Умозлоключения

Рядом с нами 240 тысяч человек страдают психическими заболеваниями
Рядом с нами 240 тысяч человек страдают психическими заболеваниями

Их сажали на цепь, пеленали в смирительные рубашки, затыкали резиновыми грушами рот. Так было давным–давно. Но и сегодня полно желающих отгородиться от «людей со странностями» как минимум решетками. В редакцию «СБ» нередко так прямо и пишут: «Они среди нас. И только 3 процента в психбольницах. Только!!!»

Инопланетяне из соседнего подъезда

«Даже студенты–медики на первых порах переступают порог психиатрической больницы с таким видом, будто пришли в террариум, в зоопарк», — замечает заведующая отделением психологической помощи Республиканской клинической психиатрической больницы Елена Горюшкина. Им говорят: это не инопланетяне, а ваши же потенциальные соседи, прохожие, знакомые знакомых! Тогда в глазах юных Гиппократов вообще вспыхивает ужас. Что в таком случае ждать от пугливой народной молвы? Особенно если пресса регулярно подкидывает «сюжеты»: там в умопомрачении кого–то зарубили, тут застрелили, здесь расчленили... Картина, казалось бы, вырисовывается до дрожи определенная. Каждый психически больной — это тлеющий вулкан, и все мы живем в ожидании: «проснется — не проснется»? Вот стоит на углу человек, прижав к уху что–то вроде ложки, и разговаривает с Москвой: а что если он мне эту ложку да в спину засадит? Где гарантии? Корреспондент «СБ» задавала этот (увы, популярный у нас) вопрос многим белорусским психиатрам и везде получала один ответ: «Стопроцентных гарантий действительно нет». Но с одной принципиальной оговоркой: как нет, в сущности, никакой гарантии, что и та же ложка завтра не окажется в руке у вас...

По данным ученых, каждый четвертый житель Земли в разное время может столкнуться с психическими проблемами и при этом каждый десятый сегодня с ними уже живет. Просто кто–то попадает в поле зрения врачей, а кто–то — нет. Кто–то — раньше, кто–то — позже, кто–то — никогда. «Между тем к 2020 году, например, депрессия выйдет на 4–е место среди заболеваний, приводящих к инвалидности, это прогноз ВОЗ, — говорит главный психиатр Минздрава Павел Рынков. — С другой стороны, во всем мире в стационарах одномоментно лечится лишь 5 — 7 процентов психически больных. В Беларуси показатель еще ниже, более того, мы за 7 месяцев нынешнего года амбулаторную помощь расширили на 19 процентов. Почему? История показала: изолировать психических больных — не гуманно и неоправданно. Эти болезни сегодня лечатся ничуть не хуже, чем телесные недуги. Современные лекарства достигли такого уровня, что госпитализировать пациента можно лишь раз в течение 5 — 7 лет. Сегодня мы даже располагаем препаратами, которые дают ремиссию при шизофрении, а она ведь занимает 52 процента в структуре заболеваемости!»

Приводят медики и другие доводы. Во–первых, экономический: представьте, во что бы вылилась массовая госпитализация тысяч и тысяч больных, если один день пребывания в клинике обходится государству в 35 — 40 тысяч рублей! Во–вторых, социологические наблюдения: родственники — уж они–то больше всех рискуют оказаться подле «проснувшегося вулкана»! — в 99 случаях из 100 готовы принять больного назад, пусть даже у него руки в крови. В–третьих, еще никто не отменял Закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», а он людей с психическими заболеваниями в правах не ограничивает. И наконец сама за себя говорит криминальная статистика: 95 процентов правонарушений совершается психически абсолютно здоровыми людьми. Вменяемыми, между прочим, были признаны и «витебский маньяк» Михасевич, и Чикатило, и сотни матерей–детоубийц...

Лечить или карать?

