— Человек так устроен, особенно творческий, что нет-нет да и обращается мысленно в свое далекое прошлое – детство, отрочество, юность…
— Согласен. Ведь первые мои шаги в художестве связаны с малолетством, когда впервые взял в руки карандаш, краски, лист белой бумаги.
— Ну и как?
— О-о, десятилетия минули… Мечта вроде осуществилась.
(Из разговора с заслуженным работником культуры Беларуси, известным художником Евгением Евстафьевичем Красовским.)
В шестидесятые годы прошлого века в нашей прессе его называли «одним из наиболее активных белорусских художников старшего поколения». Да, его творчество начиналось во времена бурного строительства новой послеоктябрьской жизни.
Родился он в 1908 году в Баку. Тогда, кстати, многие белорусские семьи были разбросаны нелегкой жизнью по разным уголкам за пределами родной земли. С ранних лет увлекся рисованием, мог подметить такое, мимо чего проходили его сверстники.
Через всю жизнь он пронес ощущение крепкой отцовской руки и ту трагедию, когда она вдруг выпустила его мальчишечью руку, – отца настигла вражья пуля. Вдоволь хлебнули лиха. После смерти отца (был служащим) семья на некоторое время перебралась в Воронеж. И здесь было нелегко: голод и тиф… Но были и счастливые мгновения-дни, и слезы радости при встрече красных конников…
В 1922 году переехала семья Красовских на родину матери, в Минск. Тут Евгений учится в вечерней школе рабочей молодежи и работает в театрально-декорационной мастерской Первого Белорусского государственного драмтеатра.
Ах ты, Минск-Минск той поры!.. Как это далеко и как близко. После изгнания вояк буржуазной Польши город задышал полной грудью. Внешний облик был полон контрастов. Центр с гостиницей «Европа» и Соборной площадью, Губернаторской улицей; с другими местами, красочно-броскими, как Золотая Горка, Привокзальная площадь и кафедральный костел, церкви в незабываемо-поражающих стилях, а также окраинные места Грушевки, Ляховки, Комаровки-Сторожевки, Немиги с деревянными тротуарами; готика старой синагоги и мещанские домишки в палисадниках и садах. А чего стоила ленивая Свислочь с песчаными пологими берегами, поросшими аиром и кувшинками, с нависшей зеленью деревьев, с уходящими в реку дощатыми мостиками и звучным постукиванием деревянных пряников в женских руках при стирке белья!
И пускай Минск был контрастен, но повсюду царила добрая и открытая душа его жителей-тружеников, их вера в завтрашний день.
— Ну а как же главное – творчество?
— До настоящего было еще далеко. Надо было учиться, учиться, мысленно заглядывая в даль, — ответил Евгений Евстафьевич. – Помимо школьных учителей, рядом находились чуткие и опытные наставники в театрально-декорационной мастерской, когда я впервые приобщался к труду, — известные художники Оскар Петрович Марикс и Константин Георгиевич Тихонов. Они многое дали. Да, это были чудесные люди, щедрые и добрые душой.
(Из разговора.)
Постигать знания надо было не только у жизни, но и в избранной профессии. И с большой радостью, хоть и вдали от родного дома, он учится в Витебском художественном техникуме, а позже – в киевском институте. Вся прошедшая жизнь, вплоть до последнего дня, — неустанная учеба и работа, работа и учеба… А каждая свободная минута – общение с родным городом. Созидательный порыв людей тех времен, пафос труда и ритм пятилеток, рождение новых отношений, вера, зачастую слепая, в завтрашний день – все-все, естественно, волнует художника.
Восторг сжимал сердце, когда в 1929 году пустили первый трамвай по линии Товарная станция – Комаровская площадь. Когда возводились новые, броского вида здания. Когда озеленялись улицы. Когда закладывалось Комсомольское озеро. Когда… Ох, сколько было этих выбивающих слезу радости «когда»! И все это откладывалось в сердце, чтобы вылиться на холсте.
На 4-й Всебелорусской художественной выставке Красовский заявил о себе как подающий особые надежды, интересный мастер. Его картины «Дожинают» и «Выход на работу» среди произведений таких мастеров, как И. Ахремчик, А. Грубе, З. Азгур и других, привлекли внимание своей яркостью и глубиной. В них, а еще ранее в дипломной работе в техникуме «Очковая фабрика», четко наметилась главная линия его творчества – показ человека, преобразующей силы и величия труда.
Во время наших встреч Красовский неоднократно подчеркивал: дескать, жизнь художника неотделима от жизни народа, страны; какова твоя жизненная позиция, таково и творчество. И лично его становление как человека и профессионала совпало со становлением послереволюционного государства и новой жизни, в которую он сызмальства верил каждой клеточкой сердца. И лично сам он постоянно был в движении, общении с людьми.
В предвоенные годы вполне определилась широта интересов художника, ярко выливающаяся в его работах. Назовем хотя бы такие, как «Трамвай – в рабочий квартал», «Завод «Большевик», «Белорусские ткачихи», «На пашне», «Портрет белорусского колхозника»…
Особое место, как самое дорогое и сокровенное, во всей широте интересов его творчества занимает ставший самым близким и родным город, с которым он навсегда связал свою жизнь. На всем ее продолжении рождались работы о Минске: «Тонкосуконный комбинат», «Минск. Ул. Бакунина», «Комаровка», «Окраина Минска», «Ботанический сад», «Круглая площадь»…
Особый след в судьбе художника оставили события Великой Отечественной войны.
Грянула беда как гром среди ясного неба. Красовский работал над картиной, а в это время на Минск сыпались бомбы. Горели, рушились дома, гибли люди. В дымной гари все вертелось, уничтожалось. Невыносимо тяжело было глядеть на происходящее, мучительно покидать обжитый угол.
Эвакуировавшись, он активно участвует в изданиях политической сатиры, метко разящей фашистских вояк. В 1942 году СНК БССР переводит Красовского в Москву, где он возглавляет отдел художественного оформления Белорусского государственного издательства. Активно сотрудничает также в сатирических изданиях «Раздавим фашистскую гадину» и «Партизанская дубинка».
Все свободное от основной работы время он отдает живописи: пишет портреты белорусских партизан, деятелей искусства, воспроизводит в пейзажах родную природу.
— Должно быть, самое трудное, Евгений Евстафьевич, — запечатлеть на холсте судьбу человека?
— Да. Это очень трудно. Далеко не всегда удается.
— Ваше полотно «Земля» вместе с другими картинами белорусских художников показывалась на выставке в Третьяковской галерее, привлекло внимание. Вы удовлетворены?
— Не совсем. Если бы я писал его теперь, то по-иному.
(Из разговора.)
Неудовлетворенность сделанным была сутью его характера – человека и художника. Ведь без движения и поиска не было роста. И так в любом деле. В творчестве прежде всего.
За прожитые годы сделано немало. Это одинаково плодотворная работа в области сюжетно-тематической картины, портрета, пейзажа, натюрморта. Интересной страницей в творчестве Евгения Евстафьевича являлся экслибрис (художник участвовал в республиканской и всесоюзной выставках советского книжного знака, в выставках в Японии, Лейпциге, Братиславе и т.д.).
Его творчеству были характерны свобода и обобщенность письма, точность композиции и портретных характеристик, тонкая передача цвета окружающего мира и, несомненно, внутренняя динамика.
Общение с природой земли родной, чудесными ее уголками рождало многочисленные пейзажи, занявшие видное место в белорусском изобразительном искусстве. Сколько волнующих чувств до сих пор вызывают «Беловежская пуща» и «Вязынка», «Зима в Минске»!
Красовский много сил отдавал общественной работе в Союзе художников. Но главное, известно, каждая свободная минута, даже во сне, — творчество. Тем более все созданное им еще до войны не сохранилось, как и произведения, находившиеся в Минской картинной галерее, – их вывезли оккупанты в Германию. Судьба их так и осталась неизвестной. Но рождались новые и новые произведения.
Не раз доводилось мне бывать в его творческой мастерской, напоминавшей музей. Бросались в глаза работы, разные по жанрам, темам и времени создания. Имелись полотна, скрытые от глаз покрывалом. Над ними велась еще работа.
Как-то я задал художнику вопрос, может, неожиданный, а может…
— По различным публикациям я насчитал пятьдесят семь выставок, начиная с 1931 года: республиканских, союзных, личных, на которых демонстрировались ваши произведения. Международные не считаю… Отмечались вы наградами… Как к этому относитесь?
— А как к этому относиться? Работаю и работаю… А оценивают зрители, специалисты-профессионалы. Ну и, конечно, прежде всего сам… исполнитель. Считаю, главное еще впереди…
(Из разговора.)
Тогда я ничего не сказал. Да и что скажешь?.. Бежали, бежали дни в заботах и делах.
В июле 1980-го прошлого века Красовского Евгения Евстафьевича не стало. При прощании во всеуслышание кто-то сказал: «Вот и ушел из жизни сын своего времени». И это так: он был настоящим сыном своего времени, в котором жил и творил, принимал его, каким бы оно ни было, всем своим сердцем, каждодневными делами и заботами.
