У набоковской "Лолиты" обнаружилась "сестра"

18-страничная «Лолита» образца 1916 года обнаружилась совершенно случайно, сообщил газете Михаэль Маар. Как-то в гостях он разговорился с одним учителем, и тот спросил, знает ли его собеседник, что образ Лолиты был создан задолго до Набокова? «Мы здорово поспорили по этому поводу, и в доказательство он дал мне прочесть рассказ фон Лихберга, — поведал со страниц «Франкфуртер альгемайне» Михаэль Маар. — Когда читаешь, тебя охватывает какое-то сюрреальное чувство дежа-вю. Совпадение сюжетов двух историй, точек зрения рассказчика, даже выбор имени поражают. К сожалению, нет логического мерила того, когда определенное количество совпадений перестает быть случайным». Совпадений, действительно, много. Одинаков возраст героинь, очень похожи обстоятельства встречи обоих рассказчиков с их Лолитами, только у Набокова это происходит в сонном американском городке, а у фон Лихберга – в испанском. Оба рассказчика приезжают туда насладиться покоем, оба снимают жилье, у хозяев которого есть дочка Лолита, оба видят в этих девочках больше чем ребенка. И в романе, и в рассказе – несколько смертей, но у Лихберга в отличие от Набокова умирает и главная героиня. Правда, при всех совпадениях есть и колоссальное различие, указал Маар в интервью английской «Дейли телеграф»: «Становится очевидно, что сам по себе сюжет ничто. У новеллы нет особых художественных достоинств, а в романе виден мастер, который берет тот же сюжет и создает шедевр». Специалисту по немецкой литературе Маару имя фон Лихберга было совершенно не знакомо, и, естественно, он решил узнать об авторе все, что можно. «Это было совсем непросто, так как оказалось, что Лихберг – псевдоним». Настоящее имя автора – фон Эшвеге, и во время Первой мировой войны, когда в Берлине вышла его «Лолита», он был лейтенантом. Умер в 1951 году, за четыре года до выхода в Париже набоковской «Лолиты». Любопытно, как бы он к ней отнесся? Был ли Набоков знаком с предшественницей его героини и с самим автором рассказа? Маловероятно, хотя Набоков и Эшвеге долго жили в Берлине одновременно. Однако есть большое «но». «За пятнадцать лет жизни в Германии, — писал Набоков в книге воспоминаний «Другие берега», — я не познакомился близко ни с одним немцем, не прочел ни одной немецкой газеты или книги и никогда не чувствовал ни малейшего неудобства от незнания немецкого языка». Немецкий Набоков, конечно, знал, но не на том уровне, который почитал знанием. И в совершенстве владея с младенчества и английским, и французским, немецкий, очевидно, не любил. «Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию. Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце – по-русски, и мое ухо – по-французски», — говорил Набоков. В 1922 году по окончании Кембриджского университета он, однако, не остался в Англии, не уехал в Париж, а перебрался в Берлин, потому что после победы большевиков именно германская столица стала интеллектуальным и литературным центром русского зарубежья, лишь позднее уступив этот статус Парижу. В «русском Берлине» возникали русские газеты и журналы, выходили альманахи, работали русские издательства, повсюду звучала русская речь, а эмигранты, еще не веря в окончательность этого горького звания, со дня на день ждали неизбежного падения большевиков. Круг общения Набокова ограничивался средой эмиграции, а «встречи с берлинскими туземцами» были «очень немногие и совершенно случайные». Лишь после прихода Гитлера неоспоримым центром русской диаспоры стал Париж, куда Набоков переехал в 1937 году. Именно там он задумал свою «Лолиту». Из Франции писатель с женой и сыном уехал в США в 1940 году, перед самой немецкой оккупацией. «Первая маленькая пульсация «Лолиты» пробежала во мне в конце 1939-го или в начале 1940 года в Париже, на рю Буало, в то время, как меня пригвоздил к постели серьезный приступ межреберной невралгии, — вспоминал писатель в послесловии к американскому изданию «Лолиты» 1958 года. – Насколько помню, начальный озноб вдохновения был каким-то образом связан с газетной статейкой об обезьяне в парижском зоопарке, которая после многих недель увещеванья со стороны какого-то ученого набросала углем первый рисунок, когда-либо исполненный животным: набросок изображал решетку клетки, в которой бедный зверь был заключен». Странным образом эта история стала толчком к появлению рассказа «Волшебник». «Героя звали Артур, он был среднеевропеец, безымянная нимфетка была француженка, и дело происходило в Париже и Провансе, — рассказывал Набоков. – Но вещицей я был недоволен и уничтожил ее после переезда в Америку в 1940 году». К сюжету он вернулся девять лет спустя в университетском городке Итака, в штате Нью-Йорк, где преподавал русскую литературу. Артур превратился в Гумберта, безымянная нимфетка стала Лолитой. Книга подвигалась медленно, с большими перебоями и была закончена весной 1955 года. Четыре американских издателя были возмущены романом, и он вышел в Париже, в издательстве, которое выпускало на английском книги, почему-либо запрещенные в Англии или Америке. Итак, ничто не говорит о знакомстве Набокова с немецкой «Лолитой». Но неужели разительное сходство рассказа и романа может быть случайным? Разве такое бывает? Представьте себе, бывает. Вот один из не менее удивительных примеров. В 1945 году Джордж Оруэлл создал знаменитый роман-памфлет «Скотный двор», который в СССР был издан лишь с наступлением перестройки в 1988 году, в рижском журнале «Родник». В последующие годы его переиздавали многократно, находя в нем сатиру уже не только на сталинские, но и ельцинские времена. Так вот, в том же 1988 году было установлено удивительное сходство оруэлловской сатирической сказки со «Скотским бунтом» нашего историка и писателя Николая Костомарова. Его рассказ, предположительно написанный в 1879—1880 годах, остался в рукописи, которая увидела свет лишь в 1917-м, после Февральской революции, в журнале «Нива». В число восьми иностранных языков, которые знал Оруэлл, русский не входил, а «Скотский бунт» за рубежом вообще не переводился, да и у нас был переиздан лишь совсем недавно – в 2002 году («Алгоритм», тираж 3000 экземпляров). Так что удивительные совпадения нет-нет да случаются.