Читатель возразит: зато невменяемым УК не писан! Резонно, хотя это совсем не значит, что 5 процентов преступников «разгуливает среди нас». Ежегодно около ста психически больных, совершивших самые тяжкие преступления, по решению суда поступают в Республиканскую психиатрическую больницу «Гайтюнишки» — закрытое учреждение под юрисдикцией Минздрава, а не МВД, как это было в недалеком прошлом. «Медицинская» модель, по мнению Павла Рынкова, более оптимальна: «Таких людей необходимо не карать — необходимо лечить. И сроки пребывания в «Гайтюнишках» по возможности приближены к срокам заключения. Допустим, лица, совершившие убийства впервые, ранее чем через 4 — 5 лет за пределы больницы со строгим наблюдением никогда не выйдут. Бывают и «долгожители» — они лечатся по 10 — 12 лет». Следующий этап для преступника, который не ведал что творил, — психиатрическая больница с обычным наблюдением. И только потом, спустя год — два, он возвращается де–факто в мир, но де–юре опять под присмотр медиков, на спецучет психоневрологического диспансера.

— На спецучет попадают как люди, совершившие правонарушения, так и те, кто, по оценке психиатров, в силу своего заболевания к ним склонен. Если, например, человек одержим идеями, особенно направленными против кого–то конкретно, или склонен к агрессии и т.д., — объясняет заместитель главного врача по лечебной части Минского психоневрологического диспансера Татьяна Гемза, — за такими пациентами, конечно, контроль особый: мы наблюдаем их не менее 1 раза в месяц, причем не только врач, но и медсестра, надо — выезжаем на дом. Сегодня на спецучете в столице стоит около 300 пациентов. Мизерный процент, если учесть, что всего у нас наблюдается более 34 тысяч человек.

Анатомия страха

«Очень страшные» подробности в историях болезни пациентов на спецучете — редкость почти музейная. Достаточно сказать, что сегодня среди подопечных Минского психоневрологического диспансера нет ни одного убийцы. Зато в изобилии бытовые хулиганы и мелкие воришки. «Скажем, выбросил человек бутылку из окна, разбил машину. Или проник в соседнюю квартиру, стащил какую–то ерунду, а то и вовсе уселся ждать хозяев, — рисует типичные проступки «особо опасных» больных Татьяна Гемза. Опасны ли на воле «преступники поневоле»? Как правило, нет. За последние годы «рецидивистами» стали лишь пару человек. Что же до ситуации «свихнулся посреди бела дня и зарезал всю семью», то ничего подобного в своей практике никто из врачей не припомнит. «Болезнь, как и ее обострения, не возникает в одночасье, — объясняет Татьяна Федоровна. — Есть предвестники беды: нарушается сон, появляется раздражительность, вспыльчивость или, наоборот, развивается депрессия, обостренная ранимость и пр. А агрессия... Вы знаете, если человек до болезни не был к ней склонен, очень маловероятно, что она прорежется и впредь».

Если опасность стремится к нулю, что же тогда движет людскими страхами? Этой вредной привычкой называть психбольных «дуриками» и ждать от них беды? Предрассудки — уверен Павел Рынков. И приводит пример: в переходе метро у железнодорожного вокзала Хельсинки изо дня в день неистово бьет в барабаны «человек со странностями». У нас бы от него шарахнулись, хуже того — вызвали б психбригаду, а там только понимающе улыбаются и проходят мимо... А Елена Горюшкина объясняет обывательскую жестокость другим страхом — перед непонятным: «Мы всегда боимся того, чего не понимаем. А еще в нас говорит инстинкт самосохранения, так же ведут себя животные по отношению к слабым и больным особям — просто стремятся от них избавиться». Значит, страхи объяснимы, страшно сказать — даже естественны. Вот только бьет наш «защитный рефлекс» по живому. Сразу, без разбора и на веки вечные помечая клеймом «людей со странностями». Попал в больницу с неврозом — «псих», стянул в затмении кочан капусты — «маньяк», и на порог его не пускать, и выселить на 101–й километр... Тамара Карманова, психолог РКПБ с 20–летним стажем, ставит вопрос иначе: «Можно, конечно, по–разному относиться к нашим пациентам. Можно отторгать, бояться, обвинять во всех смертных грехах, а можно жалеть, сочувствовать. Давайте смотреть правде в глаза: мы нуждаемся в защите или все–таки они в нашей помощи? Под Новый год прямо в коридоре РКПБ умер человек, который эту дилемму для себя решил. Он нес подарки малышам из психоневрологического отделения. Но не выдержало сердце...»
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter