, но требовательным в службе.

— К этому времени уже дали показания захваченные разведчиками пленные. Комбат, инструктируя нас перед боем, был краток, сказал, что фюрер приказал драться в Крыму за каждый метр земли, а Севастополь готов оборонять как последнюю крепость. «Но ведь это наша земля, неужели мы отдадим ее ненавистному врагу!» — воскликнул капитан Кеня. С этим мы и пошли на штурм…

Не знали тогда советские бойцы, что в этот же день, 7 мая, гитлеровцы прямо на огневом рубеже отмечали день рождения генерала пехоты Альмендингера, недавно сменившего на Сапун-горе проштрафившегося генерал-полковника Енеке. А комбат Кеня будто почувствовал, что не все ладно в стане врага после попойки. И скомандовал «Вперед!», чтобы закрепиться в отбитых траншеях. Так с минимальными потерями был захвачен плацдарм на Сапун-горе.

— Капитан, как положено, доложил по команде комполка, тот — командиру 216-й стрелковой дивизии, а комдив — командующему армией Герасименко. Пока мы рассматривали в немецких блиндажах пустые бутылки из-под мадеры урожая 1810 года, обустраивались на новом рубеже, пришла весть о представлении нашего комбата к званию Героя Советского Союза…

Но, увы, на войне как на войне. Вскоре фашисты опомнились, подтянули свежие силы и выбили батальон с плацдарма. Более того — Николай Курильчик и сегодня не может скрыть сожаления — скорым решением за невыполнение приказа комбату грозил расстрел. Тогда личный состав батальона принимает решение отвоевать высоту обратно, даже если это будет стоить жизни всем пехотинцам. Бойцы вновь устремляются к вершине, даже густой свинцовый дождь не останавливает этот натиск.

— Ребята уже вступили в рукопашную схватку, мы бились с расчетами дотов и дзотов. Впереди, как и положено, сражался наш командир. Но мина оглушила и посекла осколками. Капитан упал в воронку, поблизости разорвался еще один снаряд, его осыпало шрапнелью. Высоту мы взяли, закрепились на вершине. Тут же, в братской могиле, хоронили погибших товарищей. Был среди них и Сергей Филимонович Кеня…

Однако случилось чудо — кто-то заметил признаки жизни на лице комбата. Его отправили в госпиталь, где из тела офицера изъяли немало металла. Потом капитан находился на излечении в Воронеже, Ташкенте. Вернулся в свою часть уже майором, когда она сражалась в Восточной Пруссии. Потом, в феврале 1945-го, ему присвоили звание подполковника. После взятия Кенигсберга на гимнастерке у Сергея Кени красовались ордена Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, два — Красной Звезды, а у Николая Курильчика — орден Отечественной войны, медали «За отвагу», «За боевые заслуги».

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter