В ноябре Министерство образования, наверное, побило все рекорды по числу больших мероприятий. Первые республиканские конкурсы на лучший детский сад и «Студент года» чего стоят! А еще — международный конкурс детского рисунка, турнир по интеллектуальным играм, республиканская неделя технического творчества и т.д. и т.п. Казалось, ни дня без события, которое оставшиеся в тени энтузиасты–педагоги готовили долго, упорно, вкладывая душу. Туши сыграны, призы розданы. И «учить» — верно, звучит теперь вдвойне гордо. В минуты признания, в праздники — да. А в школьные, к примеру, будни?
...На днях как–то мимоходом, под конец общешкольного родительского собрания наш директор негромко посетовал: мол, уважаемые, четверо младшеклассников попались на кражах в магазине, поговорите, пожалуйста, с детьми, объясните, ведь мы обязаны отреагировать по каждому случаю и классных руководителей тоже наказать рублем. Удивительно, как это никто из сотни человек, сидевших в зале, не выкрикнул: «Да за что?!» Действительно. Стащили мальчишки у кассы жвачку — то, что раньше родители покупали не глядя (а сейчас уже считают деньги). Безобразие, конечно. Надо пресекать на корню. Но при чем же здесь первая учительница? Наверное же, дело было после уроков, а то и в выходные? И папа с мамой еще с яслей должны были внушить непреложное, на уровне рефлекса: не твое — не бери? В том–то и вопрос: чуть что — учитель у нас всегда и везде окажется крайним. С семьи спросят во вторую очередь, с него — в первую. Даже если один из воришек учится в его классе лишь третий месяц. Что уж говорить о печально известном случае в Поставах, когда две школьницы сообразили пивка на двоих и одна погибла. Досталось всему педагогическому составу. И не важно, что дело было на каникулах...
Когда–то учителя возносили на пьедестал. Сегодня же он — как тот ишак из сказаний Насреддина, на которого понавьючено столько, что непонятно, как ноги тянет. Читаешь учительские письма–отклики последних недель — плакать хочется. После уроков наследнику Сухомлинского нужно бежать по квартирам, составляя подробнейшие, из 15 пунктов, акты обследования условий жизни и воспитания учеников. С него строго спрашивают и за ремонт класса, за охват питанием, школьным лагерем, театрами–музеями–ледовыми дворцами, конкурсами–конференциями. А еще — отчеты, планы, характеристики (в этом бесконечном переводе бумаги с учителями могут посоперничать, видимо, только медики). Пардон, а где же семья? Она–то у нас за что отвечает? За «одеть–обуть–накормить»?
Спору нет, разные бывают учителя и по–разному они справляются со своей ношей. А семья–то, если судить по любой статистике за последние 10 месяцев — наркологической ли, криминальной ли, справляется еще хуже. Папа пропускает рюмку за рюмкой на глазах у ребенка, а школа каким–то чудесным образом обязана вдолбить ему в голову, что алкоголь — это яд. Родители погружены в собственные проблемы, а учитель уже должен чуть ли не онлайн связь держать с каждым учеником после шести вечера. В семье только и разговоров, что о кредитах да процентах, а на уроках извольте внушить ему «разумное, доброе, вечное». Что из этого получается — до боли ярко продемонстрировала история с 18–летними московскими студентками Майей и Ритой, вместе сделавшими в начале ноября свой последний шаг с 12–го этажа. Уж судили в телевизионной студии — рядили, как, почему, о сектах вспомнили, о подстрекателях, а показали видео с мамой одной из девочек — немой шок. Бренча кастрюлями, она безучастно бормочет что–то о погибшей неделю назад единственной дочке...
Когда семья всучила учителю «бразды правления» в деле воспитания? Одни говорят: еще в советские времена, когда зачитывались «Педагогической поэмой». Другие — в начале 1990–х (мол, время было смутное, а у мам с папами одна забота — выстоять бы). Третьи утверждают: в последние 5 — 10 лет. Как бы то ни было, всучили и забыли. Отсюда и эти вечные «школа должна!». А ведь своим непомерно раздутым общественным функциям учитель и сам не рад. Потому что не за ними шел в профессию. Может, пора наконец уточнить бескрайний круг его обязанностей?
