"Жизнь после приговора" - совместный проект «СБ» и департамента исполнения наказаний МВД
Продолжаем наш проект. В каждом материале цикла — один человек, одна судьба, одно преступление. Как урок, как исповедь и предостережение. Мы рассказываем о том, что скрыто за судебными решениями. И сегодня в летописи ошибок и неиспользованных вариантов глава восьмая — безнадежная. О вирусе, превращающем университетского профессора в растение, а бывшего полковника — в бездомного. О падении, которое у нас все еще стесняются называть катастрофой.
Часть первая. Аккордеонист
Если свернуть с гродненской трассы на Новогрудок и перед деревней Бердовка уйти влево, в леса, то попадешь в уникальное место. Здесь живут люди, которые выпили Минское море и озеро Байкал и которых по–прежнему мучает жажда. Их закрыли на время в профилактории особого типа, оградили от белого света стеной с колючей проволокой, а что делать с ними дальше, так и не решили.
В ЛТП № 5, куда мы приехали в поисках вакцины от самого живучего вируса наших дней, содержатся злостные пьяницы. Лица, которые в состоянии алкогольного, наркотического и прочих видов опьянения «по мелочи» нарушили закон. В целях профилактики их прячут на год в лечебно–трудовых профилакториях — учреждениях, смысл и суть которых давно не соответствуют содержанию.
В «пятый» ЛТП привозят граждан из Гродненской, Брестской, частично Минской областей, а также из столицы. Что с периферии, а что из центра — разницы между ними нет. Абсолютное большинство считает себя жертвой произвола участковых, отправивших их на излечение незаконно. В своих бедах алкоголики обвиняют злого милиционера, плохую жену, жадного работодателя, негуманное государство, поэтому философствовать о смысле жизни с ними бесполезно. Наш герой, нарядчик Олег Череднов, пообещали мне, не из таких.
— Мне 38 лет, я родился в Бресте, — начинает Олег свой рассказ. — Семья была вполне обычная и даже благополучная. Отец работал на электромеханическом заводе, мать — на чулочном комбинате. Получали неплохо — я и две мои сестры ни в чем не нуждались. Отец иногда выпивал, но в милиции и вытрезвителях не светился. Он был членом партии, а коммунистам много пить не разрешалось...
Сына родители отдали в музыкальную школу. Так в судьбе Череднова появился аккордеон.
До десятого класса ему игралось и жилось вполне комфортно, хоть и гудела вокруг перестройка, а в стандартном укладе рабочей семьи появились нотки неблагополучия. О том времени Череднов вспоминает сейчас с улыбкой — кавардак у него начался совсем не потому, что детство было плохим.
Часть вторая. Авиатор
Профилакторий — это лишь часть аббревиатуры. ЛТП напоминает обычную колонию, только с облегченным режимом. Здесь так же уныло скрипят железные двери, отделяющие свободу от неволи, так же строг пропускной режим, запрещающий проносить на территорию мобильные телефоны и прочие неположенные предметы.
Территория разделена на две зоны — жилую и производственную. Локальных участков нет, однако шататься, где вздумается, гражданам не разрешается: передвижение — организованное.
Находящиеся на излечении (здесь их ласково называют «жуликами») живут в общежитиях–бараках. Несколько сооружений осталось еще со времен РВСН — когда–то на этом месте стояли ракетчики. В 1982–м они перебазировались в Нижний Тагил, а бывшую военную базу отдали МВД. Такова ирония истории: место стратегической силы государства заняла его главнейшая и самая разрушительная слабость.
Охраняют профилакторий внутренние войска. Впрочем, убежать из ЛТП никто не пытался — не те здесь люди, чтобы спланировать побег, да и смысла в этом нет.
Максимум, на что они способны, — отлучиться во время работ за пределами зоны и сбегать в ближайший магазин. Дело в том, что более 500 алкоголиков ежедневно выходят на работу на так называемых контрагентских объектах — тех, с которыми ЛТП заключил договоры на предоставление рабочей силы. Контроль там не такой жесткий.
