В пору моего детства дорога, бегущая из Барановичей в направлении Ляховичей, напоминала аллею: по обе ее стороны росли могучие тополя, стволы которых в полуметре от земли были перетянуты узкой полоской побелки. Потом тополя спилили, но их успел снять для своего фильма «Возьму твою боль» мой земляк Михаил Пташук. Он так и сказал: «Успел», когда мы проезжали эти места и его «Волга» неожиданно для меня повернула на обочину и остановилась. В тот момент я понял, что ему тоже очень нравилась тополиная аллея.
На 14–м километре дороги стоит указатель на деревню Турки. Многие ошибочно в этом названии ударение ставят на первый слог. На самом деле турки у нас не живут и, вероятнее всего, никогда не жили, хотя мой дядька Иван как–то рассказывал красивую легенду о том, что в незапамятные времена турецкий султан потерял здесь золотую шапку. Желающие найти ее потратили на поиски немало времени, не нашли, да сами в итоге так тут и осели.
Впрочем, есть и другие версии названия моей деревни. Когда–то на Белорусском радио писатель Владимир Юревич вел популярную передачу «Жывое слова». Я, тогда еще школьник, обратился к Владимиру Михайловичу с вопросом по поводу происхождения названия моей деревни и вскоре получил ответ: очевидно, здесь давным–давно водились туры — те самые легендарные животные, которые, к сожалению, все вымерли. Но когда писатель на основе своих передач издал книгу «Слова жывое, роднае, гаваркое...», я с удивлением обнаружил в ней совершенно другое толкование: мол, Турки названы в честь первопоселенца по фамилии Турко, образованной от слова «турок». Так называли иноземца, который не знал местного языка, поэтому все время молчал.
С одной стороны Турков огороды упираются в болото, уже, впрочем, достаточно осушенное, и по нему можно ходить, не опасаясь промочить ноги. Но лет тридцать — тридцать пять назад, особенно весной, в паводок, без сапог туда не стоило и думать, чтобы сунуться. А еще раньше в нем были такие непроходимые места, что недолго было утонуть. Как вспоминает мама, «ступiш, а балота дуецца–дуецца i пачынае засмоктваць». Между тем на протяжении многих лет болото помогало моим односельчанам зарабатывать на жизнь. Они добывали на нем торф, для чего использовали лопаты, имеющие специальную, удобную для нарезки торфяных кирпичиков, форму. Высушенные кирпичики потом продавали. Но после войны, где–то уже в начале пятидесятых, добычей топлива за нашей деревней занялось государство, и торфяному бизнесу моих односельчан пришел конец. На смену лопатам пришли машины, они копали глубоко, «на дванаццаць шыхтоў», в результате чего образовались большие ямы («сажалкi»), в которых на радость детворе водилась рыба.
Возле самой деревни есть захоронение погибших здесь во время Великой Отечественной войны советских солдат и мирных жителей. Дабы представить себе памятник, нужно вспомнить, что представляют собой солдатские могилы, но при этом иметь в виду, что его высота — с двухэтажный дом.
Где–то в этом месте во время Великой Отечественной разыгралась трагедия. По дороге, разрезающей нашу деревню на две части (другая, поменьше, у нас, как и много где в Беларуси, называется «засценак»), немцы перевозили в грузовике еврейские семьи. Возле Турков одна из женщин бросила из кузова что–то завернутое в одеяльце. Немцы это увидели. Машина остановилась. По свертку ударили автоматной очередью. Оказалось, там был маленький ребенок и кое–какие сбережения для тех, кто возьмет ребенка на воспитание.
Если посмотреть на вершину памятника, возникает ощущение какой–то незавершенности. Говорят, по задумке тогдашнего председателя местного колхоза «Октябрь» Льва Олиферко, там то ли должна была быть большая золотистая звезда, то ли макет ордена Отечественной войны. Но якобы на это не было получено разрешение свыше. А в нескольких метрах от памятника по сей день можно увидеть закрытую решеткой яму, сквозь которую тянется к небу береза. Изначально планировалось, что в этой яме будет стоять газовый баллон, а перед памятником гореть Вечный огонь. Увы, и из этой затеи председателя тоже ничего не получилось. Как не реализовались или не полностью реализовались многие другие проекты неординарного человека Льва Олиферко. Это ему принадлежит идея в свое время нашумевшей на всю республику акции «Усiм класам — у родны калгас!», когда весь выпускной класс Федюковской СШ остался работать в родном хозяйстве. Для молодых хлеборобов была пошита спецодежда, созданы все на то время возможные условия для работы в хозяйстве. А через некоторое время в колхоз приехал очередной журналист, и в результате появился материал, который своим уничижительным тоном у многих сельчан вызвал шок. Честно говоря, из той акции, задуманной Л.Олиферко, действительно ничего не получилось. Многие из «разрекламированного» школьного выпуска все же со временем разлетелись по свету.
