Ранним утром 23 марта 1956 года поезд Москва — Кустанай отчалил от перрона Казанского вокзала и, взяв курс на Восток, повез меня и еще больше десятка новоиспеченных трактористов, выпускников Вилейского училища механизации № 32, в неизвестность под названием Целина. Мы были молоды, полны энергии, энтузиазма и в предвкушении степной романтики всю дорогу пели популярные в то время песни: «Вьется дорога длинная, здравствуй, земля целинная», «Едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты и я». В последней песне кто-то в шутку менял одно слово, и получалось «станем новоселами и ты и я». Никто не придавал этому значения, потому что мы тогда еще не знали, что эта шутка окажется пророческой.
Тем временем через двое суток ночью мы проехали Челябинск, а утром наш поезд уже отстукивал километры по бескрайней кустанайской степи. Я выглянул в окно и увидел простирающуюся до самого горизонта рыжую равнину, на которой в этом месте не было ни кустика, ни деревца, и такая невыносимая тоска по нашим родным белорусским пейзажам сжала сердце, что это состояние я помню до сих пор.
Высадились мы на станции Тогузак и сразу направились в буфет перекусить, но он нас встретил соленой килькой и конфетами-подушечками. Больше там, кроме самой буфетчицы, ничего не было, а песенное пророчество начало сбываться.
На полевом стане, куда меня направили на работу, жить пришлось в вагончике с двухъярусными нарами, застеленными ватными тюфяками, в которых себя очень вольготно чувствовали всевозможные кровососущие букашки. Помыться там, естественно, было негде. Тем не менее, несмотря на трудности, к которым нам, детям войны, было не привыкать, весь апрель мы работали на влагозадержании, подготовке к посевной, а в мае быстро отсеялись, потому что работать на ровных, как стол, полях, где нет ни кустарников, ни водоемов, ни камней, одно удовольствие. В мае же произошло и чудо, на которое, глядя в небо каждую весну, надеются хлеборобы этого засушливого края — прошли теплые обильные дожди.
В конце июля 1956 года Кустанайскую область посетил Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. Пшеница стояла еще на корню, но он уже лично смог убедиться в том, что вот-вот пойдет большой хлеб. Как известно, целина была детищем Никиты Сергеевича, поэтому туда, по официальным данным, было отправлено 120 тысяч тракторов, 10 тысяч комбайнов и другой сельскохозяйственной техники, около полутора миллиона молодых людей приняли участие в этом грандиозном проекте, а урожай 1956 года оценивался в миллиард триста миллионов пудов. Мне трудно судить, насколько правдивы эти цифры, но я своими глазами видел, как в огромных количествах погибал хлеб, добытый, прямо скажем, героическим трудом советских людей.
Уже в первые дни массовой уборки стало ясно, что существующая инфраструктура с огромными потоками зерна не справится: не хватало зернохранилищ, элеваторов, нормальных дорог. Зерно приходилось складировать в огромные бурты прямо на землю под открытым небом. Кроме этого, большие потери хлеба были и по причине бесхозяйственности и неграмотной организации труда. Так, комбайнеру, например, платили не за намолот, а за убранную площадь, поэтому, не дождавшись машины, которая отвозила зерно, он освобождал бункер прямо на землю, и уже на расстоянии каких-нибудь 10 метров, слившись по цвету со стерней, эта кучка пшеницы становилась практически незаметной. Кое-что солдаты и студенты потом подбирали, но очень много таких кучек оставалось гнить в поле.
У большинства автомобилей, перевозивших зерно, не имелось в кузовах специальных уплотнений, поэтому все дороги были обильно посыпаны пшеницей, а прошедшие ближе к осени дожди стали настоящим бедствием для водителей: гумус вперемешку с зерном буквально заклеивал протекторы, и машины буксовали на ровном месте, как на льду.
Дожди увлажнили и находящиеся под открытым небом бурты, несмотря на то что сверху они были укрыты брезентом, поэтому зимой влажное зерно в них начало «гореть». Температура внутри некоторых буртов достигала 70—80 оС даже в тридцатиградусные морозы.
Для охлаждения «горящего» зерна мы применяли специальные катапульты, которые по воздуху перебрасывали его в новое место. Работа велась круглосуточно, но через некоторое время процесс «горения» возобновлялся с новой силой. Менялись цвет и запах зерна. Сначала оно пахло вином, и тогда его отгружали на спиртзаводы, но и там не справлялись с большими объемами портящегося зерна, поэтому несколько буртов в нашем совхозе так и осталось лежать до весны 1957 года, превратившись в грязно-серую зловонную массу. Никогда не думал, что хлеб может иметь такой отвратительный запах, распространявшийся на сотни метров вокруг.
А потом целину постигла новая напасть: началась ветровая эрозия. Пыльные бури сдули плодородный слой на сотнях тысяч гектаров… Особенно частыми и сильными они были в начале 1960-х годов. Местные жители шутили, что белые рубашки навсегда спрятали в шкафах. Я сам в 1970 году видел придорожные кюветы, заметенные пылью, и даже целые сугробы, напоминающие зимние картины у нас в 1950-е. В результате урожайность с 15—16 центнеров с гектара в 1956-м снизилась в последующие годы до 3—5 центнеров с гектара.
Таким образом, урожай 1956 года стал первым и последним рекордом на казахстанской целине. И все потому, что тогдашнее руководство СССР стремилось решить продовольственную проблему наскоком, без должного научного обоснования и без предварительной подготовки.
В результате, как известно, с 1963 года пшеницу СССР начал закупать в Канаде, Аргентине, США и даже в Румынии.
Август ВОЙТЕХОВИЧ, участник освоения целины.
ОТ «СГ»
Нам будет вас не хватать, Август Павлович.