Около сотни человек работают в качестве хозобслуги — обеспечивают деятельность учреждения. Большинство же занимаются деревообработкой на промзоне. Трудоустройство здесь обязательное, хотя имеются и отказники, которым махать топором лень.
— После того как окончил школу, у меня было два варианта, — продолжает Олег Череднов. — Первый — поступать в музыкальное училище, а потом играть в ансамбле или преподавать музыку. Второй — пойти в армию. Аккордеон мне уже надоел, поэтому я подал документы в военное авиационно–техническое училище под Киевом. Поступил туда без проблем.
В училище Череднов проучился три года, получил специальность техника–механика, специализировался на обслуживании самолетов Ил–76. Ему не повезло: СССР к тому времени развалился, и судьба выпускников повисла в воздухе. В училище приезжали, как тогда называли, «покупатели» из бывших союзных республик. Купцы из Беларуси явились последними и заявили, что в армии грядет сокращение, а финансов нет. Олег мечтал вернуться на родину, но пришлось переезжать в далекую Читу. Вскоре парень переучился на борттехника, готовил к полетам вертолеты Ми–8.
— Попал я в итоге в Кызыл — это на границе с Монголией. Там обслуживали пограничников. Денег не хватало, жалованье выплачивали с задержкой. Я начал выпивать. В военной среде тех времен, знаете, так было принято. Чтобы капитаны и майоры уважали, надо наливать...
Часть третья. Падение
Первым делом вновь прибывшие в ЛТП попадают в карантин. У одних вши, у других туберкулез, у третьих — «синдром отмены». Проще говоря, алкоголиков, лишенных доступа к зелью, начинает крутить и вертеть. Часто их приходится принудительно изолировать, чтобы не покалечили себя. Здесь говорят: «жулик» сел на коня.
В день, когда мы приехали, в карантине были несколько десятков человек. По очереди граждане–алкоголики шли на прием к врачу. Небритые, с сумасшедшими глазами, они не понимали, куда попали, и сбивчиво отвечали на вопросы медиков.
— Забрали, гады, неожиданно, — скрипел зубами бомж Вася, которого привезли в профилакторий из Минска. — Даже чемодан не взял!
Васе предлагали встать по стойке смирно и вытянуть перед собой руки, но это упражнение оказалось для него чересчур сложным.
— В ЛТП я работаю с 1985 года. Практически сразу, как он открылся, сюда и распределился, — врач–нарколог Евгений Кулицкий только что Василия осмотрел и уделил нам несколько свободных минут. — Разные за это время были перемены. Тогда пили в основном одеколон, сейчас гробят себя так называемым вином. Одно время популярен был боярышник. Эффект один: здоровье у наших подопечных отсутствует. Ходят с трудом — поражены сосуды нижних конечностей. Гастриты, язвы, панкреатиты у каждого второго. Много шизофреников, часто встречается онкология.
В том, что алкоголизм — болезнь неизлечимая, доктор Кулицкий убедился тысячекратно. Говорит, что в ЛТП «хроников» вылечить невозможно — разве только снять острые симптомы. Для иных мер не хватает возможностей. Сейчас здесь, к примеру, не кодируют — могут лишь «подшить». Психотерапией тоже не занимаются — некому.
— Раньше в каждом отряде был нарколог, — рассуждает Кулицкий. — Сейчас штат оголился. Осталась лишь одна должность, да и та вакантная, так как я работаю как совместитель. Врачи уходят. Почему? Раньше и жилье строили, и зарплата была выше, чем в системе здравоохранения. Так приманивали специалистов. Ведь работа тут дикая. Наши «больные» ведут себя неадекватно, могут запросто облаять медсестру, врача. Не каждый это выдержит.
