Почти всю войну прожили люди, и уже оставалось совсем немного до освобождения, когда в мае — июне 1944 года фашисты предприняли в этих краях очередную карательную операцию под кодовым названием «Баклан». Целью ставилось очистить тылы немецкой армии от партизан, освободить шоссейные дороги для снабжения фронта и набрать рабочую силу из местных жителей для работы в Германии. Тогда и было сожжено вместе с людьми Урупово.
Никто не ведал, где спасение
Вообще, в этих болотистых и лесных местах от карателей скрывались многие жители соседних с Урупово поселений. С их помощью и удалось установить, что же происходило в деревне. Так, жительница Плещениц Г.Ланевская стала непосредственным свидетелем свершившегося тогда бесчеловечного нацистского преступления. Обычно людям, пережившим те страшные дни, трудно вспоминать прошлое, им снова приходится переживать трагические события. Когда я беседовал с Галиной Федоровной, видел, она не исключение, чувствовалось, рассказ дается ей нелегко:
Галина Ланевская.
А в тот день с утра стали окружать. В деревне осело много беженцев, и полицаи кричали, что, мол, тут собрались партизанские семьи. Мама с моим братом находились в одном доме, а бабушка — в другом. Мама мне говорит: «Иди к бабушке, сховайся в варивню. Как чувствовала... Я прибежала к бабушке, а там уже их на улицу выгоняют — «вэк, вэк» — и в колонну строят. Теперь уже бабушка меня домой отправляла: «Вернись, хоть ты живая останешься». Я из колонны вышла, а немец увидел, замахнулся на меня палкой и вернул назад. Мы не знали, куда нас гонят, думали палить будут, а вышло наоборот — спалили тех, кто остался в домах. Маму с братом Толей на пороге застрелили. Она ребенка на руках держала, 1 год и 4 месяца ему было. На ней бусы были несгораемые — по ним потом мы ее и нашли. Провоторова, жена военного, под печку залезла с детьми, там они задохнулись. Много людей погибло. Сколько точно? Кто их считал. Беженцы сюда приходили — кто к родственникам, кто в лес прятаться.
Нас немного отвели от деревни, и ее запалили. Гнали в Малые Нестановичи, рядом была деревня Заручевье. Нас туда повели — тоже палить. Открыли пуню и всех стали заталкивать в нее... Но потом передумали и погнали в Нестановичи. Там набрали людей в Германию, нас с бабушкой не взяли... Утром смотрим — как–то тихо вокруг, никого нет. Оказывается, немцы ночью отступили. Ну и мы отправились домой. Как пришли — только куры на дереве сидят. От домов — одни головешки. Ни души живой. До освобождения совсем мало оставалось...
Как же иной раз судьба играет с нами! Почуяв беду, материнское сердце подсказало отправить дочку к бабушке, чтобы спасти. Бабушка тоже хотела спасти внучку, отправляя ее назад к маме. И никто не ведал, где оно, то спасение. Но волею судьбы немец своей палкой вернул девочку в колонну, и та... осталась жива.
За руки взялись, за оградку креста уцепились
С помощью жителей Плещениц и Логойска мне удалось с трудом отыскать второго свидетеля событий в Урупово — Ядвигу Францевну Адамович из Логойска. Во время войны она тоже жила в Урупово, было ей тогда 12 лет. Памяти моей собеседницы можно было позавидовать, по крайней мере, имена участников событий она называла не задумываясь:
— Через речку от нас, на горке, совсем близко, в четырех домах жили татары. Именно то место и называли Урупово, потом и нашу деревню стали так называть. Наши с татарами дружили, лучше, чем с кем другим.
Началась война. В деревню приходили партизаны, десантники. У нас кормили всех и одевали. Потом блокада началась, и к нам в Урупово люди бежали кто откуда, спасались. Немцы с полицаями людей, которых в лесу находили, тоже в деревню пригоняли. Полные дома понабивались, у нас тоже. Хотя немцев мало было, в основном полицаи. Они и сейчас у меня перед глазами стоят — черные длинные шинели, повязки и черные пилотки.
Это утром было, часов в девять. Окружили всю деревню. Из леса пригнали новых людей, они на улице стояли. Слышим с улицы какой–то гомон. Меня, малую, выпроводили посмотреть. Вышла я во двор, а там полицаи за меня и к тем людям отправили. Гляжу — соседка наша стоит, бабушка Юзефа Мороз и ее внучка Галя. Я к ним притулилась. Целая колонна собралась. Скомандовали нам в Нестановичи идти. Моя тетя и старшая сестра Соня остались в доме. Соня ховалась, чтобы ее в Германию не забрали. Никто ж не думал, что нас прямо здесь побьют и попалят. И чужие люди в домах сидели — боялись выходить. Вышло, кто на улице был, спаслись, кто остался в хатах, их постреляли и спалили.
Когда колонну гнали в Нестановичи, убежать нельзя было, сбоку с собаками шли. По пути, в Суботино, тоже захватили старых да малых, молодые успели попрятаться. Довели до Заручевья, там крест на перекрестке стоял огороженный: как стала война, то люди всюду тогда в деревнях кресты ставили. Немцы между собой поговорили и начали людей в пуню Лещинского гнать. Мы сразу поняли, что они нас там палить будут, и в пуню не пошли: за руки взялись, за оградку креста уцепились и кричим гвалтом. Полицаи отдирали нас от оградки. И тут бабушка Морозиха у немца просит не палить нас, в ноги кинулась. Они между собой погергетали, и немец приказ отменил. В Нестановичах загнали нас в дом и заперли — один на одном стояли, боялись садиться, чтобы детей не подавить. Одну ночь там ночевали, а утром приехали машины и всех завезли в Илию и разместили в складах, как скотину: не кормили и в туалет не пускали. Там тоже ночь переночевали. Утром пришла комиссия, и доктора отбирали в Германию. Я не попала — слишком маленькой и худой была. Затем нас отправили в Малевичи, в семи километрах от Илии, и снова в хате закрыли. А утром кто–то стучит в окно и говорит: мол, выходите и идите домой, только давку не делайте. Немцев уже не осталось, и мы все вместе пошли домой и там встретились с сестрой.
Соня рассказала, что пряталась в спальне. Потом пришли каратели, и раздались выстрелы по людям в хате. Но ее не убили. Дома все запалили. И наш дом горел, с потолка уже сыпалось, полно дыма, так сестра окно разбила и вылезла во двор. На ней одежда уже тлела. У соседей росли кусты сирени, так Соня туда сначала, под эти цветы, а потом на дерево залезла — липа рядом росла большая. Сидела на ней, затаившись, и все видела: как деревня сгорела, как грабили...
Вот и мы пришли, сели под липой и плачем. Потом Рубневская — из нашей деревни, а замужем в Проходах была — пришла с мужем, и мы из всех хат косточки в ящик пособирали и захоронили. А через неделю перенесли на кладбище в Хотаевичи. Мою тетю, Левицкую Павлину, спалили. Тогда погибли: Левицкая Фалисия, Левицкая Фалимена, Левицкий Вацлав, Провоторова Альбина и ее дети Рая и Толя, Мороз Улима и Толя, Волох. Из других деревень много погибло людей. Из деревни Белое тут был Деряндяй, тоже погиб, его дети помогали памятник ставить...
Такой памятник погибшим в Урупово поставили после войны.
Остались только воспоминания
По данным архива, тогда погибли 16 человек, но свидетели считают, жертв было значительно больше. Установить точное число сегодня уже невозможно. Я.Адамович вспоминала, что до того, зимой, каратели уже шли покарать Урупово. Возможно, кто–то «старательный» доложил в Плещеницах, что в деревню часто наведываются партизаны и жители им помогают. Поэтому каратели получили приказ спалить Урупово вместе с жителями. Партизаны через связных о том узнали и предупредили сельчан об опасности. Вся деревня спряталась в лесу. А сами полицаи попали на партизанскую засаду возле Заречья и затаили злобу на Урупово, ждали случая отомстить. Сожгли деревню в конце июня 1944 года — перед самым освобождением Белоруссии. После войны на кладбище в Хотаевичах поставили бетонный памятник погибшим тогда людям. С тех пор прошли многие годы, и сегодня уже наш долг сохранить память о сожженной и невозродившейся деревне Урупово и ее жертвах.
Александр ПАВЛЮКОВИЧ, Минск.
