Актриса Национального академического драматического театра имени М.Горького Елена Внукова хорошо знакома театралам, пережившим марш–бросок из двадцатого века в век двадцать первый. Работы в спектаклях «Звезды на утреннем небе», «Деметриус», «Волки и овцы», «Бедная Лиза», «Тойбеле и ее демон» сделали ее любимой и узнаваемой. Какое–то трепетное мягкосердечие и успокоенность исходили от ее героинь. Дополнительную волну популярности принесло и участие в пародийном сериале «Ускоренная помощь». Но неожиданно Внукова исчезла с подмостков. Поклонники гадали, что произошло? А произошло, может быть, самое главное в судьбе каждой женщины: обретение семейного очага, любимого мужа и ребенка.
Сейчас после перерыва Елена Внукова вновь вернулась на сцену. Поклонники могут видеть ее в двух спектаклях Русского театра — «Мачеха» и «Эдип».
Анекдоты вместо театра
— Мой муж — бизнесмен, возглавляющий крупную компанию, которая сотрудничает с Австрией. Полгода он работает в Вене, полгода — здесь. Познакомились мы с ним в день святой Елены — 12 ноября. Он увидел меня на сцене в спектакле «Волки и овцы». Дальше была безумная любовь, которая стала очень мощной альтернативой моему внутреннему кризису — развиваться на тот момент я не могла. И у меня лично, и у театра, по моим ощущениям, не было перспектив.
Я плохо говорила по–французски, плохо водила машину, находилась в замкнутом кругу актеров. Чем была наполнена жизнь? Выпить кофе, рассказать пошлый анекдот, поехать на гастроли, схалтурить на спектакле. Тратиться никто не хотел. Среди моих коллег того периода у меня было только два настоящих партнера: Сергей Журавель и Игорь Фильченков. Они действительно рвали сердце. Для них театр всегда значил нечто большее, чем для всех остальных. Сергей Борисович, кстати, после того как я ушла из молодежного, потерял из–за меня хороший спектакль «Его сны» о Сальвадоре Дали. После меня туда никого не ввели. Может, на принцип пошел режиссер. Там нужно было играть на рояле, требовалась особая пластика. Жалко спектакля. Угрызения совести перед Сергеем Борисовичем испытываю до сих пор.
Я не могу сказать, что ушла к сытой жизни. 8 — 9 лет назад во всех белорусских театрах был кризис. Очень хорошие актеры уезжали работать в Россию, другие уходили в бизнес, третьи эмигрировали. Нет, я ушла в жизнь, в которой почувствовала возможность развиваться, расти как личность. У меня появилась возможность посмотреть мир, лучшие европейские оперные и драматические спектакли, познакомиться с культурой других стран, изучить языки. Будучи человеком совершенно далеким от архитектуры и строительства, я вдруг стала заниматься благоустройством сада, дома, сделала свою альпийскую горку. А когда ты начинаешь заниматься чем–то с нуля и это у тебя вдруг начинает получаться, вырабатывается невероятный адреналин.
Звездой себя не чувствую
— Ребенок родился уже в Вене, у нас там все наши врачи. И мне приходится бывать там. Не потому, что очень хочется. Мне комфортно в Минске. Я всеми силами пытаюсь оставаться здесь до последнего момента, но когда надо ехать — еду, потому что семья — это семья, как ниточка с иголочкой. Если по–другому — это уже не семья, а что–то другое. Я очень дорожу тем, что у меня сейчас есть.
Здесь мы строим дом. Муж сейчас еще и почетный консул Австрии в Беларуси, так что должен выполнять свои представительские функции. Они накладывают свой отпечаток.
Иногда прилетаю в Русский театр на спектакли из Вены. Но приглашенной звездой себя не чувствую. За свою работу я получаю символические деньги. Может, если бы я ставила условия, было бы по–другому, но диктовать условия — не в моем характере. Зато я имею другое: свободу, статус, обеспеченную семью. Я — профессионал, у которого профессия превратилась в хобби. Одна ясновидящая мне как–то сказала: «Ты никогда не заработаешь много денег, как ни старайся». Это забавно.
Важнейшим из искусств является субботник
— Если оглядываться на прошлое и как–то его пытаться анализировать, по–моему, молодежный театр, где я начинала работать, сегодня не имеет того количества зрителей и внимания, которые были. Мы ведь работали в помещении, в котором лежал снег, проводили субботники в этом кинотеатре «Спартак», который отдали под театр. Вытянули все практически на своем здоровье и, когда к нам вдруг пошел зритель, очень воодушевились.
Я лично вложила много сердца и здоровья в его создание. Отдала все, что у меня было. Наверное, действительно случился кризис. И популярный в свое время сериал «Ускоренная помощь» его только усугубил. Произошло разделение труппы: мы, снимавшиеся в нем, стали звездами, остальные — как бы нет. Из–за этого появились внутренние конфликты.
Я помню, на каком–то жизненном этапе у меня все стало хорошо. Я съездила в Германию с проектом от ЮНИСЕФ, по приглашению Института Гете стала учить немецкий язык, в театр пришел грант на мое имя, президентская стипендия и звание мастер сцены. Первого ребенка я растила одна, материальное положение, как и у большинства актеров, было не очень хорошим, и всем почестям чисто с практической точки зрения радовалась как материальной прибавке. По натуре я — не карьеристка. Меня не волновала слава. Но когда в молодежном узнали, что я параллельно играю в Русском театре у Бориса Луценко, на каком–то худсовете или заседании вдруг сказали: «Пусть там ей стипендию и дают». Ничего не оставалось, как перейти в Русский.
...Когда вышла энциклопедия белорусского театра, я вдруг обнаружила, что даже не получила права находиться в списке актеров молодежного. Это обидно. Я могла бы показать энциклопедию маме, папе, детям, внукам... Я гордилась в свое время своей бабушкой, учительницей, которая во время войны, рискуя жизнью, спасла знамя, и о ней написали в Белорусской советской энциклопедии.
Аллергия на плохую компанию
— Почему я вернулась в театр? Интуитивно почувствовала, что мне нужно вернуться в детство, чтобы не постареть, держать себя в форме. И когда в очередной раз раздался звонок от Бориса Луценко, которому я до этого несколько раз отказывала, я согласилась. Театр всегда существовал для меня как какой–то ребенок, который растет все это время где–то отдельно от меня, а я нахожусь просто в длительной командировке.
Мне всегда в работе важна компания. Я, например, после «Ускоренной помощи» завязала с кино. Последний опыт был у Дмитрия Астрахана. Это стало такой жирной точкой, после которой я сказала: «Никогда больше». Плохое кино — совершенно разрушительный мир для артиста. В компании, которую создает Борис Иванович, мне комфортно. Я счастлива, что вижу глаза именно этих людей, слышу их голоса, дыхание. В свое время 2 года я работала и в Купаловском театре, но он совершенно другой. Там актеры более амбициозные, что ли, более академичные, закрытые. А Русский все–таки более бесшабашный, здесь больше свободы.
Конечно, бывают кризисы, когда кто–то не сходится взглядами, и два художника могут поспорить между собой. Это, наоборот, только бодрит. Если все спокойно — это не театр. Может, и мое возвращение для кого–то стало дополнительным творческим стимулом: «А чего это она вернулась? Давай посмотрим, что она там играет».
Я всегда была жутким аллергиком. Но, как ни странно, когда вернулась в театр, проблем стало меньше. Казалось бы: я дышу театральной пылью, плачу на сцене, тру руками грим по лицу, а глаза вдруг стали лучше видеть. Парадокс.