Доктор вместе с тем убежден, что ЛТП как явление остаться должно. Но если лечебную часть срочно не подтянут, падение здешних «жуликов» остановить будет невозможно. А падает, кстати, несмотря на типичные симптомы, каждый по–своему.
...Тот день Олег Череднов считает роковым, узловым и поворотным. Шел обычный учебный полет. Старенький Ми–8 сделал круг и неожиданно ушел в штопор, рухнув вниз с 20–метровой высоты, — в машине отказал рулевой винт.
— Командир экипажа сломал позвоночник — так и остался инвалидом на всю жизнь. А мне повезло. Бросило в сторону, ударило о какую–то железяку. Я фактически не пострадал, — вспоминает Олег. — Случилось это 7 марта. Спасло то, что в Кызыле зима затяжная, снега было много, и вертолет упал, будто на подушку. Месяц я провалялся в госпитале. А потом был отстранен от полетов — на время разбирательства. Человеческого фактора, к счастью, не нашли.
Все это время, признается Череднов, он провел на нервах. И, выжив в одном падении, начал падать по–другому.
— Начал я пристращаться. Тогда мы водку пили. Спирт иногда... Пару раз, когда был ответственным по подразделению, явился в роту с запашком. Так меня и уволили. Да еще с формулировкой жесткой — «дискредитация...».
Олег вернулся в Брест. Устроиться по армейскому профилю не вышло — в Вооруженные Силы с «волчьим билетом» не брали. Работал на авторемонтном заводе инженером. Жил с отцом и матерью. Прикладывался к бутылке все чаще. С завода его за пьянство тоже попросили. В 2002–м умерла мать. И падение бывшего вертолетчика достигло предельной глубины — Череднов угодил в ЛТП.
Часть четвертая. Деградация
Гражданам–алкоголикам показывают тематические видеоролики. Вот в канаве лежит человек и дворовые псы лижут ему лицо. Вот бездыханное тело везут на тачке в больницу. А вот кто–то барахтается в луже собственных испражнений... У кого–то такая «политинформация» вызывает отвращение, как и задумано. А кто–то нагло скалится — мол, иди ты, начальник, к чертовой матери — это все не про нас...
Удивительно, но даже люди, выбравшиеся из канализационного люка, не признают, что они больны. Они полностью опустились, деградировали. Идя по территории, они могут плевать по сторонам. Многие из них не привыкли застегивать ширинку. Если таких заведут за руку в столовую, они пообедают. Если нет, будут сидеть голодными. В период припадков «жулики» гоняют чертей, сбрасывают с себя пауков и душат змей. Для непосвященного это выглядит адом — сотрудники ЛТП привыкли.
Самое страшное, что ведут себя так не только доходяги без определенного места жительства. Были в «пятом» ЛТП спецназовцы, милиционеры, профессора и доктора наук. И полковник, который когда–то приезжал инспектировать учреждение, а потом прибыл с этапом, тоже был...
О том, что человек когда–то вел совсем иной образ жизни, зачастую догадаться невозможно. На бывшего военного указывают остатки рубашки или замусоленный краешек кителя. Интеллигента в третьем поколении могут выдать очки с облезшей оправой.
— От магазинов и кабаков меня не забирали никогда — обычно я выпивал дома, — Олег Череднов, к его счастью, пока не бомжевал. — А все мои проблемы начались, когда в квартиру переехала сестра с мужем и детьми. У нас пошла война за жилплощадь. Сестра — любимица отца — начала меня «выжимать». Как только приду пьяным, открою еще одну бутылку, тут же вызывала участкового. Все мои протоколы — за домашние скандалы. Были штрафы, 10 суток были... И, наконец, первый приезд сюда.
Что такое ЛТП, Череднов не знал. Утверждает, что поначалу дико испугался колючей проволоки. Но ему повезло — попал в штаб дневальным, или, как тут говорят, — нарядчиком.
— Зарплата есть — 200 тысяч получаю. Хватает. Люди здесь разные. Много молодых. Половина с судимостями. Приятельских отношений ни с кем особых нет. О чем тут говорить? О том, что участковый — козел, сюда загнал? Скучно. О том, что стыдно, что жизнь — мрак? Тоже не тема...
А стыдно Олегу все–таки было. После пьянок, когда трезвел. Перед соседями, перед отцом.
— Одноклассники несколько раз встречали. Говорили: ну ты, брат, опустился... Это цепляло.
Часть пятая. Круговорот
Несмотря на то что Череднов понимает всю глубину своего падения, он продолжает падать снова и снова — с каким–то поистине мазохистским наслаждением. В ЛТП бывший вертолетчик четвертый раз. Сотрудники администрации называют его толковым мужиком, с которым приятно работать. Со стороны его никогда не назовешь «хроником». И тем не менее:
— Почему я пью? Наверное, у меня нет силы воли. Хотя в запои длинные не уходил, максимум два дня пьянствовал. Когда были деньги, пил водку. Не было — вино. Да, гадость, отрава, но ведь дешево. Боярышник пробовал один раз. Хороший алкоголь? Если бы передо мной поставили рюмку какого–нибудь виски и литр чернила, то выбрал бы литр. Чтобы забыться побыстрее.
В предыдущие разы, когда он выходил за стены профилактория с группой освободившихся, силы воли Череднову хватало на дорогу до Барановичей. Там «жулики» садились на поезд и «открывались». Алкогольный локомотив набирал обороты уже через несколько часов после того, как железные ворота КПП открывали для них путь в новую трезвую жизнь...
Со временем Олег заметил, что стал быстрее пьянеть. У него ухудшилось зрение. Перед последней «ходкой» он не мог взять в руки не то что аккордеон — даже ручку. Так тряслись руки. И тем не менее когда я спросил, неужели ему никогда не было страшно, он честно признался, что об этом не задумывался.
Задумался я — в комнате начальника отряда, где пролистал учетные карточки здешних постояльцев.
«Жена содержится в ЛТП № 3, систематически выпивает. Сам гражданин Н. продолжает алкоголизироваться. Меры профилактического воздействия результатов не принесли».
Такова типичная семья образца 2011 года. Вот это — действительно страшно.
— Вернусь ли я сюда в пятый раз? Не буду утверждать наверняка, — робко предполагает Олег. — Теперь я знаю, что возвращаются почти все.
Информация к размышлению
В настоящее время в стране работают 6 лечебно–трудовых профилакториев. Два из них — женские. Учреждения переполнены. В ЛТП № 5 содержится 1.600 человек при штатной норме 1.000. Сотни здешних клиентов, как и мой собеседник Олег, приехали в третий, четвертый, девятый раз. Таков масштаб падения.
Размышление к информации
Как реформировать систему, начали думать сразу же после ее создания. ЛТП — выдумка исконно советская, учреждения начали появляться в стране в начале 1980–х. Потом был период, когда многие из них закрыли — из–за неэффективности. После открыли снова... Реформы продолжаются и сейчас. В прошлом году, например, были приняты изменения в законодательство, исключившие возможность гражданам освободиться условно–досрочно. Если раньше при хорошем поведении можно было выйти на свободу и через 6 месяцев, то теперь алкоголику нужно «отдохнуть» в профилактории ровно год. И психологи, и представители администрации считают это ошибкой — у «жуликов» пропал стимул исправляться.
— Некоторым достаточно и двух–трех месяцев, чтобы понять: они совершили ошибку, — рассуждает начальник отдела исправпроцесса Павел Мороз. — На выходе такие люди могут ожесточиться, озлобиться. Да и год отсутствия дома пользы не приносит.
А если взять и закрыть ЛТП вообще? Сотрудники ДИН говорят, что это путь тупиковый.
— В основном к нам попадают не просто пьющие люди, а те, кто мешает жить другим, — продолжает П.Мороз. — Был тут такой благообразный старичок, вечно выбритым и выглаженным ходил. Прозвали его «Антибиотиком» — очень походил на героя «Бандитского Петербурга». Так вот, рассматривали на комиссии возможность представить его к сокращению срока. Одно из условий — согласие родственников. А «Антибиотик» жил с матерью–старушкой, которой 86 лет. Согласия она не дала — оказалось, что сынок перед уходом сломал пенсионерке руку и выбил челюсть. Бабушка рыдала в трубку, чтобы только изверга не выпускали и дали ей спокойно умереть.
Еще один аргумент в пользу ЛТП: профилакторий спасает алкоголиков от смерти, ведь на воле они мрут как мухи. Одного постоянного клиента ЛТП № 5 недавно нашли мертвым в Новогрудке. Вскрытие показало, что он не ел пять суток. Кроме «чернила», в его желудке не было ничего. А в профилактории у него оставался шанс прожить на год больше.
Содержание в ЛТП одного человека обходится государству в месяц примерно в 150 тысяч рублей. В масштабах страны получается серьезная цифра. Если, конечно, не сравнивать ее с прибылью от продажи алкоголя, которая выше стократ. На падении одних другие поднимаются — диалектика тут простая, как пробка от «фауста».
Часть шестая. Спасение
Среди бесчисленного количества интерпретаций «рецепта» для настоящего мужчины существует и такой: нужно посадить дерево, вырастить сына и непременно убить змею. Мужчины в ЛТП № 5 активно убивают в себе змия алкогольного. Эта символика присутствует в учреждении на каждом шагу. Например, на плакате с надписью «Пока не поздно — остановись», где человек сбрасывает с себя гадюку. Да и храм, который открыли на территории, носит имя Георгия Победоносца, известного всем покорителя рептилий.
Тех, кто со змием разрывать не хочет, наказывают и воспитывают. Фотографии лиц, «допустивших употребление», вывешивают на доске позора. Злостных нарушителей сажают на 10 суток в дисциплинарные комнаты, вызывают на заседания совета воспитателей. Критично настроена и местная стенгазета «Колючка».
Еще алкоголикам прививают вкус к красоте. Летом, говорят, ЛТП преображается — вокруг зелень, цветы. Также здесь много скульптур. Центральная — фигура задумчивого барана.
Устраивают для «жуликов» и спортивные состязания. Недавно прошла зимняя спартакиада. Особой популярностью пользовался конкурс по метанию метлы. Снаряд бросали человек сто, пока не стемнело.
А раз в неделю алкоголики смотрят в клубе фильмы. Последним хитом стало старое доброе «Чучело».
На бородатых опустившихся мужиков все это, к сожалению, не действует. Они «открываются», как только выходят за ворота. За цветочными декорациями — лишь пьяная бездна.
Так же, собственно, и за пределами ЛТП. У моих собеседников, знающих не понаслышке, что такое алкоголизм, я спрашивал: как быть с тем, что на душе у каждого из нас уже не то 12, не то 15 официальных литров? Мне говорили о сверхдоступности алкоголя; о том, что надо срочно прекращать выпуск дешевого суррогата; о необходимости прививать народу культуру трезвости тоже не забыли. Перечисляли известные всем банальности, которые, очевидно, никогда не заработают и служат все теми же удобными декорациями, призванными скрыть масштабы катастрофы.
И только бывший вертолетчик Олег был более правдив. «Горбатого могила исправит», — сказал он на прощание.
В ЛТП меж тем начинался обед. Граждане–алкоголики, снявшиеся с промзоны, толпились возле входных ворот. Их серая масса была безликой и плотной. Масса, которая растет с каждым днем.
— Счастливые вы люди — можете сегодня выпить! — крикнул кто–то из толпы, угадав в нас корреспондентов. — Но и мы — пили и будем пить! Так и напишите.
Этот человек, ушедший в поисках своего то ли счастья, то ли ада в штопор, очевидно, в спасении не нуждался.
Другие статьи рубрики "Жизнь после приговора":