Чтобы пройти по моей деревне из одного конца в другой, хватит и десяти минут. Но в будни этот путь, как правило, короче, чем в выходные. В праздничные дни, да еще в хорошую погоду мои односельчане любят посидеть на улице, на лавочках, а проходящего мимо остановить каким–нибудь банальным вопросом типа: «Куды гэта ты выбраўся?» Слово за слово одна тема порождает другую, и тот уже забывает, что куда–то шел, и вспомнит об этом лишь с появлением на улице новой фигуры.
Кстати, при встречах у нас не говорят: «Добры дзень!» Мужчине говорят: «Здароў!», женщине: «Здарова!», а когда приветствуют сразу нескольких человек, говорят: «Здаровы былi!» Добрый день — понятие растяжимое, а вот здоровье для сельского жителя — это на самом деле главное.
На Купалье мы не прыгали через огонь, не искали цветок папоротника, девчонки не плели венков и не пускали их на воду. Да в общем–то и пускать было негде: до ближайшей речки Ведьмы — четыре километра. Зато мы знали, что в хате нельзя свистеть, что хлеб нельзя класть нижней коркой вверх, что остриженные волосы нельзя бросать на ветер, что во время пожара нужно пройти вокруг пылающего дома с иконой в руках...
Этой улицей, единственной в нашей маленькой, едва ли насчитывающей сотню дворов деревне, я ходил тысячи раз и, кажется, могу пройти по ней с закрытыми глазами, безошибочно указывая на каждую хату, дерево, колодец...
Вот колодец, в котором сельчане в войну прятали продукты. А вот дуб, без кроны, но корни его по–прежнему глубоко в земле. Самое старое дерево в ближайшей округе. До недавнего времени каждый год на нем селились аисты. Но крона его становилась все пышнее, все разлапистее, и с каждым годом аистам все труднее было садиться в гнездо, чтобы не поранить крылья. Потом оно и вовсе развалилось, и в одну из весен аисты не поселились на дубе. А потом в деревню на машине с высокой лестницей приехали электрики обрезать деревья, и наш сосед–дачник заплатил им, чтобы они подняли на дуб деревянное колесо: ведь аисты приносят счастье! Но вскоре после этого сосед умер, так и не дождавшись аистов, а на деревню налетела буря, сломала на дубе несколько больших лап, и крону пришлось спилить.
А вот хатка, где жила тетка моей мамы — баба Стася. И с осени 1965–го по весну 1966–го жили папа с мамой. Жили, как и большинство сельчан, небогато. «Румянаў магазiнных не ведалi. Куплялi, бывала, ружовыя абоi, а фарба на iх, калi пальцам правясцi, бралася. То дзяўчаты ёй i румянiлiся. Шампуняў не было. Вядро зверху завязвалi анучай, сыпалi на яе вуглi з бярозавых дроў, потым лiлi на iх кiпнем. Вада рабiлася мылкай». Весна 1966 года была очень ранняя, в конце февраля, когда я и появился на свет, стояла оттепель. «Калi ўжо трэба было ехаць у бальнiцу, — рассказывает мама, — бацька твой пераносiў мяне па досцы на руках — такая лужа была каля веснiкаў. А маразоў у той год ужо i не было больш».
Конечно, всегда были и хаты побогаче. В них появились первое в деревне радио, первый телевизор. «Вiльчэцкi Iван рабiў на жалезнай дарозе, i ў яго быў бясплатны праезд, i аднекуль прывёз радзiва. Дачка тое радзiва паслухае, потым выбяжыць на вулiцу i расказвае нам, што там гаворыць Масква». Было это в середине пятидесятых.
Пройдя всю деревню, можно опять выйти на дорогу Барановичи — Ляховичи. Но здесь, если выходить с этого, противоположного, конца, нет никаких указателей, никаких знаков. Словно в деревню есть въезд, но нет выезда. Потому что из нее и так много людей уезжает. Тех, что могли стать ее хозяевами, а стали гостями.
Заметка краеведа
Деревня Турки находится в Ляховичском районе Брестской области, 3 км на запад от г. Ляховичи. На 2005 год — 25 дворов, 58 жителей. В 1844 г. деревня была частью имения Дарово, принадлежавшего К.М.Куневичу. В 1897 г. в деревне 43 двора, 242 жителя, хлебозапасный магазин. С 1921 г. — в составе панской Польши, 76 дворов, 250 жителей. В 1951 г. жители деревни создали колхоз «Красный маяк». В 1965 году на братской могиле советских воинов установлен обелиск. Из исторических мест известно татарское кладбище — мизар.
На снимках: Алесь Бадак;
дядя и мать Алеся, 1946 г., деревня Турки.
Алесь БАДАК.
