Пока живы потомки — в память об узниках Дубровенского гетто

Услышьте крики тишины

…Кажется, легкий морозный воздух вот-вот всколыхнется от стона земли. Закрываешь глаза и, как в фильме ужасов, прокручиваешь кадры видеосъемки: сотни людей, пулеметные очереди, огромные рвы, заполненные телами мертвых и живых. По воспоминаниям очевидцев, поверхность большого песчаного карьера у стен Дубровенской мануфактуры шевелилась еще несколько дней после массового расстрела мирных жителей. Сколько их было? Этого никто не знает точно. По приблизительным подсчетам, около 2000 человек. И только 350 имен погибших установлено. Всего во время оккупации на территории района уничтожено более 4000 евреев. Многие из них погибли от рук нацистских холуев с бчб-повязками.

Предательство не прощается

Мы стоим на краю того самого карьера вместе с родственниками убитых здесь людей. Председатель Оршанской еврейской общины Михаил Гинзбург уверен:

— Если бы не нацистские приспешники, в живых остались бы тысячи людей. Да и Великую Отечественную наш многонациональный тогда народ выиграл бы значительно быстрее. Сейчас их все чаще называют мудреным словом — «коллаборационисты». А для наших предков и нас они были и остаются просто предателями. 

И не стоит сегодня детально анализировать историческую подоплеку появления того же бчб-флага. Мы, потомки расстрелянных под ним женщин, стариков и детей, считаем этот флаг таким же символом фашизма, как и гитлеровскую свастику. Символом измены Родине и своему народу. 

Сегодня мой внук учится в Военной академии. И я не хочу, чтобы ему когда-либо пришлось столкнуться с предательством. Как сестре Тамары Хейфиц, сейчас гражданки Израиля, с которой мы поддерживаем дружеские отношения. Мама семилетней Эры — врач, была начальником полевого госпиталя, и девочка во время оккупации оставалась с отцом в Дубровно. Ей удалось сбежать от фашистов. Но малышку выдали сотрудничавшие с немцами земляки… Эру расстреляли, как и остальных евреев.

Знают ли сегодняшние юные «протестуны», выходящие на улицы, что пытаются навязать своими «бчб-подвигами» современникам? Дело не в цвете, да и не во флаге в целом. Дело в патриотизме. Понятие, которое, увы, сложилось у них в какой-то извращенной форме. Чем стране хуже, чем шума и беспорядков больше, тем лучше?! Может быть, приехать им вот сюда, на край песчаного обрыва, поговорить с простыми людьми и попытаться услышать страдания, идущие из самых недр, где покоится прах нескольких тысяч невинно убиенных? 

Чтобы понять: озлобленность друг против друга и радикальные действия ни к чему хорошему не приведут. Это не мы, иначе думающие, так утверждаем. Это боль трагедии военных лет все громче бьет в набат, предупреждая...

У преступлений фашизма нет срока давности — не должно его быть и у человеческой памяти.

Размышления на берегу 

Лепестки красных гвоздик у припорошенного декабрьским снегом обелиска… Минута памяти. Накануне дня гибели узников гетто здесь, у недавно возведенного памятника с надписью на трех языках: «Ахвярам нацызму. Тут у снежнi 1941 года былi расстраляныя каля 2000 яўрэяў Дубровенскага гета», собрались не только родственники погибших, но и представители местных органов власти, общественности. Многолюдного, как прежде, митинга решено не проводить из-за эпидемиологической ситуации. COVID-19 — еще одно непростое испытание, заставляющее задуматься о том, как хрупка наша жизнь и наш мир в целом. И как важно единство в борьбе с бедой. Понимают ли это молодые?

80-летний Михаил Раик уверен: мы упустили новое поколение. Тех парней и девушек, родители которых уже и сами знали о Великой Отечественной лишь понаслышке. Они не смогли передать молодежи главное. Вот и заполнились пробелы громкими протестными маршами в бчб-оттенках, продиктованными из-за рубежа.

Михаил Раик с портретом погибшего в гетто отца.
— Дело не в Президенте и не в экономике, — считает Михаил Соломонович. — Дело в попытке разобщить нашу страну, внести смуту и таким образом сделать ее бессильной. Мой отец в годы войны тоже погиб от рук предателя. Он ушел на фронт в первый день, 22 июня. Нам с мамой удалось тогда, летом 1941-го, при помощи родных добраться до железнодорожной станции и эвакуироваться в тыл — под Куйбышев. Меня пятимесячного, в пеленках, просто забросили в окно переполненного грузового состава. Чем и спасли… 

Мама Михаила Ида Борисовна работала в тылу (а после возвращения — и в освобожденной Беларуси) директором детского дома. Шестилетним пацаненком он узнал подробности гибели отца. Оказывается, Соломон Львович попал в окружение и вместе с пятью сослуживцами вернулся в Дубровно. Дом семьи Раик к тому времени уже заняли. Окруженцы спрятались в ожидании проводника, который должен был отвести их в партизанский отряд. Но новая хозяйка дома выдала советских солдат знакомому полицаю. Бойцов тут же расстреляли. 

— Я встречал потом этого предателя, — вспоминает Михаил. — Он после отсидки в тюрьме вернулся в родной городок, но, не выдержав презрения земляков, уехал. А вот лицо отца я впервые увидел намного позже — тетя из Москвы прислала чудом сохранившееся старое фото, которое берегу как зеницу ока…

Спастись не удалось

Бабушек и дедушек по материнской и отцовской линиям, теток и двоюродных братьев — всего более десяти человек потерял здесь житель Орши Семен Гинзбург. Семен Лазаревич, родившийся уже в послевоенные годы, рассказывает печальную семейную историю:

— В начале Великой Отечественной отец и его брат попытались спасти свои большие семьи. Еще с вечера собрали нехитрые пожитки, усадили семерых детей и жен на телеги и поехали по старосмоленской дороге к железнодорожной станции. Повезло — успели. А другие родственники решили дождаться утра, чтобы отправиться в путь. Недалеко от поселка Красное их перехватил немецкий десант и развернул обратно. После организации гетто все узники сначала жили в своих домах. Им было запрещено покидать жилища после шести часов вечера и вообще без разрешения передвигаться по городу. А в октябре ­1941-го всех их согнали в лагерь «Жилкоп» — дома при фабрике... 

Подробности нечеловеческих условий существования в гетто описывают историки и краеведы. Сначала узников отправляли за территорию гетто на работы. Даже здороваться с ними было запрещено. За малейшее нарушение — расправа. А 6 декабря фашисты и их пособники решили вообще избавиться от евреев. Сохранились воспоминания дубровчанки Марфы Золотарской: 

— На краю карьера были установлены два пулемета. Выводили семьями. Дети обнимали матерей и так принимали смерть. Затем, независимо от того, живой человек или мертвый, сбрасывали в яму. В конце расстрела пригнали детей-дошколят, и один немец-садист брал детей и ударял об колено, ломая позвоночник. Других — поджигали живьем…

Так погибли все родственники Семена Гинзбурга.

Председатель Оршанской еврейской общины Михаил Гинзбург обращает внимание: как свидетельствуют факты, особую жестокость при уничтожении евреев зачастую проявляли карательные отряды из числа местных жителей. Так, в Орше при раскопках на месте гибели около двух тысяч еврейских детей, которых по непонятным причинам фашисты уничтожили отдельно от матерей, обнаружена ужасающая закономерность. На телах малышей не было огнестрельных ранений. Их убивали, подбрасывая хрупкие тела на штыки, ломая позвоночники, пробивая головы… 

Невозможно вычеркнуть эти страшные эпизоды из памяти тех, для кого бело-красно-белое полотнище ассоциируется с такими злодеяниями. И зачем делать больно тем, у кого есть память?! 

Эпилог

Сегодня в Дубровно, которое до войны считалось еврейским местечком, свято чтят память погибших. По крупицам здесь продолжают сбор информации о злодеяниях фашистов и героическом сопротивлении местного населения. Огромная роль в успехе поисковой и научно-исследовательской работы принадлежит директору Анатолию Босенкову и коллективу известного в стране и за рубежом Дубровенского льнозавода, расположенного на месте бывшей Днепровской мануфактуры, где и трудились когда-то сотни евреев-мастеровых. Недавно при заводе в уникальном по своему архитектурному облику реконструированном здании мануфактуры был открыт музей, посвященный трагическим событиям Великой Отечественной войны. Здесь собраны фотографии, архивные документы, воспоминания и реликвии. Есть и списки людей, погибших в гетто. Экспозиция музея доступна для всех. Анатолий Дмитриевич, который и является автором этого проекта, убежден: нынешнее поколение не имеет права забывать самые страшные уроки истории. Для того, чтобы уметь по достоинству ценить мужество своих предков, а главное — не допустить повторения ошибок прошлых эпох. 

begunova@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter