Ирине Семеновне 15 марта должно было исполниться 80 лет, и Большой театр Беларуси — ее родной дом — готовился пышно отпраздновать ее юбилей.
Ровно тридцать лет — с 1964 по 1994 год — блистала она на белорусской оперной сцене, исполнив за это время тридцать ведущих оперных партий, и почти тридцать лет работала доцентом кафедры пения Белорусской государственной академии музыки. В одном только Большом театре Беларуси работают солистками четыре ее ученицы: Елена Золова, Светлана Марусевич, Татьяна Петрова, Инна Русиновская. А также такие известные певицы, как Лидия Кузьмицкая, Тамара Ремез, Елена Сало, Светлана Стародетко.
— Я помню, как она появилась в консерватории на подготовительном отделении, — рассказывала моя мама Людмила Андреева, поступившая тогда на второй курс. — Удивительная девушка с длинной, ниже пояса белой косой и огромными глазами. Деревенская, совсем простая, одержимая пением.
Ирина Семеновна Шикунова родилась 15 марта 1940 года в деревне Коммуна Любанского района Минской области в крестьянской семье. Пережила войну. Окончила среднюю школу № 2 города Дзержинска Минской области.
Десять лет назад студентка Юлия Кононович взяла у нее учебное интервью, до сих пор размещенное на сайте Белорусской академии музыки.
— Уже в детстве я любила петь, — вспоминала Ирина Семеновна, — Уйдут все из дома, а я открываю настежь окно и заливаюсь соловьем. Как и все девочки любила переодеваться в мамины платья. Помню, по радиоточке услышала отрывок из «Евгения Онегина» Чайковского, и так мне понравилась сцена письма Татьяны, что я быстро выучила ее на слух. Кручусь перед зеркалом, представляю, что нахожусь на сцене, и пою: «Я к Вам пишу, чего же боле…»
Еще в школе ее заметила учительница пения, она стала выступать в школах и клубах. И, конечно же, этот путь очень быстро привел ее в консерваторию.
— Однажды отец принес газету, — рассказывает она, — и там я совершенно случайно прочитала объявление: «Открывается подготовительное отделение пения при консерватории». Я решила: поеду прослушаться! Ева Савельевна Дворина мне аккомпанировала, а я, худенькая, в красном платьице, пела «Дым фабричный плывет…». Вдруг поднимается мужчина (я только потом узнала, что это был ректор консерватории Анатолий Васильевич Богатырёв) и обращается ко мне: «Вот эта девочка пусть зайдет ко мне в кабинет». Я пришла, Анатолий Васильевич начал меня распевать, проверять диапазон и сказал: «Будешь учиться в консерватории».
С огромной любовью рассказывает она о своем консерваторском педагоге Ульяне Борисовне Масленниковой, о концертмейстерах, режиссерах, дирижерах, которые были ее наставниками в юности и в зрелости.
Распределили ее в Гомельское музыкальное училище, но она, вопреки всему, решила попробоваться в театр.
— Художественный руководитель Дмитрий Николаевич Смолич внимательно прослушал меня и сказал: «Эту девочку я беру». Так я попала в стажерскую группу в 1964 году, — вспоминала она много лет спустя.
В те годы ставилось очень много белорусских опер, и почти во всех пела Ирина Шикунова. Юзефа («Ясный рассвет» Туренкова), Марфочка («Дзяўчына з Палесся» Тикоцкого), Оксана («Когда опадают листья» Семеняки), Клава («Тропою жизни» Генриха Вагнера).
Но главное, конечно, Ирина в «Седой легенде»! Она была первой исполнительницей этой партии и в 1980 году — единственная из участников спектакля — была удостоена Государственной премии БССР.
—Тогда все лучшие солисты были — Дедик, Шикунова, Данилюк, Савченко — весь цвет, который у нас был, — рассказывал мне в 2017 году автор оперы Дмитрий Брониславович Смольский.
И, конечно же, она прекрасно исполняла итальянский репертуар. Особенно после того, как в 1970—1971 годах прошла стажировку при театре «Ла Скала» у маэстро Мерлини.
— Помню, когда пела Дездемону с Зиновием Бабием, — вспоминала Ирина Семеновна. — Что за актер! Заводился с полуоборота. Наступает сцена удушения. Я лежу, а он идет на меня — глаза безумные, как тигр прыгает на кровать. А я от страху начинаю молиться: «Хоть бы не задушил, хоть бы не задушил…» По-человечески боялась: такой темпераментный был! А вот еще один случай: «Богема» Пуччини. Сцена смерти: я лежу на полу, все надо мной стоят поникшие. И тут заходит Рудольф — Владимир Глушаков — и спрашивает: «Что случилось? Что вы все так смотрите?» Вдруг видит меня и вдруг ни с того ни с сего как закричит: «Тьфу… Мой Бог! Мими!?»
Сегодня Мими умерла уже по-настоящему. Улетела туда, где ангелы поют ангельскими голосами. Теперь она одна из этих ангелов, и пусть земля ей будет пухом, а небо — раем.
